Макс Коллинз - Похищенный
– Да. Ну и что из этого?
– Геллер, они преподавали в средней школе номер тридцать восемь в Гарлеме.
Меня как обухом по голове ударило.
– В Гарлеме? Где живут Сара Сивелла и Мартин Маринелли?
– Именно. – Он бросил сигарету в небольшой сугроб на газоне. – Ну что, пошли обратно?
Но не успели мы войти в дом, как в дверях появилась взволнованная миссис Кондон и сказала:
– Телефон звонит, джентльмены... мой муж сейчас возьмет трубку.
Мы торопливо пошли через дом и увидели, что Кондон как раз поднимает трубку с аппарата.
– Да, я слушаю. Кто это звонит? – проговорил он для проформы; он стоял, высоко подняв подбородок, бледно-голубые глаза его смотрели настороженно, как глаза пристрастившегося к опиуму китайца.
Через мгновение он сказал:
– Да, я получил ваше письмо.
Я стоял близко к нему и слегка отвел трубку от его уха, чтобы тоже слышать говорящего на другом конце линии. Кондон неодобрительно на меня посмотрел, но сопротивляться не стал.
– Я прочитал ваше объявление, – произнес резкий, внятный голос, – в нью-йоркской газете «Америкэн».
– Да? Откуда вы звоните? Блестящий вопрос! Просто блестящий!
– Из Вестчестера, – ответил голос.
Брови Кондона сошлись – он пытался придумать еще один коварный вопрос.
– Доктор Кондон, вы иногда пишете статьи для газет?
Кажется, этот вопрос застал профессора врасплох. Немного подумав, он сказал:
– Да, конечно, я иногда пишу статьи для газет.
После короткой паузы послышалось, как голос приглушенно говорит кому-то стоящему рядом:
– Он говорит, что иногда пишет статьи для газет.
Человек снова заговорил в трубку, голос у него был сильным, отчетливым и несколько гортанным.
– На этой неделе каждый вечер будьте дома с шести до двенадцати. Вы получите письмо с указаниями. Действуйте в соответствии с ними, иначе все сорвется.
– Я буду сидеть дома, – сказал Кондон, приложив руку к сердцу.
– Statti citto!
Последнюю фразу произнес другой голос, вмешавшийся в разговор.
Почти полминуты на том конце молчали, потом резкий, гортанный голос сказал:
– Ладно. Мы с вами свяжемся.
Услышав в трубке щелчок, Кондон мигнул и сказал с важным видом:
– Они прервали связь.
Я пропустил эту глупость мимо ушей и обратился к Брекинриджу:
– Вы все слышали?
– Да, – сказал Брекинридж. – Что означает эта Фраза на иностранном языке?
– Statti citto, – сказал я, – означает «заткнись» на сицилийском диалекте. Мне кажется, они воспользовались телефоном-автоматом, а в этот момент кто-то проходил мимо.
– Я думаю, – сказал Кондон с сосредоточенным видом, – он мог обманывать нас, когда сказал, что звонит из Вестчестера.
– Неужели? – насмешливо сказал я. – Мне это как-то не пришло в голову.
– Что ж, нужно скорее собрать деньги, – озабоченно проговорил Брекинридж, шагая взад и вперед по узкому коридору.
– В своем последнем письме похитители конкретно указали размеры, которые должна иметь коробка для денег, – сказал Кондон. – Хотите, я завтра попробую изготовить такую коробку?
Брекинридж посмотрел на меня и пожал плечами.
Кондон продолжал, многозначительно подняв палец:
– Наверху, в моем кабинете, стоит избирательная урна вице-губернатора штата Нью-Йорк, баллотировавшегося в 1820 году.
Вот это да.
– У нее есть крышка, две петли и замок. Коробка, которую я построю, будет в точности повторять эту старинную избирательную урну.
– А для чего это? – спросил я.
Румяные щеки на самодовольно улыбающемся лице Кондона стали похожи на розовые шары.
– Я попрошу, чтобы коробку сделали из пятислойной фанеры. Для ее изготовления мы применим различные виды древесины. Клен, сосну, тюльпанное дерево... И еще пару других видов. Всего будет пять различных видов древесины.
– И тогда коробку будет легко опознать, – задумчиво закончил я.
Брекинридж посмотрел на меня с любопытством.
– Неплохая идея, – сказал я, чем удивил всех, в том числе самого себя.
– Доктор, – сказал Брекинридж, положив руку на плечо старика, – я вижу, какую жертву вы приносите, помогая нам. Я знаю, что члены вашей семьи не одобряют вашего участия в этом деле. Но я надеюсь, что когда-нибудь вас так или иначе вознаградят за то, что вы для нас делаете.
– Я не жду никакой награды за то, что могу сделать, – проговорил Кондон с присущей ему помпой и торжественностью. – Впрочем, об одном вознаграждении я собираюсь просить, но боюсь, оно покажется вам слишком большим.
Я и не мог и предположить, что Кондон хочет попросить деньги – для этого он был слишком добропорядочным, либо слишком хитрым.
И он меня не разочаровал.
– Я прошу о том, – сказал он, – чтобы когда ребенка вернули, мне позволили быть тем человеком, который передаст его матери.
Брекинридж явно купился на это; он с чувством пожал Кондону руку и мягко сказал:
– Вы заслуживаете этого. И я позабочусь о том, чтобы вы получили то, что заслужите.
Под его последней фразой я готов был подписаться безоговорочно.
Глава 13
Большие красивые часы на каминной полке в столовой дома Кондона пробили семь раз. В соседней гостиной, шторы в которой были опущены, сидели четверо: Кондон, его жена, Брекинридж и я. Дочь профессора, которая была сыта по горло нашей интригой, выехала вечером в Нью-Джерси.
– У меня есть друг, столяр, – сказал Кондон, сложив руки на коленях. Потом добавил: – Столяр из Бронкса, – словно это имело большое значение.
– Вы сказали, что хотите сделать копию урны для голосования, – сказал я. – Сколько времени потребуется вашему столяру из Бронкса, чтобы сделать ее?
– Он обещал прислать ее не позже чем через четыре дня, – проговорил Кондон так, словно сообщил нам нечто сверхъестественное. – Стоить это будет три доллара – в цену входят материалы и работа.
– Что ж, это замечательно, – сказал я, – но вдруг они попросят передать им деньги раньше этого срока?
Полковник Брекинридж сказал:
– Я буду молить Бога, чтобы они не попросили об этом. Мы соберем деньги ко второй половине дня в понедельник.
– Может, мне следует позвонить моему другу столяру, – задумчиво проговорил Кондон, – и попросить его поторопиться.
– Если они вступят с нами в контакт сегодня вечером, – сказал мне Брекинридж, – то только для того, чтобы договориться о передаче денег, правильно я говорю?
– Возможно, – сказал я. – Но вы, парни, поместили в газете объявление, где сказано, что деньги приготовлены, а они не приготовлены.
– Но это всего лишь своеобразный язык, – виноватым тоном произнес Кондон, – на котором настаивают похитители.
– Я знаю, – сказал я. – Я был здесь. Но вы не должны были помещать это объявление до того, как будут собраны деньги.
Кондон прикусил язык; полковник Брекинридж сохранял мрачное молчание.
* * *Ранее в Хоупуэлле у меня вышел неприятный разговор с Линдбергом по этому поводу.
– Я думал, вы уже собрали деньги, – сказал я. С Вэхгушем на поводке мы гуляли по бесплодному саду возле дома; утро было ветреным и прохладным.
– Откровенно говоря, Нейт, – сказал он, – у меня проблема с наличными деньгами.
– Но черт возьми, у вас прекрасная репутация, и вы должны быть вполне платежеспособным. Разве ваш тесть не был партнером в банкирской конторе Джона Моргана?
Линдберг кивнул.
– Мать Энн предложила мне деньги, но я отказался.
– Слим! Сейчас вам совсем не до церемоний...
Он поднял руку:
– Я продал ценные бумаги. А потом они подняли сумму выкупа.
– Это те ценные бумаги, которые вы купили до финансового краха?
– Да.
– Во сколько они вам обошлись?
Он подумал несколько секунд, потом, не глядя на меня, ответил:
– Я заплатил за них триста пятьдесят тысяч долларов.
– И теперь вы их продаете, чтобы собрать семьдесят тысяч?
Он приподнял брови.
– Вообще-то пятьдесят. Я пока не знаю, где возьму еще двадцать.
Холодный ветер щипал мне лицо.
– Я не подозревал об этом... Да, они поставили вас в нелегкое положение.
– Вы правы. Я надеюсь, мы найдем способ убедиться, что они не водят меня за нос... Нейт, я скрывал от вас это и пока еще не могу раскрыть вам все детали, но Кондон не единственный человек, который утверждает, что вошел в контакт с похитителями.
– Что-о?!
– Сейчас я больше ничего не могу вам сказать. Я пытаюсь выяснить, насколько правдивы эти утверждения. Пока что Кондон представляется наиболее надежным вариантом.
Мои глаза завращались, как стеклянные шарики.
– Если Кондон наиболее надежный вариант, то упаси вас Боже от тех других.
Он ничего не сказал. Мы остановились и подождали, пока Вэхгуш мочился.
Я отвернул лицо от назойливого мартовского ветра.
– Я слышал, Шварцкопф говорил что-то о наблюдении за домом Кондона и о том, чтобы следить за ним, когда он будет передавать выкуп.
