Кровавая кулиса - Валерий Георгиевич Шарапов
– В жизни не помогал легавым и начинать не собираюсь.
Урядов промолчал, ожидая, что Сутихин захлопнет дверь, но этого не произошло. Он продолжал стоять и смотреть на оперативника. После очередной паузы он произнес следующее:
– Маша Полянская была светлым человеком. Честным и правильным. Тот, кто сделал с ней это, не имеет понятия о чести. Ни о какой чести.
Сутихин произнес последнюю фразу с нажимом, будто хотел, чтобы Урядов обратил на нее особое внимание. Владислав снова промолчал, и снова Сутихин не захлопнул дверь. Капитан понял, что тот тщательно подбирает слова, потому что ему очень сильно хочется натолкнуть оперативника на правильную мысль, но произнести ее вслух открыто не позволяет воровской закон, который запрещает любые контакты с представителями правоохранительных органов. Еще Урядов понял, что, вставь он в разговор хоть слово, Сутихин сразу уйдет. И он продолжал молчать. Прошла еще пара минут, прежде чем Сутихин продолжил:
– Все считают, что в воровской среде одно отребье. Но у этого отребья правила покрепче, чем божьи заповеди у верующих. Пытать ради наживы – это западло. А теперь уходите, – и Сутихин захлопнул дверь.
Урядов с минуту постоял у порога, затем развернулся и сбежал по лестнице вниз. Оказавшись на улице, он некоторое время стоял без движения, а потом направился в соседний подъезд, в квартиру Марианны Полянской. Участковый уполномоченный Николай Ярцев, которого Урядов вызвал перед визитом к Сутихину, ждал капитана в квартире. Здесь же на банкетке сидела почтальонша Скворцова Антонина Егоровна, которую также вызвал Урядов. Поздоровавшись, капитан прошел в комнату, где была убита Полянская. После того как увезли труп, Урядов здесь не был, но в комнате мало что изменилось, разве что стул, к которому была привязана актриса, стоял теперь пустой.
– Антонина Егоровна, пройдите, пожалуйста, сюда, – пригласил Урядов, и, обращаясь к участковому, попросил: – На всякий случай найдите понятых.
– Думаете увидеть что-то новое? – спросил участковый.
Урядов не ответил, и участковый ушел. Антонина Егоровна прошла в комнату и остановилась на пороге. Она смотрела на пустой стул и буквально не могла отвести от него взгляд. Урядов понимал, в каком состоянии находится женщина, и не пытался отвлечь ее от мыслей о том, что произошло в комнате неделю назад. Он знал, что сделать это не получится, поэтому перешел сразу к делу, чтобы не затягивать и без того тяжелый визит.
– Антонина Егоровна, я понимаю, как это трудно, но нам нужна ваша помощь, – начал он. – Раньше вы говорили, что приходили к Марианне Полянской в день ее гибели, это так?
– Да, – едва слышно произнесла Антонина Егоровна.
– Вы проходили в комнату?
– Да, – снова подтвердила Антонина Егоровна.
– И раньше вы тоже бывали в этой квартире?
– Да. Много раз.
– Значит, вы знаете, как выглядела комната раньше?
– Да, наверное.
– Посмотрите, пожалуйста, внимательно. Все ли предметы стоят на своих местах?
– Ох, да разве я упомню? Я ведь не присматривалась. – Антонина Егоровна сумела отвести взгляд от стула и взглянуть на оперативника. – Я и в своей-то квартире не всегда знаю, что где стоит.
– Это не страшно, главное начать. Сейчас вам кажется, что вы не можете вспомнить, где у Полянской стоял пуфик, а где лежали просмотренные газеты, но, начав вспоминать, удивитесь, как много вы помните. Давайте поступим так: я буду задавать вопросы, а вы попытаетесь на них ответить. Попробуем?
Антонина Егоровна, соглашаясь, кивнула, и Урядов приступил к опросу:
– Стол всегда стоял в центре комнаты?
– Да. Раньше, когда семья была большая, Полянские обедали в этой комнате. Несколько раз и я с ними обедала.
– Хорошо. Идем дальше, – подбодрил Урядов. – На столе всегда лежала скатерть?
– Всегда. Это мать Марианночки ее вязала. Она очень гордилась своей работой и не позволяла снимать скатерть со стола. Марианночка чтила память о матери и продолжала застилать стол даже после ее смерти.
– В тот день стол был застелен именно этой скатертью?
– Да. Я помню это, потому что раскладывала на столе документы для подписи, – Антонина Егоровна всхлипнула, вспомнив о том, как это было. – Марианночка расписалась, я убрала бумаги в баул и отдала ей письма поклонников.
– Что она сделала с письмами?
– Оставила на столе. Думаю, после моего ухода она их читала.
– Сейчас их на столе нет, – заметил Урядов. – Как думаете, куда она могла их убрать?
– В шкатулку, – без задержки ответила Антонина Егоровна. – Вон она, на горке стоит. Посмотрите там, на письмах, свежие штемпели.
– Вы уверены, что в шкатулку, не в ящик? – уточнил Урядов.
– Нет, только в шкатулку. Если письма новые – то только в шкатулку. Те, что уже прочитаны, Марианночка убирала в гардеробную. Там у нее хранятся специальные коробки для писем от поклонников. Штабеля из коробок.
– Хорошо, спасибо. – Урядов перешел к следующему вопросу. – Осмотрите комнату, все ли предметы стоят на своих местах?
– Да, вроде все. У Марианночки никогда не бывало беспорядка, даром что профессия у нее богемная. Каждая вещь должна знать свое место, так говорила ее мать, и Марианночка заучила этот урок на всю жизнь.
– И все же посмотрите внимательнее. Быть может, чего-то не хватает, – настаивал Урядов. – Возможно, какой-то предмет переставлен на другое место.
Антонина Егоровна осматривала комнату минут десять, после чего неуверенно произнесла:
– Я, конечно, могу ошибаться, но мне кажется, вот здесь, рядом со шкатулкой, раньше всегда лежала трость.
– Какая трость? – Урядов подошел ближе к горке.
– Обыкновенная трость, для ходьбы, – ответила Антонина Егоровна. – Знаете, такая модная вещица, сделанная на заказ.
– У Марианны были проблемы с ногами? – уточнил Урядов.
– Нет, не у нее, у ее мужа. Вы ведь знаете, что у Марианны был муж?
– Да, нам об этом известно, – подтвердил Урядов. – Так трость лежала в те времена, когда Полянская жила с мужем?
– Не только тогда, но и после развода. Это был подарок Марианны мужу, и когда она его выгнала, то забрала у него все до единого подарка. А трость хранила на видном месте, чтобы не забывать о том, как лживы бывают мужчины. – Антонина Егоровна снова всплакнула. – Это не мои слова, так говорила Марианночка.
– Скажите, в тот день трость тоже
