Расплата - Пётч Оливер
– И что мне, по-вашему, следует предпринять? – спросил Франциск с облегчением. Ланнуа, вероятно, не догадался о его замыслах.
– Напишите письмо кайзеру. Пусть он позволит вам переехать в Испанию и там примет под свое покровительство.
Франциск рассмеялся.
– Вступить в самое логово льва? Это безумие, Ланнуа! Если Гаттинара хочет моей смерти, там я попаду к нему прямо в руки!
– Гаттинара не осмелится устранить вас на глазах кайзера, – Ланнуа настойчиво глядел на короля. – В Испании безопаснее всего, поверьте. Мадридский алькасар[12] неприступен, – он встал и слегка поклонился. – Доверьтесь дружескому совету, ваше превосходительство. Обратитесь к кайзеру, он благоволит вам. Желаю вам приятного аппетита.
Кивнув на прощание, гофмаршал направился к выходу. Стражники заперли за ним дверь, и Франциск снова остался один. Погруженный в раздумья, он ковырялся в рыбном паштете.
«Гаттинара хочет моей смерти. Что если он знает о моих замыслах и воспользуется стычкой, чтобы убить меня?»
Через некоторое время король отложил нож и подошел к клетке у окна. Оттуда на него с любопытством взирал один из воронов. Франциск стал кормить его кусочками форели, поглаживая при этом по черным перьям.
– Где же твой братец? – бормотал он. – Лишь бы с ним ничего не случилось…
Король посвистел, так тихо, что стражники не могли его услышать. Перед Ланнуа он говорил, что обучает воронов кое-каким трюкам, дабы отвлечься от горестей плена. Это было правдой лишь отчасти. Единственное, что действительно умели умные птицы, это летать до старого кипариса за стенами крепости и обратно в камеру. У кипариса ждал один из посыльных Франциска. Таким способом король мог всякий раз переправлять из Пиццигеттоне послания. Но сегодняшним вечером Ромул не возвращался. Оставалось надеяться, что Ланнуа не осознал своей промашки.
Монарх еще раз тихо посвистел и в этот раз уловил отдаленный шелест крыльев. Из сгущающихся сумерек вынырнул ворон и скользнул между прутьями клетки.
– Ну что, дружок? – с облегчением приветствовал его Франциск. – Где же ты пропадал так долго? Ты же знаешь, и я, и твой братец волнуемся за тебя…
Он ощупал правую лапу ворона и снял наконец маленький валик, в котором лежал крохотный кусочек бумаги. Взволнованно развернул его и прочел зашифрованное послание.
Через некоторое время губы короля растянулись в улыбке, и он бросил ворону особенно крупный кусок рыбы.
– Возьми, верный соратник. Честно заработал.
Затем Франциск I снова сел за стол и с большим аппетитом принялся за еду. Похоже, Господь смилостивился над Францией. После всех поражений, что обрушились на него за последние месяцы, удача снова развернулась к нему лицом!
Быть может, теперь-то все обернется к лучшему.
* * *Луна ярко светила над Вюрцбургом. Матис в очередной раз наводил орудие на крепость Мариенберг и тут заметил краем глаза мерцающий свет. Он обернулся и всего в нескольких шагах увидел крестьянина с факелом, который прохаживался по переулкам.
– Черт возьми, сколько раз повторять, что я не потерплю открытого пламени возле орудий! – взвился Матис, и крестьянин вперил в него испуганный взгляд. Свежеиспеченный старший орудийщик Светлого отряда показал на несколько мешков с порохом, горкой сложенных на мостовой. – Одна-единственная искра, и тут яма будет величиной с деревенский пруд. От нас с тобой и мокрого места не останется!
Тщедушный крестьянин пробормотал извинение и поспешил к своим товарищам. Но прежде еще раз оглянулся на юного повесу, который в скором времени превратит ненавистную вюрцбургскую крепость в груду горящих обломков.
Матис устало потер глаза. С самого рассвета он и группа специально отобранных крестьян возились с немногочисленными орудиями, которые таскала за собой армия, и спал всего несколько часов. Последние десять дней они разоряли окрестности Вюрцбурга, продвигаясь все дальше на север. Штурмом брали замки и монастыри, в то время как города и деревни примыкали к ним по большей части добровольно. Слава Матиса, как умелого орудийщика, росла с каждым новым штурмом, но радости он от этого не испытывал. Всех немногочисленных ландскнехтов, которых крестьяне брали в плен, они с Мельхиором расспрашивали о группе артистов с обезьяной и попугаем. Но всё было напрасно. Война, казалось, поглотила Агнес. Так они добрались с Гёцом фон Берлихингеном и его так называемым Светлым отрядом до самого Вюрцбурга.
Жители богатого епископского города, почти не колеблясь, открыли крестьянам ворота и радостно выбегали им навстречу. Только Мариенберг, крепость архиепископа, что высилась на крутом холме над Майном, еще находилась в руках противника. Ненавистный архиепископ Конрад фон Тюнген бежал в Гейдельберг, а благочинный собора отказывался сдать крепость. После ожесточенных споров горожане и крестьяне решили наконец вместе штурмовать Мариенберг. Не без помощи Матиса. При этом тот понимал, что своим высоким положением обязан лишь одному обстоятельству. Обученные орудийщики в армиях мятежников встречались столь же редко, как крупинки золота в кучах пфальцского песка.
Матис вытер со лба пот вперемешку с грязью и пороховой пылью и поспешил к следующему орудию. Еще одно сражение на стороне крестьян, и можно будет продолжить поиски Агнес. У него не было выбора. Гёц фон Берлихинген в ярчайших красках расписал им с Мельхиором, какая участь ждет орудийщика за дезертирство. Четвертование при этом казалось наиболее безобидным.
Большинство орудий Матис расположил вблизи евангелической церкви, что в речном квартале. Здесь угол выстрела получался наиболее удачным. Над ним мрачной неприступной громадиной высилась крепость Мариенберг. Еще никому не удавалось одолеть ее мощных башен и крепких стен. Матис слышал, что у осажденных имелась собственная мельница для изготовления пороха и новенькие пушки. Ему самому приходилось довольствоваться тем, что крестьяне добывали в походах: ржавые, частью погнутые орудия, некоторые из которых служили еще в прошлом столетии.
Не хватало ядер и пороха, но главное – умелых ремесленников, способных обращаться с этими адскими устройствами. Помимо Матиса в Вюрцбурге нашелся всего один способный орудийщик, а с ним – несколько кузнецов, которые едва разбирались в огнестрельном оружии. Радовало лишь то, что Мельхиор на удивление хорошо был осведомлен в военном деле. Через несколько дней обучения и пробных испытаний менестрель уже мог давать крестьянам необходимые указания. Сейчас они вместе с вюрцбургским орудийщиком занимали укрепления на горе Николаусберг, где располагались еще несколько орудий.
Шорох шагов отвлек Матиса от работы. Он уже решил, что еще один бестолковый крестьянин подвергает опасности собственную и чужие жизни. Но это оказался высокий мужчина в дворянской одежде.
– Луна светит, как большой светильник, мастер Виленбах, – произнес он с улыбкой и приветственно вскинул руку. – Могли бы начать штурм еще до рассвета. Тогда хоть управимся поскорее.
Когда черноволосый богатырь с подстриженными по моде бакенбардами подошел ближе, Матис слегка поклонился. До сих пор он видел Флориана Гейера три или четыре раза и проникся к нему большой симпатией. Как и Гёц фон Берлихинген, Гейер происходил из старинного рыцарского рода, обитавшего недалеко от Вюрцбурга. Будучи сравнительно молодым, он уже побывал послом при Генрихе VIII, бегло говорил по-английски и обладал изысканными манерами. Семья возлагала на него большие надежды. Но он неожиданно примкнул к крестьянам и их делу.
После недолгого общения с ним Матис заключил, что Гейер, как и он сам, верил в справедливость и человеческую доброту. Кроме того, он был прирожденным лидером. С ним Матис впервые за долгое время почувствовал, что борьба крестьян может увенчаться успехом.
– Чтобы целиться, нужно хоть немного дневного света, – сказал Матис и окинул взглядом темнеющую громаду. – С пяти часов можно стрелять. Хотя не думаю, что штурмовать крепость действительно хорошая идея, – добавил он мрачно. – Они там вооружены до зубов.
