Ариана Франклин - О чем рассказали мертвые
Служанки раздели Аделию донага и помогли забраться в чан. От воды поднимались пар и аромат заморской дорогой гвоздики, которые забивали едкий запах щелока. Матильды принялись немилосердно тереть хозяйку жесткими мочалками. Затем намылили ей волосы добавочной порцией древесной золы, опрокинули на голову ушат теплой воды и в завершение ополоснули ее отваром лаванды.
После этого Аделии помогли выбраться из чана, завернули в холстину и поставили на колени, головой в жерло печи, еще горячей после приготовления хлебов. Пока хозяйка сушила волосы, за ее спиной шло деловито-бесцеремонное совещание. Длина волос вызывала общее разочарование — почти отчаяние.
— Да, коротки для настоящей прически, но цвет довольно приятный, — изрекла Гилта.
Аделия не имела привычки тратить время на возню с внешностью, а уход за длинными волосами, гордостью всех знатных дам, был бы настоящей морокой. Поэтому ее волосы никогда не были длиннее локтя. Когда отрастали больше, Аделия брала ножницы и, не глядя в зеркало, двумя-тремя чиками приводила себя в порядок.
— Даже не представляю, что из этой пигалицы получится, — сказала Матильда Сдобная тоном бывалой камеристки. — Разве что уложить в серебряные сетки. Красиво, и никто не разберется, что она, считай, лысая.
— Дорогое удовольствие! — строго возразила Гилта.
— Я не лысая! И пока даже не знаю, пойду на празднество или нет! — в панике простонала Аделия.
На это Гилта проворчала себе под нос:
— Пойдете, пойдете! Куда вы денетесь?
Против такого напора было трудно устоять. По-прежнему на коленях и головой в печке, салернка замахала рукой в сторону лавки, где лежала ее сумка. К счастью, с деньгами не было трудностей: благодаря верительному письму сицилийского короля в Англии им был открыт неограниченный кредит у местных представителей лукканских банкиров.
— Купите все, что нужно, — сказала Аделия и, устыженная искренней заботой, добавила: — Ну и вам не грех принарядиться. Возьмите себе по штуке лучшего камлота на платье.
Гилта расплылась в улыбке, но тут же рассудительно осадила не в меру расщедрившуюся хозяйку:
— Будет с нас и льна!
Наполовину сварившуюся Аделию оттянули от печки и одели. Одна из Матильд сбегала в ближайшую лавку и вернулась с серебряными сетками. Волосы хозяйки прилежно и со знанием дела расчесали — в итоге они вдруг засияли золотом. В готовой прическе закрепили булавками бархатные мешочки с заранее подшитой густой, но тонкой сеткой из серебра, которая прикрыла бедноту кос над ушами. Под конец сложной процедуры преображения Аделии из замарашки в блистательную даму в комнату сунулся только вернувшийся из города Симон.
Он застыл на пороге и восхищенно выдохнул:
— Ну и ну!
А Ульф и вовсе открыл рот.
Смущаясь и краснея, Аделия залепетала:
— Столько хлопот, а я еще даже не решила, идти или нет…
— Как можно отказаться?! Дорогой доктор, если вы лишите кембриджское общество счастья лицезреть такую красавицу — здешнее небо зарыдает и затопит весь край слезами! Не станьте причиной второго потопа! Во всем мире краше вас только одна женщина — в Неаполе, хозяйка моего дома и сердца!
Аделия благодарно улыбнулась. Чуткий мужчина угадал, что только от смягченного шуткой комплимента она не провалится под землю со стыда. Симон часто упоминал обожаемую жену — и по душевной потребности, и с умыслом. Таким образом он деликатно подчеркивал свою связанность крепкими узами любви и брака. Аделия не должна бояться или класть на него глаз. Во время долгого путешествия они поневоле всегда были рядом — порой и ночами. Взаимное доверие было защитой от пустых тревог и ненужных осложнений. В итоге у них сложились добрые товарищеские отношения. Симон уважал ее мастерство, Аделия ценила ум и знания компаньона.
Аделии не могло не польстить, что Симон сравнил ее со своей женой — стройной неаполитанской красавицей с лицом как слоновая кость, на которой он женился двадцать лет назад. Теперь, девятью детьми позже, Ребекка, конечно, изменилась. Однако в сознании Симона она оставалась свежей прекрасной девушкой.
Симон вернулся с хорошими новостями.
— Скоро поплывем домой! — провозгласил он. — Окончательно радоваться рано, но я установил, что существуют копии сожженных долговых расписок. Иначе и быть не могло. Хаим предусмотрительно держал списки у своих банкиров. Документов масса — повешенному еврею, похоже, была должна половина страны! При помощи нашего бесценного сэра Роули я раздобыл расписки и перенес их в крепость. Потом внимательно изучу — разумеется, вместе с Пико.
— По-вашему, это мудрое решение? — спросила Аделия, неодобрительно качая головой.
— Да, я уверен, что поступаю правильно. Этот человек отлично разбирается в бухгалтерии. И он тоже горит желанием узнать, кто из должников Хаима придумал столь радикальный способ избавиться от долга — через убийство кредитора и уничтожение письменных обязательств.
Несмотря на сомнения Аделии, Симон упрямо стоял на своем: сэр Роули — достойный доверия человек, а что был крестоносцем — может, он просто не любит хвастаться!
Симон быстро переоделся к празднеству и умчался обратно в крепость.
Аделия предпочла бы стушевать броскость своего праздничного шафранного платья огромной серой накидкой, чтобы из-под нее пылали только рукава, да и декольте было бы прикрыто. «К чему мне бросаться в глаза на пиршестве?»
Вместо этого Матильды выудили из ее дорожного сундука единственную пеструю накидку — парчовую, цвета осенней листвы. После продолжительного хмыканья Гилта поддержала выбор. Ввиду решительного количественного перевеса противника Аделии пришлось сдаться. Матильды осторожно, чтобы не испортить прическу, продели хозяйку в прорезь пестрой парчовой накидки. Наряд довершили новенькие белые чулки и узконосые вышитые серебром туфельки.
Затем служанки и экономка отошли на несколько шагов, дабы оценить свою работу.
Матильды радостно запрыгали и захлопали в ладоши.
Чинная Гилта только кивнула и проронила:
— Достаточно, чтобы не осрамиться.
В ее устах — наивысшая похвала.
Поскольку все большие зеркала из дома были украдены, Аделии пришлось смотреться в котел для варки рыбы, который Матильды приволокли специально для этой цели. На его изогнутом боку салернка увидела нечто длинное, похожее на яблоню в цвету, диковинно сплюснутую по сторонам. Ладно, не остается ничего, кроме как довериться мнению прислуги…
— Чего вам недостает, так это пажа! — сказала Матильда Сдобная. — На праздниках у шерифа и прочих знатных особ за спиной завсегда толчется мальчик-очаровашка. Моя мамочка, прости ее Бог, называет этих слуг зажопниками.
— Только пажа мне не хватало! — огрызнулась Аделия.
Но остальные женщины уже нацелили взгляды на стоявшего в сторонке Ульфа. Тот в ужасе попятился. Потом кинулся наутек.
Служанки бросились за ним. Припустила за внуком и бабушка. Погоня вышла отчаянная. На шум и на вопли пойманного Ульфа — уже раздетого и погруженного в чан с мыльной водой — сбежались соседи. Они вообразили, что средь бела дня убивают очередного ребенка.
Аделия, оберегая платье, стояла в дверях, как можно дальше от чана, из которого Ульф, вопя благим матом, рвался с яростью кота, которого вздумали купать. Аделия вместе с подвалившими соседями нахохоталась до колик в животе.
Опять сбегали в город и купили у старьевщика незаношенный камзольчик, который оказался мальчику почти впору. На скорую руку вывели уксусом пару пятен — и Ульф, нарядно одетый, вымытый, свежий и блестящий, как только что вынутый из рассола корнишон, а также, возможно, впервые в жизни причесанный, — этот новый Ульф вопреки ожиданиям оказался очаровательным пажом. Не ковыряй он в носу и не порывайся удрать — был бы идеальный… зажопник.
Но всех превзошел Мансур. Он появился в белоснежном шерстяном наряде. Шелковая куфия (головной платок) была перехвачена агалом, плетеным шнуром с золотыми нитями. К поясу, сбоку от внушительного брюшка, был прикреплен кинжал в украшенных драгоценными камнями ножнах.
— Приветствую тебя, о дивный сын полудня, — сказала Аделия, склоняясь перед ним.
Мансур поблагодарил ее кивком. Но при этом косился на Гилту: какое впечатление произвел его вид на царицу кухни?
Ее отзыв не заставил себя ждать.
— Красив, как препоясанный майский столб, — сказала она. — Хоть вокруг пляши.
Аделия не знала, смеяться или плакать. Равно как и Мансур.
Аделия с трудом скрывала улыбку, видя, как местная знать пыжится подражать хорошим манерам и обхождению лучших дворов Европы. При входе они, как и положено, чинно отдавали плащи, мечи и перчатки слугам. Да только подолы платьев нарядных дам и сапоги расфуфыренных кавалеров были в грязи. Большинство из гостей из дома плыли на плоскодонках и потом перепачкались, сходя на берег и скача по ненадежным мосткам и гатям. Забавно было слышать, как они, знакомые с колыбели, церемонно титулуют друг друга. И цепкий глаз Аделии заметил, что кольца на руках многих дам потемнели от работы в домашней сыроварне.
