Ирина Глебова - Ангел-хранитель
Поутру он попросил Максима отвезти его в двуколке в город, в полицейскую управу. Со слов Вадима Илларионовича он знал, что и полиция, и городской архив, и многие другие присутствия расположены все вместе, в одном особняке. Для него это было очень удобно. Полчаса общения с коллегами в уездной полиции хватило для того, чтоб разговор стал доверительным. Тем более что о Петрусенко и его негласном расследовании там уже знали, правда – без подробностей. В распоряжение следователя поступил околоточный Степанов, и они вместе отправились в другое крыло здания, в городской архив. Местный полицейский был отличным проводником, перед ним без лишних вопросов открывались любые двери.
С архивными документами Петрусенко умел работать, потому здесь особенно не задержался. Он быстро отыскал в реестрах рождения и смерти запись семнадцатилетней давности: дату рождения княжны Берестовой и дату смерти – разница в одни сутки. Имени ребенок еще не успел получить. Посидел немного, подумал, подозвал к себе работника архива.
– Подскажите, будьте любезны: хранятся ли у вас документы городских больниц? Всяческие журналы регистрации больных, смертных случаев, списки медицинского персонала?
– До десяти лет все документы хранятся в самих больницах, – ответил архивариус. – После поступают к нам, сюда.
– В таком случае подскажите. Благотворительные больницы, для неимущих – сколько их в городе?
Архивариус, старичок в форменном сюртуке, в очках и с бородкой клинышком, был, судя по всему, знатоком своего дела. Ответил почти не раздумывая:
– Есть подобная больница при ситценабивной фабрике Коншина. И еще одна – из фондов графини Соллогуб. Графиня была известной благотворительницей, когда умерла двенадцать лет назад, завещала учредить два фонда: на обучение бедных девушек ремеслу и на бесплатную больницу… Ну, и еще городская больница для неимущих.
– Давно она существует? – поинтересовался Петрусенко.
– Сколько себя помню, – пожал плечами архивариус. – Но если надо – уточню.
– Это не обязательно. Скажите мне только еще: фабричной больнице много лет?
– Нет. После памятных бунтов, в девятьсот седьмом году ее открыли для работников.
– В таком случае, – улыбнулся Викентий Павлович, – остановимся на городской больнице. Можно ли взглянуть на документы семнадцатилетней давности.
Для себя Викентий Павлович выстроил гипотетическую версию. Если подмена ребенка в самом деле была, то откуда появился мертвый младенец? Конечно, могла быть совершенная случайность: например, своя работница нагуляла, родила мертвого, ей хорошо заплатили за молчание… Но, во-первых, необходимо невероятное везение, чтоб все так совпало. Во-вторых, чревато разглашением тайны, вероятностью шантажа в будущем… Еще более невероятно, что ребенка родила именно в этот день какая-нибудь бродяжка, оказавшаяся именно в окрестностях «Замка»! Нет, проще представить другое: ребенка на подмену искали и нашли. И логичнее всего искать было в больнице для бедных. В то время она была в городе одна.
И Петрусенко очень быстро нашел то, что искал. Это оказалось нетрудно, ведь нужные дни он знал – те, когда родилась и умерла княжна Берестова. В городской больнице для бедных как раз тогда случился очень подходящий смертный случай: новорожденная девочка, чей отец был неизвестен, а мать – «безымянная нищенка из богадельни шестнадцати-семнадцати лет…» Викентий Павлович просмотрел списки сотрудников больницы того времени и узнал, кто именно занимался погребением скончавшихся в больнице людей. Хоронили их за мизерные средства городских властей. Но чтобы закопать в землю умершего новорожденного младенца, не нужно было даже этого. Их самолично отвозила на кладбище медицинская сестра Кочина Варвара Акимовна. Она была и поныне жива, хотя уже в больнице не работала. Адрес в документах имелся…
– Это на другом конце города, – сказал Викентию Павловичу околоточный. – Сейчас возьмем служебные дрожки и поедем.
По дороге Петрусенко спросил его:
– Что известно в управе о хуторе Дурдово близ Починок? О его последней обитательнице?
– Живет там одна старушка, травы собирает, людей лечит. Образованная, скажу вам, женщина! Наш начальник сказывал: из старинного рода происходит.
– А я вот слышал, что чуть ли не колдунья она?
– Люди наговорят! – Околоточный отмахнулся, как от ерунды. – Живет одна на уединенном хуторе, вот у простых людей и начинает работать воображение. Колдунья, ведьма! Не в Средние века живем!
– Но ведь согласитесь, это и впрямь странно: старая женщина, одна, вдали от людей…
Околоточный примирительно пожал плечами:
– Может, и странно. Но старики – они часто странные. Я думаю, привыкла просто она, не хочет изменений, суеты… Во всяком случае, по нашей части на Сычеву никаких нареканий нет.
– Сычева? – переспросил Петрусенко. – А как по имени-отчеству, знаете?
– Знаю. Евстафия Исидоровна она… А вот, кажется, мы и подъезжаем. Это где-то здесь.
Они ехали по живописной зеленой улице. С одной ее стороны – стены кремля и посада, с другой – прижимаясь к склонам Воскресенской горы, тянулись деревянные дома, одно– и двухэтажные, с резными наличниками, козырьками, столбиками крыльца.
– Красивая улица! – воскликнул Петрусенко.
– Здесь живут в основном мещане, – ответил околоточный. – Учителя, раклисты с фабрики, конторщики. Вот и дом Кочиной.
Одноэтажный добротный дом окружал невысокий палисад, ставни на окнах распахнуты, значит, хозяйка, должно быть, дома. Долго лаяла собака, пока на крыльцо не вышла пожилая, лет шестидесяти пяти, женщина. Углядела форменную фуражку околоточного и поспешила к воротам. Это оказалась сама Варвара Акимовна. Вслед за ней Викентий Павлович прошел в комнаты, а его сопровождающий остался курить на крыльце. Но прежде он сказал женщине:
– Господин Петрусенко – следователь из самой столицы! Серьезное дело разбирает, отвечать ему надо все, без утайки!
Бывшая медицинская сестра не была особенно напугана, смотрела на Викентия Павловича настороженно и удивленно.
– Я удивлю вас еще больше, – ответил на ее безмолвный вопрос Викентий Павлович. – Меня интересует одно происшествие. Случилось оно в вашей больнице, семнадцать лет назад.
– Да разве ж вспомнить такую давность! – Женщина покачала головой. – Тут на кухню выйдешь и думаешь: а зачем это я сюда пришла? А вы – семнадцать лет назад… А что ж за происшествие такое? И почему ко мне пришли?
Петрусенко засмеялся:
– Любопытно все-таки, Варвара Акимовна? А вот я уверяю вас: вы непременно вспомните и расскажете мне, как дело было.
Викентий Павлович блефовал и сам прекрасно понимал это. Все могло быть совсем не так, как он себе представлял. Но ведь и логика в его расчетах тоже была. И Петрусенко продолжал:
– Семнадцать лет назад, в сентябре, у вас взяли одного мертвого младенца. Вы не похоронили его, а отдали! Кому? Женщине? И зачем? Вы не можете не помнить этого, такое не забывается!
Викентий Павлович представлял, что реакция Кочиной может оказаться самой разной. Например, настоящее удивление совершенно невинного человека. Или полный старческий провал памяти. А если он рассчитал все верно, и она об этом помнит, то может попытаться скрыть, соврать, но все равно чем-то себя выдаст, а уж он обязательно заметит… Однако Варвара Акимовна вдруг быстро мелко закрестилась, тяжело задышала и грузно опустилась на табурет.
– Бог свят! – Голос ее казался наполнен мистическим ужасом. – Вот оно, возмездие пришло. Сначала та женщина пришла, мать ребеночка, а теперь вы о младенце спрашиваете… Неспроста мне эти знаки даются! Да только ведь я для благого дела, живое дитя спасти хотела!
– Подождите, подождите! – Викентий Павлович мало что понял в причитаниях Кочиной, только самое главное. – Значит, был мертвый ребенок, отданный вами кому-то?
– Был, конечно, был! Все расскажу, как на духу! Разве такое забывается! А монашка эта неспроста в тот же день в больницу пришла, как и я! Знамение это…
– Давайте, Варвара Акимовна, подробнее о монашке расскажите.
Оказывается, Кочина время от времени навещала свою больницу, где проработала больше тридцати лет. Вот и недели три назад заскучала она и пошла в больницу. Там ее встретили, как всегда, приветливо, и пока сидела она в большой кладовой с другими сестрами и кастеляншей, пришли две монашки из Владычного монастыря. Они, как это делали уже много лет, принесли новое постельное белье, скатерти, занавески на окна. Все это они шили сами у себя в монастыре и бесплатно жертвовали больнице для бедных. Кастелянша с одной монахиней ушла пересчитывать и принимать белье, а вторую сестры пригласили попить с ними чаю. Она присела к столу, пила чай, слушая их разговоры и улыбаясь каким-то своим мыслям. А потом, когда наступила пауза, сказала вдруг негромко:
– Когда-то и я здесь, у вас в больнице, побывала.
