Пылающий символ. Том 2 - Анна Князева
Берег Галлии медленно удалялся, а полоска по курсу превращалась в ослепительно белые скалы. Военные корабли догнали и обошли караван торговых судов. Нос флагманского корабля больше не рыскал, и качка была терпимой.
— Нравится? — поинтересовался Констанций.
Константин молча кивнул, и отец продолжил:
— С мастером Героном, который строил все мои корабли, я познакомился в Дрепане, когда Аврелиан послал меня туда за биремами. Если у корабелов есть своя муза, то она не расстается с Героном!
— Тогда ты познакомился с матерью? — спросил Константин.
Отец не ожидал такого вопроса, но все же ответил:
— Да. Влюбился с первого взгляда, и ни разу не пожалел.
— Тогда почему развелся?
Констанций повернул голову и взглянул на сына:
— Ты с юного возраста жил при дворе Диоклетиана, но так ничего и не понял. Божественные Августы Диоклетиан и Максимиан желали получить меня с потрохами! И если бы я возражал, нас всех бы убили. Меня отправили воевать в Британию, на границу империи, но вы были спасены, и это давало мне силы жить. — Немного помолчав, Констанций спросил: — Твоя мать считает меня предателем?
— Она никогда ни в чем не упрекала тебя.
— Воистину благородная женщина. — Отец отвернулся, но Констанций успел разглядеть его слезы.
К ним подошел с докладом центурион:
— Главнокомандующий! Есть подозрение, что идущее впереди судно — пиратское.
Констанций приблизился к ограждению и вгляделся в даль.
— Это «длинный»[67] корабль, но при этом имеет большую осадку и знак торговца. Полный ход! Догоняем!
Матросы поставили еще одну мачту и подняли парус. Флагманский корабль ускорился, биремы сопровождения не отставали.
Корабельный триерарх[68] скомандовал:
— Весла на воду!
Под палубой зазвучали удары барабана, гребцы налегли на весла.
Констанций приказал:
— Нужно взять их быстрее! Впереди устье реки, где легко спрятаться в рукавах.
Маневр флагмана заметили на пиратском судне и тоже опустили весла на воду. Было слышно, как отчаянно бил барабан: успеть, успеть, успеть!
Расстояние быстро сокращалось. Корабль Констанция взял правее, несколько мощных гребков вывели его вперед, он описал дугу и преградил пиратам вход в устье реки. Первая бирема сопровождения прижала их к берегу, вторая отрезала путь к отступлению.
Баллисты[69] бирем нацелились на пиратский корабль.
— Сдавайтесь! — крикнул в рупор триерарх.
Ответа не последовало, и римская баллиста выстрелила. Дротик мощно вонзился в скамью под гребцом, размозжив его икроножную мышцу. После этого пираты стали снимать свои шлемы и насаживать их на копья[70].
Два контуберния морской пехоты перебежали по веслам на захваченное судно и пленили команду пиратов. На мачте подняли вымпел Августа Констанция, который возвестил, что отныне корабль принадлежит римскому флоту.
Когда, обогнув мыс, корабль плавно лег на прежний курс и качка уменьшилась, матросы поставили под навесом стол, закрепили его на палубе и пригласили Августа с сыном отобедать.
Блюда, которые подавали Константину, были изысканны. Отец довольствовался жидкой протертой кашицей.
В ответ на удивление сына он пояснил:
— Жареное мясо теперь не для меня. Врач сказал, от походной кухни в моем желудке возникла язва. Иногда она заживает, а иногда кровоточит. Эта кашица поставит меня на ноги.
После обеда прислужники вынесли на палубу два кресла. Отец и сын расположились с удобствами, Констанций сразу всхрапнул, а Константин, убаюканный качкой, — несколько позже.
Солнце клонилось к закату. Константина разбудили проникшие под навес лучи. Он встал и огляделся: с обеих сторон реки были низкие берега, поросшие лесом. В трюме прозвучала команда, и борта ощетинились веслами.
Констанций взглянул на вымпел — ветерок едва-едва его шевелил. Под палубой вновь ударил барабан, гребцы опустили весла, и судно пустилось верх по течению.
Ближе к ночи береговая картина сменилась. При полной луне виднелись постройки и крепостная стена. Вскоре биремы сопровождения встали на рейде, а флагманский корабль причалил к понтону. С него Констанций и Константин сошли на каменный пирс.
Городские ворота Лондиниума были закрыты на ночь, однако с дозорных башен заметили вымпел Августа, и створки ворот разошлись. Правителя в сопровождении небольшого отряда морской пехоты и Константина впустили в город.
На площади за воротами их встретил небольшой богато украшенный храм Меркурия, покровителя купцов и обманщиков. Его бронзовая статуя в крылатом шлеме с кадуцеем[71] в руке венчала здание.
— Сразу видно, какого бога почитают в Лондиниуме, — сказал Константин.
— Меркурия любят не только горожане. Местные племена обожают рассказы о проделках вороватого бога, — улыбнулся Констанций. — Храм строили на деньги торговцев. А я подарил городу термы. Видишь то здание с куполом? Помыться будет нелишним.
Луна заливала город призрачным светом. Деревянные дома обрамляли узкие улочки, уходящие в темноту. Отряд свернул на широкую дорогу, ведущую к каструму — крепости внутри крепости. Короткая прогулка по городу завершилась в удобном доме, где обычно селился Август.
На следующий день Констанций представил сына местному гарнизону. Константин сразился в тренировочном бою с офицерами и показал восточные приемы, чем вызвал почтительное восхищение.
Вечером Константин вместе с отцом отправился на праздничный пир к наместнику. В сравнении со скромным жилищем Августа вилла сановника казалось дворцом. Впрочем, это не мешало приглашенным гостям с почтением относиться к правителю.
Днем позже Констанций объявил:
— Мы едем на юг, инспектировать рудники. Ты должен знать настоящую цену этой земли.
Они тронулись в путь под утро в сопровождении отряда легионеров. Нескончаемый мелкий дождь сыпался на всадников, на лес и зеленые поля вдоль дороги. Константин услышал глухие удары с интервалом в четыре удара сердца, откинул мокрый капюшон, пытаясь определить происхождение звука, и вопросительно взглянул на отца.
Тот многозначительно произнес:
— То бьется сердце Британии! Скоро ты все увидишь.
Дорога поднялась на холм, и перед ними открылась унылая, лишенная растительности равнина.
— Видишь дым вдалеке? — спросил Констанций. — Это плавильные печи. От них железные чушки свозят к водяному колесу у подножия холма. Там инженеры придумали механический молот, который поднимает вода.
Отряд шагом подъехал к кузнице. Перекрывая шум воды и работавших молотов, Констанций прокричал:
— Один молот заменяет сорок молотобойцев! Скоро здесь будет оружейная фабрика!
Шум молотов оглушал. Константин наблюдал за тем, как болванки превращаются в стальные листы. Стопка готовых лежала рядом.
Дозорные рудника бросили клич, и Констанция тут же окружили мастера, инженеры и управляющие. Они говорили с правителем почтительно, но без всякого страха.
Вечером к дождю прибавился пронизывающий холодный ветер.
Был июль, и Константина это поразило:
— Какая же погода здесь бывает зимой?
— Немного прохладнее, — сдержанно ответил Констанций.
Отряд заночевал на вилле местного богатея, в типичном римском домусе[72]: с красной черепицей, фресками, мозаичным
