Ник Дрейк - Тутанхамон. Книга теней
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Ник Дрейк - Тутанхамон. Книга теней краткое содержание
Тутанхамон. Книга теней читать онлайн бесплатно
Ник Дрейк
«Тутанхамон. Книга теней»
Когда же воссияло величество его царем, были храмы богов и богинь, начиная от Йэба вплоть до заводей Топи, близки к забвению. Святилища их были близки к уничтожению, являясь развалинами, поросшими растениями; покои их были как то, что не являлось на свет, дворы их — дорогою пешеходной. Была земля как бы в болезни. Боги отвернулись от земли этой. Если посылали войско в Палестину, чтобы расширить границы Египта, не являлось твердости их никакой. Если молили бога, чтобы попросить совет у него, не приходил он к нему. Если молились богине какой равным образом, не приходила она совсем: сердца их ослабли сами собою, нарушили они творенье.[1]
Из Реставрационной стелы, установленной в храмовом комплексе в Карнаке в первые годы правления ТутанхамонаДействующие лица
Рахотеп — Расследователь тайн, главный сыщик фиванской Меджаи (полиции)
Его семья и друзья:
Танеферет — его жена,
Сехмет, Туйу и Неджемет — его дочери,
Аменмес — его малолетний сын,
Тот — его бабуин,
Хети — его коллега-меджай,
Нахт — аристократ,
Минмес — слуга Нахта.
Правящая семья:
Тутанхамон — владыка Обеих Земель,
Живой образ Амона,
Анхесенамон — царица, дочь Эхнатона и Нефертити,
Мутнеджемет — тетка Анхесенамон, жена Хоремхеба.
Высокопоставленные придворные:
Эйе — регент, Отец Бога,
Хоремхеб — командующий армиями Обеих Земель,
Хаи — начальник писцов,
Симут — начальник дворцовой стражи,
Небамон — начальник фиванской Меджаи,
Майя — кормилица Тутанхамона,
Пенту — Главный лекарь при Тутанхамоне.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Я знаю тебя и знаю твои имена.
Тексты саркофагов. Надпись 407Глава 1
10-Й ГОД ПРАВЛЕНИЯ ЦАРЯ ТУТАНХАМОНА,
ЖИВОГО ОБРАЗА AMOHA
ФИВЫ, ЕГИПЕТ
Троекратный короткий стук. Я вслушивался в наступившую за ним тишину, и мое сердце грохотало в ответ. Затем, к моему облегчению, послышался знакомый последний короткий удар условного сигнала. Я медленно перевел дух. Возможно, старею. Было еще темно, но я уже проснулся, ибо сон вновь изменил мне, как часто случалось в эти печальные предрассветные часы. Я поднялся с ложа и быстро оделся, кинув взгляд на Танеферет. Голова моей жены изящно покоилась на подставке для сна, однако ее прекрасные встревоженные глаза были открыты и наблюдали за мной.
— Спи. Обещаю, я вернусь домой вовремя.
Я нежно поцеловал ее. Свернувшись клубком, словно кошка, она смотрела, как я ухожу.
Я отодвинул завесу и какое-то время смотрел на трех моих девочек — Сехмет, Туйу и Неджемет: они спали в своих постелях, в их общей желтой комнате, заваленной одеждой, старыми игрушками, папирусами, грифельными досками, их детскими рисунками и прочими вещами, важность которых ускользает от меня. Наш дом становится слишком мал для таких взрослых девочек. С минуту я прислушивался к хриплому, натужному дыханию отца в его комнате в задней части дома. Вот оно надолго затихло, но затем новый вздох принялся с трудом прокладывать себе путь через его старое тело. Напоследок, как всегда перед тем, как покинуть дом, я постоял возле моего младшего сына, Аменмеса, который спал в совершенном умиротворении, раскинув руки и ноги как попало, словно пес перед очагом. Я поцеловал его в лоб, влажный от жары. Он даже не шевельнулся.
Взяв с собой ночные пропуска — поскольку в городе действовало ограничение на передвижение по ночам, — я беззвучно закрыл за собой дверь. Тот, мой умный бабуин, ринулся ко мне вприпрыжку, покинув свое лежбище на дворе; он задрал вверх свой короткий, с кисточкой, хвост и, приветствуя меня, привстал на задние лапы. Я дал Тоту понюхать свою ладонь, потом прошелся пальцами по его густой бурой гриве. Сделал короткое движение, означающее возлияние, в сторону маленького домашнего бога в его нише, который знает, что я не верю в него. Затем я открыл калитку и шагнул в тень переулка, где меня ожидал Хети, мой помощник.
— Итак?
— Мы нашли тело, — спокойно сказал он.
— И ради этого ты разбудил меня? Нельзя было подождать до рассвета?
Хети знает, насколько плохим может быть мое настроение, если меня потревожить слишком рано.
— Подожди, пока ты его не увидишь, — отозвался он.
В молчании мы тронулись в путь. Тот натягивал поводок, взволнованный прогулкой в темноте и готовый исследовать все, что бы ни ждало впереди. Стояла замечательная ясная ночь — закончился жаркий сезон шему, время сбора урожая, и с появлением на небе Сириуса, Собачьей звезды, пришла высокая вода, затопив берега Великой Реки, и принесла на поля плодородный ил, дающий жизнь. И снова вернулось время празднества. В последние годы вода зачастую поднималась недостаточно высоко или, наоборот, разливалась слишком сильно, причиняя большие разрушения. Но в этот год половодье было идеальным, к облегчению и радости населения, подавленного и даже угнетенного этими мрачными временами правления Тутанхамона, царя Верхнего и Нижнего Египта.
Сияющий лик луны давал достаточно света, чтобы мы могли идти, словно бы она служила нам светильником. Она была почти полной, в окружении безмерного звездного роя, словно тонкой накидки, — богиня Нут, на которую, как говорят жрецы, будут смотреть наши мертвые глаза, когда мы будем лежать на спине в маленьких погребальных ладьях, что понесут нас через океан Иного мира. Я размышлял об этом, лежа без сна на своей постели, ибо я человек, который видит тень смерти во всем: в радостных лицах моих детей, в переполненных людьми улицах города, в суетном золотом великолепии дворцов и государственных зданий — и почему-то всегда лишь краем глаза.
— Как ты думаешь, что мы увидим после смерти? — спросил я.
Хети знает, что должен потакать случающимся у меня иногда наплывам философских раздумий, как должен потакать много чему еще. Он моложе меня, и несмотря на то, что за свою жизнь на службе в Меджаи ему довелось видеть много жестокостей, его лицо в какой-то степени сохранило открытость и свежесть, а волосы (в отличие от моих) — естественный цвет, черный как ночь. Он по-прежнему остается в форме, словно породистый охотничий пес, сохраняя прежнюю страсть к охоте. Насколько это непохоже на мою собственную пессимистическую, склонную к быстрой усталости натуру! Ибо с приближением старости жизнь кажется мне попросту бесконечной чередой проблем, требующих разрешения, а отнюдь не цепью удовольствий. «Каким смешным я нынче становлюсь», — укорил я себя.
— Ну, я думаю, мы увидим зеленые поля, где все надутые аристократы станут рабами, а рабы — надутыми аристократами. И все, что от меня будет требоваться за целый день, — это охотиться на уток в камышовых зарослях да пить пиво, празднуя такую блистательную удачу.
Я оставил его шутку без ответа.
— Если нам предстоит увидеть хоть что-нибудь, зачем тогда бальзамировщики кладут луковицы нам в глазницы? Луковицы! Эти яблоки слез…
— Возможно, истина состоит в том, что Иной мир можно увидеть лишь мысленным взором… — отозвался он.
— Вот теперь ты говоришь как мудрый человек.
— И все же — те, кто был рожден в богатстве, целый день бездельничают, наслаждаясь роскошью и любовными похождениями, в то время как я работаю как собака и не зарабатываю ничего…
— Да, эта тайна поистине гораздо глубже!
Мы шли лабиринтом древних, узеньких проулков, петлявших между шаткими домами, выстроенными безо всякого плана. Днем в этом квартале будет шумно и людно, однако ночью, когда ходить по улицам запрещено, здесь царила тишина; дорогие лавки с роскошными товарами укрылись под защитой ставней, словно погребальные дары в могиле; повозки и прилавки на Фруктовой улице были убраны на ночь; столярные, кожевенные и стекольные мастерские стояли покинутые и погруженные в тень; даже птицы в своих клетках, вывешенных в лунном свете, не издавали ни звука. В нынешние темные дни страх держит всех в подчинении. Губительное правление Эхнатона, когда царский дворец и храмы были перемещены из Фив в новый, выстроенный в пустыне город-храм Ахетатон, кончилось десять лет назад. Могущественные жрецы Амона, при Эхнатоне лишившиеся своих мест и имущества, получили обратно власть, обширные земельные угодья и неисчислимые мирские богатства. Однако это не восстановило стабильности, поскольку урожаи были скудны, а чума унесла тысячи жизней — и большинство людей верило, что эти несчастья были наказанием за тяжелые ошибки, допущенные при правлении Эхнатона. А затем, словно чтобы доказать это, один за другим умерли все члены царского семейства: сам Эхнатон, пять из шести его дочерей и, в конце концов, Нефертити, его прекраснейшая супруга, чьи последние дни до сих пор оставались предметом многочисленных домыслов.