Олег Петров - Стервятники
Министр финансов граф Витте хлопал в ладоши. Его была идея, еще в бытность руководства графом министерством путей сообщения: спрямить дорогу до Владивостока через китайскую территорию.
Россия предоставила Китаю кредит на выплату контрибуции, а взамен затребовала концессию на строительство железной дороги через Маньчжурию. Так и возник договор 1896 года: концессия была предоставлена Русско-Китайскому банку, передавшему права на строительство дороги и ее эксплуатацию в дальнейшем Обществу Восточно-Китайской железной дороги.
Витте не просто хлопал в ладоши. Условия концессии были крайне выгодны для Общества: полный контроль в полосе отчуждения КВЖД, никаких налогов в китайскую казну. Правда, договор содержал и некоторые будущие проблемы для России: через 36 лет после окончания строительства Китай имел право выкупить КВЖД, а через 80 - получить ее в полную собственность. Но это было так далеко.
Первого июля 1903 года КВЖД была запущена в эксплуатацию. Всё могло произойти и на три года раньше, если бы не «боксерское» восстание в Китае: полуанархические отряды восставших уничтожили больше двух третей уже построенного, несколько локомотивов, убили немало служащих КВЖД.
Именно в этот период Горлову и пришлось участвовать в столичной части координации действий линейных жандармских сил Транссиба по пропуску по «железке» воинских формирований, брошенных в Китай для прекращения смуты на КВЖД и подавления восстания.
Последнее удалось осуществить в сжатые сроки. И вся полнота власти стала принадлежать на дороге и в полосе отчуждения КВЖД генералу от инженерных войск Хорвату.
Выходец из старинного дворянского рода Херсонской губернии, Дмитрий Леонидович Хорват имел не только инженерное образование, полученное в Николаевском инженерном училище и инженерной академии, но и солидную практику участия в строительстве и руководстве Закаспийской военной и ЮжноУссурийской железными дорогами.
Вскоре зону КВЖД прозвали «счастливой Хорватией», а управленческую верхушку - «господами маньчжурами». Оные обогащались с неимоверной быстротой и щедро делились российскими бюджетными деньгами и прибылью от эксплуатации дороги с китайскими бонзами. Авторитет Хорвата был настолько высок, что в 1915 году в Харбине ему воздвигли прижизненный памятник.
Благодарные китайские чиновники и «господа маньчжуры» могли воздвигнуть и еще пару: такой «черной дыры», как КВЖД, российская казна еще не знала. Графу Витте впору было теперь не в ладоши хлопать, а застрелиться: если на сооружение одной версты Уссурийской дороги уходило 64,5 тыс.рублей, а Забайкальской - 77,1 тыс.рублей, то КВЖД обошлась в 152 тысячи целковых за версту пути!
Только на содержание центральных учреждений дороги казна ежегодно выделяла почти полтора миллиона рублей. Жалование генерала Хорвата из этой суммы составляло каких-то 35 тысяч, но оно возрастало кратно за счет хорошо продуманной системы крупных наградных, квартирных сумм, денег, отпускаемых на приемы и прочее. Не хуже были обеспечены и все другие старшие служащие КВЖД.
Одновременно в полосе отчуждения происходили самые невероятные махинации, которые без санкции Хорвата вряд ли бы были возможны. Чего стоила только одна история с кирпичным заводом, который, по приказу Хорвата, обеспечивал все стройки в полосе отчуждения кирпичом. Подрядчики покупали кирпич у завода по. рыночной цене, потому как арендовали сей завод у правления дороги некий предприниматель Климович и его партнер Бенуа - брат жены всемогущего Дмитрия Леонидовича.
А обойма коммерческих агентств, созданных правлением КВЖД для привлечения грузов на дорогу? Помимо прочего, эти конторки откровенно занимались контрабандой, а то и вступали в прямой сговор с китайским хунхузами - шайками разбойников, которые за плату подпаливали в полосе отчуждения. дорожные склады. Поджоги помогали скрыть немалые недостачи!
Впрочем, никакие ревизии правлению КВЖД и так не грозили. До столичных высот доходили сведения о злоупотреблениях на КВЖД, но сменивший Витте на посту министра финансов Коковцев вновь тряс в Государственной думе пальцем, многозначительно закатывая глаза: любая проверка деятельности КВЖД - прямое покушение на суверенитет Китая, международный скандал! А в 1911 году, после гибели Столыпина, Коковцев возглавил российское правительство, и разговоры о ревизовании КВЖД заткнулись.
Когда бы еще не смута семнадцатого! Стало заметным не только желание китайских властей прибрать дорогу к рукам. Интерес к дороге проявили и японцы с американцами. А уж осевшие в полосе отчуждения разношерстные белые силы!.. Осколки былой империи со всей определенностью полагали, что дорога и все, что находится под юрисдикцией ее правления - последний имперский оплот. Не спасительный остров, а трамплин для прыжка, плацдарм для возвращения на Родину. Тем паче, что 9 июля 1918 года генерал Хорват провозгласил себя главным отечественным спасителем - «верховным правителем России». А куда деваться? Другого способа сохранить в руках рычаги управления КВЖД не оставалось.
Однако, этого хватило ненадолго: в июле 1919 года железнодорожные рабочие начали на КВЖД массовую забастовку - они не относились к «счастливым хорватцам», - подавить ее Хорват не смог, потому как его опора в лице белогвардейских сил, покинувших Россию, китайскими властями планомерно разоружалась, а в январе 1920-го объединенная конференция профсоюзов, кооперативов и левых политических партий обратилась к иностранным консулам в Харбине с требованием правление КВЖД во главе с Хорватом и вовсе от управления дорогой отстранить. Генерал трезво оценил ситуацию и, собрав вещички и личные капиталы, отбыл на постоянное жительство в Пекин, положив таким образом «счастливой Хорватии» конец.
Обрадованные китайцы спустили с административных зданий КВЖД российский триколор и с помпой подняли свое пятицветное полотнище. Однако в полосе отчуждения дороги сосредоточилось почти сто тысяч беженцев из революционной России, у которых, несмотря на все разоружения, оставалось еще немало штыков и амбиций. Последние китайским порядкам не грозили, обращены всей злостью были против коммунистической заразы за кордоном, а посему мало беспокоили местные власти. Что вполне устраивало тех, кому удавалось уйти от Советов в Маньчжурию.
Вот почему для отряда Новикова, как и для других покидающих на этом краю России родную землю белых воинств любого масштаба, в сложившейся ситуации красного напора более приемлемого варианта сохранить голову - и даже вооруженную структуру - попросту не было.
Это недалекому в политическом отношении начальнику отряда вполне доходчиво и неоднократно втемяшивал в голову бывший жандармский подполковник Горлов.
Однако, наблюдая в пути за Новиковым, Горлов, неплохо разбиравшийся в людях, пришел к тревожному выводу: не туманные маньчжурские перспективы - что-то другое давит в последнее время начальника отряда, чего-то другого он боится. Именно боится!
Но чего? Своих казачков оставшихся?
Конечно, вероятность того, что всадят они по пуле в затылок Новикову и ему, Горлову, не исключалась. Озлобленности создавшимся положением загнанных зайцев - хоть отбавляй. Успокаивало одно: рядом остались в большинстве своем те, кто знал: обратной дороги нет. На руках столько кровушки большевистской, что дорога одна - за кордон. Да и не было уже никому препятствия в выборе судьбы. Хочешь - иди с нами, не хочешь - иди с Богом.
Тогда чего боится крещеный свинцом Новиков? Горлов не мог пока разгадать эту загадку. И это не давало ему покоя.
ДВОЕ молодых крепышей, братья-погодки Леоновы, из ангарских казачков, уже копошились у разведенного костра, громоздя на свежесрезанные рогульки толстый и крепкий, очищенный от нежной розовой бересты, березовый прут с казанком. Младший оскалил белые и крупные зубы:
- Водица, вашбродь, на таком огне махом закипит! Такой кулеш сварганим!
- Ладноть трындеть сорокой! - буркнул на брата старший. - Тащы пшено и сало!
- Ишшо у Тихона черемша была соленая, знатна штука! - крикнул младший Леонов и ринулся за кусты, где устраивались на ночлег казачки.
- Умойся с дороги, вашбродь, - сзади неслышно подошел Новиков, протянул несвежий, но довольно чистый кусок бязи, перехватывая другой рукой у подполковника повод. - На травку отведу, препоручу Назару.
- Спасибо, Николай, - Горлов отпустил повод, качнул головой. - Полотенца не надо, у меня есть, благодарю.
Ослабив ремни брезентового заплечного ранца, с облегчением спустил его с плеч, подставил колено. Высвобождая тугие концы кожаных ремешков из металлических петель, расстегнул ранец, перебрал небогатое содержимое. Вафельное полотенце и завернутый в кусок фольги обмылок оказались на самом дне, соседствуя с двумя десятками патронов к карабину, завернутыми в вощеную бумагу.
