Ариана Франклин - О чем рассказали мертвые
С другой стороны, было и кое-что достойное восхищения. Сэр Джоселин стоял в дверях и лично встречал гостей улыбкой и словами приветствий. Не в пример лучше, чем когда о твоем появлении возвещает белолицый слуга с заносчиво вскинутым подбородком — и если ты не герцогиня, никто из гостей к тебе и не повернется! Замечательно было в холодный день получить сразу за порогом кубок подогретого вина. В «хороших домах» подавали только ледяные напитки. И куда милее было пройти к пиршественному залу через богатый ароматами и душками двор, где на огромных вертелах жарили быков, баранов и свиней, тогда как в Южной Италии была странная традиция тщательно прятать все кухонные процедуры и запахи, словно еда появлялась на столах мановением волшебника или поросята рождались жареными, нафаршированными и на блюдах.
Впрочем, ей ли было надменно судить других! Если за прочими дамами шли вылощенные пажи с холеными комнатными собачками в руках или на особых подушечках, то за ней плелся угрюмый Ульф и трусил, распустив слюну, бесформенный, мохнатый и смердящий Страшила.
Одно успокаивало — центром внимания был Мансур. Его рост и одеяние произвели фурор среди женской части гостей.
Сэр Джоселин приветствовал его на пороге церемонным восточным жестом и произнес:
— Салям-алейкум!
Все гости были обязаны при входе сдавать оружие. Стражник потянулся и к кинжалу Мансура. Тот мигом ощерился, но сэр Джоселин остановил своего слугу, изящно выйдя из затруднения:
— Это всего лишь украшение. Я, уважаемый доктор, бывал на Востоке и знаю ваши обычаи. — Затем сэр Джоселин поклонился идущей за Мансуром Аделии: — Простите, что так поздно послал вам приглашение. Я опасался, что вы погнушаетесь нашим сельским праздником, но достопочтенный настоятель Жоффре убедил меня в обратном.
И прежде, когда его друг-грубиян честил Аделию арабской подстилкой, сэр Джоселин был достаточно почтителен с иноземкой. Теперь же он был сама любезность. Аделия догадалась, что Гилта умело нахваливала добродетель хозяйки в разговорах с местными сплетницами.
Приоресса тоже встречала гостей. Аделию и Мансура она приветствовала свысока, без интереса.
Когда они прошли в зал, настоятельница Джоанна удивленно фыркнула, не опасаясь, что ее могут услышать:
— С какой стати вы так стелетесь перед этими чужестранцами?
— Ну, хотя бы потому, что доктор спас ногу моему лучшему кровельщику, — ответил сэр Джоселин и лукаво посмотрел вслед Аделии. У той возникло подозрение, что хозяину дома отлично известно, кто из иноземцев настоящий доктор.
Тем временем к Аделии спешил приор Жоффре. Взяв салернку за локоть и отведя в сторонку, он ласково сказал:
— Ах, моя золотая, как я рад вас видеть! Сегодня вы выглядите особенно чудесно!
Аделия улыбнулась простодушному, искреннему комплименту. Она тоже соскучилась по милому настоятелю.
— Как ваше здоровье? — осведомилась она.
— Благодаря вам, драгоценнейшая, чувствую себя отлично. — Приор рассмеялся и добавил: — Напор струи, как у жеребца! — Затем он наклонился к уху Аделии и тихонько спросил: — А как идут ваши особые дела?
Тут ей пришлось покраснеть от стыда: в суматохе устройства на новом месте и в горячке сбора фактов они совершенно забыли держать в курсе дел настоятеля Жоффре. Между тем, если их в Кембридже принимали без враждебности и следствие могло без помех продвигаться вперед семимильными шагами, то лишь благодаря явной и тайной поддержке этого мудрого и доброго человека.
— У нас значительные успехи, — сказала Аделия, — а сегодня вечером мы надеемся прибавить в свою копилку новые важные открытия. Позвольте отложить подробный отчет до утра — и простите, что держали вас в неведении. У меня, кстати, есть один вопрос…
Но тут в нескольких шагах от себя врачевательница заметила сборщика податей. Пико стоял в одиночестве и пристально смотрел на нее поверх толпы гостей. Когда их взгляды встретились, сэр Роули прытко пролавировал к Аделии между несколькими беседующими дамами.
Подойдя, Пико поклонился. Она вежливо кивнула в ответ.
— Господин Симон вместе с вами?
— Нет, дела задержали его в крепости, — ответил сэр Роули и со значением подмигнул салернке. — Поскольку шериф и его супруга пожелали прихватить меня с собой на праздник, я был вынужден оставить Симона одного. Но он обещал подойти попозже. Разрешите мне сказать…
Что бы он ни хотел сказать, ему не удалось закончить фразу — зычный рог призвал гостей к столу.
В трапезную Аделию церемонно провел настоятель Жоффре — держа ее руку на своей. Мансур следовал за ними. Однако далее им пришлось разделиться. Приор, как церковный иерарх, сидел во главе длинного стола. Аделия с любопытством гадала, как низко посадят их. Это неизбежно создаст прецедент и предопределит их положение в кембриджском обществе.
В Салерно Аделия частенько забавлялась тем, как ее тетка почти в истерике ломала голову над правильной рассадкой высокородных гостей за пиршественным столом. Чуть ошибешься — нанесешь смертельное оскорбление и ни за что ни про что наживешь врага. Теоретически все просто: архиепископ ровня князю, епископ — графу, местный барон-землевладелец сидит выше приезжего и так далее. В реальности играл роль миллион тонкостей и создавал неразрешимые проблемы. Скажем, нунций, хоть и ровня барону-гостю, но он папский посол, стало быть, величина! Куда его посадить, чтобы никого не обидеть? А как быть, если архиепископ и князь на дух друг друга не переносят, ибо ведут яростную борьбу за первенство духовной и светской власти? Посадить рядом — скандал. Посадить порознь — еще хуже. Ну и в нижнем конце стола, где родовитость соперничает с капиталом, столько же амбиций и болезненного самолюбия, но куда меньше ясности насчет места в иерархии. Словом, дело может запросто дойти до мордобоя между гостями или их слугами — с последующей кровной враждой. А всех собак навесят на устроителя пира.
Куда посадят иноземцев, было важно даже для Гилты, тщеславие которой находило выход в гордости за своих хозяев. Как мастерицу дивно готовить угрей ее зазвали в дом Грантчестера поработать в кухне. Уходя, она сказала Аделии: «Если сэр Джоселин дерзнет усадить вас ниже солонки — угрей он больше никогда не получит и я к нему больше ни ногой!»
И теперь Аделия заметила Гилту, которая подглядывала через заднюю дверь за тем, как размещают гостей.
Церемониймейстер развел Аделию и Мансура по разным местам. Гилта могла вздохнуть с облегчением: сэр Джоселин проявил должное уважение к гостям из Италии. Аделия тоже была довольна — для пользы следствия им важно иметь достойный статус. Теперь все видят, что они сидят выше солонки. Она радовалась за Мансура, который и надеяться не смел на соседство с первыми людьми кембриджского общества. Однако на подмостках вдоль стен араб занял достойное место. В противном случае можно было ожидать неприятностей — кинжал за поясом горячего Мансура хоть и сошел за украшение, но не утратил грозной силы. Слева от Мансура сидела та самая милая монашка, которая позволила Аделии поближе взглянуть на кости святого Петра. Зато прямо напротив — Роже Эктонский. Он был немного принаряжен к случаю, но такой же немытый и сумасшедший. Блаженный или нет, Роже имел прочное место в местной иерархии как сын благородных родителей.
Аделия нашла глазами сэра Роули. Выбрать правильное место сборщику податей всегда сложная задача. С одной стороны, никто не любит мытарей. С другой — он важный королевский слуга. Это усугублялось тем, что в данный момент Пико был в фаворе у шерифа — считай, его правая рука. Поэтому хозяин пира мудро усадил сборщика податей рядом с женой шерифа — пусть развлекает ее.
Аделию поместили много ниже Мансура, преимущественно в женском обществе, однако в пристойном удалении от богато украшенной солонки, за которой начинались гости «из милости». А безродная беднота толпилась на заднем дворе в ожидании объедков.
Скучая между пожилым коротышкой и знакомым ей охотником Хью, который вежливо поклонился, но в разговор вступать не спешил, Аделия пожалела, что противный, но говорливый брат Гилберт сидит не рядом, а напротив.
Хлеб уже разнесли, но родителям приходилось тайком бить детей по рукам, чтобы те его не хватали. Было еще далеко до настоящего начала трапезы, когда внесут блюда с яствами.
Вначале хозяин дома, сэр Джоселин, произнес торжественную речь, восхваляющую настоятельницу Джоанну, от имени которой он ныне давал пир, и принес ей в дар позолоченную клетку с шестью молочно-белыми голубями.
Затем приор Жоффре произнес молитву. После чего был провозглашен первый тост — за здоровье святого Фомы Кентерберийского, а также за здоровье нового воина в рати божественных мучеников — маленького святого Петра Трампингтонского, ибо они суть причина сегодняшнего празднества.
