Чекистский невод - Валерий Георгиевич Шарапов
«“Спящий” агент?» – Михаил лихорадочно размышлял, анализировал имеющиеся скудные данные.
– Очень приятно, – неуверенно произнес Белецкий. – Не возражаю. Чем обязан?
– Все в порядке, Родион Львович, органы ни в коей мере не собираются препятствовать вашей работе. Даже рады способствовать.
– Каким образом? – не понял собеседник.
– Не буду ходить вокруг да около. К объекту приковано внимание западных разведок. Это не спутники, не какое-то абстрагированное внимание, а конкретное присутствие. Днем ранее на объекте зафиксировали проникновение постороннего. Не будь вы так заняты, вы бы знали.
– Да, я, кажется, что-то слышал…
– Вот об этом я и говорю. Ситуация выглядит неоднозначной. Мы стараемся предотвратить возможные неприятности. Не удивляйтесь, если в ближайшие дни вас будут опекать больше обычного. Это связано с вашей безопасностью. Понимаю, что вам не до этого, но постарайтесь смириться. В последнее время кто-то проявлял интерес к вашей работе – помимо коллег? Возможно, пытались что-то выяснить, задавали вопросы. Появлялись ли рядом с вами незнакомые лица?
– Ну, пока только вы… Прошу простить. – Белецкий смутился. – Если честно, товарищ, мне особо и негде встречаться с незнакомыми лицами. В магазин я не хожу, это делает Нина… моя жена. В местах общественного пользования появляюсь нечасто. А в последнее время вовсе не до этого. Аврал на работе, поэтому ухожу рано, возвращаюсь поздно… Да, чуть не забыл. В прошедшие выходные, а точнее говоря, в воскресенье супруга вытащила меня в Симферополь. Ей захотелось пройтись по широким улицам, посетить крупные универмаги, сводить меня в ресторан, гм… Ну, это она так выразилась. Пляжный отдых не приветствую, все местные музеи и достопримечательности знаем наизусть… Она так упрашивала, настаивала, что я должен отвлечься от своего затворнического образа жизни, умоляла сделать ей приятное… В общем, съездили. Нас отвез шофер Володя. Здесь недалеко – полтора часа езды с ветерком. У нее были какие-то талоны, убежала в универмаг, я ждал ее в соседнем сквере… Потом прошлись по бульвару, заглянули в планетарий, посидели, как она и просила, в ресторане. Вечером вернулись в Стрижи. Так что только в Симферополе я мог бы общаться с незнакомыми лицами.
– А вы общались?
– Даже и не думал. – Белецкий засмеялся. – Общения хватает на работе, да и не любитель я разных незапланированных вещей и встреч…
– Понимаю, любите все планировать и минимизировать случайности. Хорошо, выполняйте свою работу, Родион Львович, не буду вам мешать.
Кольцов задумчиво смотрел, как удаляется по коридору главный инженер, и не мог разобраться в оживившихся в черепной коробке мыслях. До прибытия приемной комиссии на важный правительственный объект оставалось две недели. На объекте кипела работа, люди пахали в авральном режиме. Складывалось ощущение, что к Крыму уже подлетают ракеты с ядерными боеголовками…
На всесоюзную здравницу ложились сумерки, когда Кольцов, волоча ноги от усталости, добрался до гостиницы. Машину оставил за сквером, чтобы не мозолила глаза отдыхающим. Прошел по аллеям, не забывая оглядываться, постучал в окно неприметной машины, припаркованной у входа. Опустилось стекло, показался лик неспящего сотрудника.
– Не появлялась Гущина?
– Никак нет, товарищ майор. Сидим весь день, ни одной более-менее похожей на нее особы. С задней стороны Наливайко – недавно сменил Полищука. Там тоже все спокойно – мы иногда обходим периметр. Была одна барышня – журнал читала, когда входила, лицо не показала. Прошли за ней – не то. Постоялица из 111-го номера, некая Марина Глухова… Думаете, фигурантка придет?
– Работайте, парни, – и не думайте о том, о чем думать не положено. Не забывайте, что Гущина может сменить внешность.
Он покурил у входа, метко послал окурок в урну. Легкие сумерки становились «критическими». Ждать Киру Гущину можно было месяцами. Даже не утопия – полная чушь. Никто не придет ни в гостиницу, ни на Бела Куна. Бессмысленная трата времени и ресурсов. Но действовали по инструкциям, написанным умными людьми. Сотрудники в штатском, милиционеры прочесывали город, имея на руках фотографию Гущиной (на КПП при въезде делали копии с паспортов – имелась «темная комната» с ротатором). Под данной фамилией преступница город не покидала. Но что мешало покинуть под другой фамилией, сменив внешность? Поимка преступницы превращалась во что-то иллюзорное.
Столовая работала, но выбрать было нечего. «Почему бы сухарей не насушить?» – все чаще посещала мысль. Даже со скудным выбором блюд очередь еле продвигалась. Невесело шутили голодные постояльцы: последнее блюдо осталось – гуляш по коридору. Принесли разогретые дневные котлеты, подгорелую тушеную капусту, очередь оживилась. Можно считать, повезло. Михаил устроился за дальним столиком, стал жадно есть. Качество съестного компенсировалось количеством хлеба. На другой стороне обеденного зала доедала свой поздний ужин Полина, в сторону Кольцова демонстративно не смотрела. Соседка погрустнела, потеряла интерес к жизни, отрешенно ковырялась вилкой в тарелке. Опять на горизонте возник толстяк Альберт! Понял, что в отношениях «влюбленных» что-то сломалось, и немедленно бросился в наступление. Он сидел напротив Полины, заговаривал ей зубы. Человек старался – плешь на макушке блестела от пота. Полина, как обычно, не клеилась, машинально кивала. Это было унизительно для майора госбезопасности. Не доставайся же ты никому! Он вытер губы салфеткой, резко поднялся, чтобы идти разбираться. Вот же странно: Полина краем глаза контролировала ситуацию. Повернула голову и ТАК посмотрела… Майор словно на барьер наткнулся. Он помялся, развернулся и двинулся прочь, забыв убрать за собой…
Ночь прошла спокойно, но плохо спалось. За стеной ворочалась Полина – видно, отшила своего навязчивого ухажера. Сон набегал, как прибой, – захлестывал, откатывался, грозя всенощным бдением. В итоге утром Кольцов поднялся разбитым, злым на весь белый свет. Постоял у двери Полины, даже руку поднял, чтобы постучать, но так и не решился. Откуда такое слабоволие? Чертыхаясь, игнорируя столовую, побежал через сквер к машине. Завтракал в какой-то занюханной чебуречной недалеко от отдела, размышляя о вещах, мешающих работе. Почему, в конце концов, он должен оправдываться перед Полиной, что-то объяснять и при этом краснеть, как пионер?
В
