Кровавая кулиса - Валерий Георгиевич Шарапов
– Скажите, вы знаете, где сейчас находится ваш родственник? – спросил он.
– Могу я узнать, по какой причине Верховским интересуется милиция? – выдержав небольшую паузу, спросил директор.
– Можете, но сначала ответьте на мой вопрос, – ответил Урядов.
– На самом деле мы с ним не слишком близки, несмотря на то что работаем в одном театре, – начал директор. – Наше родство лишь номинально. После смерти моего отца моя мать повторно вышла замуж и родила сына. К тому времени мне было уже двадцать два года, я переехал в Москву и жил отдельно от матери. Потом Верховский тоже переехал в Москву, и мать попросила помочь ему с трудоустройством. Я помог, на этом наше общение практически прекратилось.
– Это очень увлекательная история, но суть моего вопроса в другом, – не стараясь скрыть иронию, проговорил Урядов.
– Я не понимаю, в чем дело? Что он натворил? В чем вы его обвиняете? – теперь директор начал нервничать.
– Мы ни в чем его не обвиняем. Пока… – произнес Урядов. – Мы хотим знать, где его найти. Еще мы хотим знать, насколько много знаете вы.
– Знаю о чем?
– О Верховском. – Урядов намеренно уходил от прямого ответа, пытаясь выбить директора из колеи и вынудить проговориться.
– Почему вы приехали сюда? Почему не спросите о нем у его жены? – директор держался, но было видно, что готов сдаться.
– Кого и когда опрашивать решаете не вы, – заметил Урядов. – В данный момент я говорю с вами, а не с женой Верховского. И я спрашиваю еще раз: вы знаете, где сейчас находится ваш родственник? Отвечайте, или нам придется продолжить разговор в другом месте!
И тут директор сдался. Он закрыл лицо ладонями и застонал.
– Проклятье! Я знал, что этим кончится. Знал! Я не хотел ему помогать, мы с ним даже не близки. Пару раз в год совместные ужины в доме матери, не более того. Зачем я согласился? С самого первого дня я знал, что это решение обязательно выйдет мне боком!
– Говорите, Александр Тихонович, – мягко произнес Урядов. – Расскажите все, и, возможно, я смогу вам помочь.
Директор опустил руки, устало вздохнул и начал рассказ.
Глава 7
В свою квартиру на улице Большой Пионерской капитан Урядов вернулся к полуночи. Уставший и голодный, он открыл дверь ключом, вошел в пустую квартиру и привалился к стене. В такие минуты он особенно остро чувствовал свое одиночество. Отец получил эту квартиру за трудовые заслуги, но пожить в ней толком не успел. Каких-то два года, а после… после героическая смерть. Так написали на надгробной плите его товарищи по оружию. Сколько тогда было ему, позднему, долгожданному сыну? Три? Четыре? Не больше.
Мать так и не вышла повторно замуж, предпочла растить сына в одиночку. И жизнь их не была серой или скучной. Не была она и непомерно трудной. Мать работала на заводе, он учился в школе, занимался в театральном кружке и в футбольной секции. На любительском уровне, но его устраивало. Жизнь текла легко и весело, по накатанной, как у всех. Окончил школу, отслужил в армии. Когда пришло время выбирать профессию, вопрос выбора перед ним не стоял: куда же идти сыну опера, геройски погибшего при задержании особо опасного преступника, если не в милицию? Возражала ли мать? Нет, не возражала. Она гордилась выбором сына, и разве мог он ее подвести?
Увы, рассказывать внукам истории про героического деда матери не пришлось. Она угасла быстро, в одночасье. Еще весной высаживала на окне рассаду, планируя огородные работы, а в июне ее уже не стало. Скоротечное развитие рака, так сказали врачи. И он, Владислав Урядов, новоиспеченный лейтенант милиции, остался с жизнью один на один. Со смерти матери прошло шесть лет, а он так и остался холостяком, который после долгого трудового дня приходит в пустую квартиру, где его никто не ждет.
Почему он оставался один? Ведь по всем статьям жених он завидный: статный, высокий, с мужественной внешностью, с жилплощадью и всеми причитающимися атрибутами обеспеченной жизни. И девушки его вниманием не обходили, а вот поди ж ты, холостой. Сам Урядов считал, что всему виной его работа. Как он мог предложить девушке связать с ним жизнь, завести семью и нарожать кучу детей, когда его жизнь ему не принадлежала? Он целыми сутками гонялся по городу, разыскивая преступников. Не всегда эти погони оказывались безопасными. Пару-тройку раз он был на грани жизни и смерти. Столько же раз попадал с огнестрельными ранениями в больницу. У него не было выходных в традиционном понимании этого слова. Он не ходил в отпуск, не праздновал день рождения. Одним словом, его жизнь ему не принадлежала. А если она не принадлежала ему, то что он мог предложить супруге?
– Все, хватит. Закрыли тему. – Урядов оторвался от стены, пошарив, нашел выключатель. Свет разлился по прихожей, и дурное настроение начало рассеиваться.
– Так-то лучше, – сам себя похвалил Урядов, сбросил ботинки и прошел на кухню.
С некоторых пор у него вошло в привычку разговаривать вслух. Не каждый раз, но все же часто. Если это происходило во время поиска нужных ответов при расследовании преступления, Урядова это не волновало. Мысли, высказанные вслух, обретали новый смысл, и нередко только так можно было нащупать правильное направление в расследовании. В других случаях это несколько напрягало, но Урядов старался об этом не думать.
На кухне он первым делом заглянул в холодильник: полупустые полки не радовали глаз. Он достал три яйца, кусок сыра и пачку масла. Подумав, прихватил бутылку кефира. Срок годности, отбитый на крышке из фольги зеленого цвета, опечалил. Кефир оказался просрочен на три дня.
– Ничего, желудок у тебя крепкий, – успокоил сам себя Урядов. – Если на вкус не противный, значит, не испортился.
Он достал из навесного шкафа граненый стакан, проткнул крышку большим пальцем и налил полный стакан. Отхлебнув, удовлетворенно крякнул, запечатал остатки кефира и убрал в холодильник. Отпивая кефир небольшими глотками, Урядов достал из духового шкафа сковородку, зажег конфорку. Поставив на нее сковородку, плеснул из литровой бутылки немного масла и оставил прогреваться. Пока сковорода грелась, наполнил водой из крана алюминиевый чайник и тоже поставил на огонь.
– Жаль, нет колбасы, – посетовал он. – Было бы куда сытнее.
Разбив в сковороду три яйца, подумал и добавил еще два. В боковом шкафу нашел хлеб, нарезал ровными толстыми кусками и сложил на тарелку. Туда же добавил несколько кусков сыра. Заглянул в керамический заварной
