Ирина Глебова - Санный след

Ирина Глебова

САННЫЙ СЛЕД

Глава 1

В такую слякотную стынь городовой Матвеев готов был проклясть свою службу. Холодный дождь моросил весь день, но не выдыхался, а даже усилился к вечеру. Ветер с дыханием близкой зимы давал передышку на две-три минуты, а потом вновь бросал дождевую морось в лицо, продувал насквозь. Не спасал и плотный парусиновый плащ с капюшоном.

Матвеев заступил на пост в шесть вечера. Прошло всего два часа, а впереди — тоскливо и думать! Городовой он был старательный, а потому, горбясь и отворачиваясь от ветра, все же ходил по улице — взад-вперед. Ненадолго заглядывал в свою будку на углу — там хоть ветра и дождя не было! — но потом вновь исправно патрулировал.

Вообще-то пост у Матвеева был хороший. Улица в одном из центральных околотков, мощеная, с газовыми фонарями, добротными купеческими и доходными домами, где первые этажи почти все занимали магазины, мастерские, ателье. Дальше, за поворотом, размещался городской театр. В дни представлений на улицах было оживленно, проносились коляски, экипажи, прохаживалась публика… Но сейчас здесь царила пустота, затишье. В свете фонарей Матвеев видел совершенно безлюдную улицу. Вот уже полчаса он мечтал, как зайдет в часовую мастерскую Шагальева. Он часто это делал в свои вечерние дежурства. Там тепло. Уютно. Хозяин по-приятельски угостит его горячим чаем… Часовых дел мастер, старичок Спиридон Антонович, всегда работает допоздна. Небось ждет его. Знает, что сегодня дежурство Матвеева, и уж в такую погоду невозможно не зайти погреться! А в большие окна мастерской улица хорошо просматривается… Да, уже пора! Вот еще разок пройтись от угла до угла — и к Шагальеву на чаек…

Городовой дошел до середины улицы, когда навстречу ему, бог весть откуда вынырнув, помчался парнишка. Бежал сломя голову такой перепуганный, что почти ткнулся в живот Матвееву. А когда попробовал увернуться — не тут-то было! Цепкие сильные руки городового уже держали беглеца за ворот пальтеца.

— Куда мчишься, заяц?

Матвеев тряхнул худенького подростка. Парнишка поднял на него бледное лицо, перекошенное страхом, и городовой сразу понял, что не их неожиданная встреча нагнала этот страх: что-то другое, увиденное раньше. То, от чего мальчишка убегал.

Часовая мастерская была ближе, чем будка. Да и лучше там — теплее и светлее. К тому же пойманный парень мелко дрожал, стучал зубами и ничего не говорил — его нужно было привести в чувство. Потому Матвеев решительно постучал в двери к Шагальеву, втащил туда свою «добычу» и попросил у Спиридона Антоновича кипятка. К тому времени, когда, обжегшись первым глотком и откашлявшись, парень лихорадочно хлебал чай, городовой уже узнал его. Увидев, что тот достаточно оклемался, решительно забрал у него чашку и, крепко держа за плечо, спросил насмешливо:

— Ну что, Сапелкин… Тихон, если не ошибаюсь? Рассказывай, куда ты влез на этот раз? Хорошо тебя, видать, там отпороли!

Тишка Сапелкин, пятнадцати лет, известен был Матвееву давно. Как и все его преступное семейство. Папаша, если не отсиживал в тюрьме, поворовывал по квартирам и лавкам, матушка перешивала краденое, братья — и Тишка сам-третий — помогали как могли в семейном «промысле». Ребята были ушлые, таких легко не испугаешь. Что же это такое увидел Тихон?

Лицо у Тишки еще оставалось без кровинки, но в себя он уже пришел, смотрел исподлобья, прикидывал, что сказать. Потом со всхлипом вздохнул, и Матвеев понял: расскажет все как есть.

Уже несколько дней как Тишка присмотрел сапожную лавку, которую можно легко «почистить». Вот сегодняшний вечер показался подходящим: дождь, ветер, безлюдье… Шел по задворкам больших улиц и прикидывал: сколько возьмет готовых сапог, сколько кожи, а если повезет, и сафьяна. Ведь уже договорился, куда свою добычу сбудет… Как раз тут и хлопнула незапертая дверь: порыв ветра налетел, она вновь со скрипом приоткрылась, хлопнула, закрываясь… У Тишки аж дыханье сперло! Ведь это же была задняя дверь «Бонвивана» — самого модного в городе магазина одежды! В магазине было темно, совершенно тихо — только дверь скрипела и хлопала. Открытая… Минут пять Тихон стоял, замерев на месте, прислушиваясь. Потом — еще столько же, уже шагнув в дверь, прикрыв плотно ее за собой. Из магазина не доносилось ни звука. И парень решился. А еще подстегивало его радостное, будоражащее предвкушение: то, что утрет он нос братцам, притащив дорогущие наряды из французского магазина! А папаша скажет при всех, что он, Тишка, ловчее и сообразительнее других…

В темноте парень видел как кошка. Сначала — длинный коридор и еще один вход, тоже открытый. Небольшая лестница наверх и — стеклянные двойные двери в салон. Но Тихон не успел туда зайти: откуда-то сбоку просачивался свет — тонкой полосой по полу. Воришка испуганно прижался к большой кадке с пальмой, ждал. Но стояла тишина. Нет, решил он, нельзя делать дело, не узнав, что это за свет. Мало ли… Вдруг кто есть из людей? Сторож, например.

Честно говоря, увидев этот лучик света, Тихон сразу пожалел о своем неожиданном предприятии. Плохое предчувствие давило грудь. Но все же он пошел на свет неслышным, крадущимся шагом. Ведь даже удирать, не зная, что там, и то теперь боязно…

Дальше Тишка Сапелкин рассказывал настолько бессвязно, что городовой понял лишь главное. В комнате, где горел свет, парень увидел мертвую женщину. И не просто мертвую! «Раздетая и порванная, словно зверь когтями драл, ей-богу! А кровищи кругом, кровищи!..»

Матвеев попросил часовщика Шагальева никуда Сапелкина не отпускать. Сам проверил запоры на окнах и двери. Вдруг воришка все наврал, чтобы отвлечь внимание от истинного своего проступка и, улучив минутку, драпануть! А если правда — тем более отпускать нельзя: скроется, ищи его потом, свищи! А так — первым свидетелем пойдет. Впрочем, Матвеев был почти уверен, что Тишка говорит истину: выдумать такое не просто — изощренный ум надобен.

На улице Матвеев посвистел в свисток. На характерную резкую трель прибежали городовой с соседней улицы да дворник из ближайшего особняка. Втроем они и отправились к магазину «Бонвиван».

Этот магазин-салон был главным украшением улицы. Владелица — мадам Жаклин Солье — все сделала по высшему разряду. Заведение было оснащено электричеством и в вечерние часы сияло красивой вывеской. Патрулируя, Матвеев уже проходил сегодня мимо него, любовался. Он знал, что и в середине тоже шикарно: зеркала, манекены, ковровые покрытия и богато задрапированные стены, кабинки для примерки и подгонки одежды по фигуре. Одно слово — самый модный магазин дамской одежды в городе!

Со стороны улицы все было, как обычно: светилась вывеска, но за окнами царила темнота — магазин уже закрыт. А вот задняя подсобная дверь в темноте переулка и вправду тихонько хлопала на ветру. Переглянувшись со своими спутниками, Матвеев кивнул решительно:

— Пошли!

И первым двинулся путем Тишки Сапелкина. Через пять минут он отправил второго городового — бегом! — к начальству. А еще через полчаса встречал пролетку, в которой прибыли сам частный пристав, околоточный и врач.

— Сюда извольте! — повел всех в переулок, к задней двери. — Жуткое, доложу вам, зрелище. Отродясь такого не видал…

Комната, где лежала мертвая женщина, представляла собой что-то среднее между будуаром и выставочным залом. В ней не было окон, но она хорошо освещалась изящными светильниками, была небольшой, однако вместительной. Красивая бархатная, с переливчатым оттенком софа располагалась в глубине. Вокруг несколько таких же бархатных пуфиков, низкий круглый столик на гнутых ножках. А вдоль стен — стеллажи с платьями: самые лучшие и красивые образцы. Наверное, мадам Жаклин любила отдыхать здесь, любуясь прекрасными французскими нарядами, приобрести которые могли лишь самые богатые дамы города. Теперь владелица всего этого великолепия лежала на груде сорванных и брошенных на пол платьев, в одном нижнем белье, пропитавшемся кровью настолько, что, высохнув, оно стало как жесть. Немолодая, но очень моложавая, изящная, кокетливая и веселая, как птичка, мадам Жаклин была теперь изрезана и искромсана так, что, казалось, нет на ней живого места. Нетронутым осталось лишь лицо женщины, но его неузнаваемо исказили нечеловеческий ужас и страдания.

Когда врач, осматривавший убитую с помощью двух городовых, наконец, распрямился, он был бледен.

— Да-с, — протянул глухим голосом, снимая и бросая в пакет липкие окровавленные перчатки, — двадцать семь ран, а может и больше. Похоже, тесаком. Бедная женщина!

Потом, подойдя ближе к частному приставу, добавил, снизив голос:

— Но это еще не все. Было совершено насилие. Жестокое насилие.

Городовой Матвеев слышал это. Он с испугом и жалостью бросил последний взгляд на мадам Жаклин, которую уже заворачивали в одеяла, чтобы нести вниз, к карете, прибывшей из городского морга. И подумал о том, что такого жестокого преступления у них в городе он и не припоминает. Хорошо бы поскорее изловить убийцу — дикого зверя в человеческом облике!