Джулио Леони - Закон тени
Все склонились над сложным чертежом, внимательно следя, на какие узлы указывает палец архитектора.
— Ясно, пилястры перекрестья, — прошептал Моро. — Точка, на которую приходится максимальный вес.
— Точка, в которой возродится красота, — загадочно заметил архитектор.
— Но кто сможет рассчитать нагрузки? — с сомнением подал голос один из рабочих. — Вы, мастро Абенцио?
Спина покачал головой.
— Мой разум не достиг таких высот. Я могу только представить себе здание во всем его блеске. Здесь нужны другие силы, мощь молодого интеллекта, уже имевшего дело с большими массами. Если бы был жив мастро Брунеллески, его рука подошла бы в самый раз. Но в Милане есть один его последователь, талант которого соответствует высокой задаче. Я уже послал ему приглашение присоединиться к нам.
— Он приедет?
— Да. Донато Браманте уже едет в Рим работать в качестве художника и скульптора. Не сомневаюсь, что его мастерство сразу обеспечит ему заказы. Он будет рисовать и ваять, быстро войдет в доверие к Папе, а потом сотворит вот это, — заключил Абенцио и постучал пальцем по чертежу.
Палаццо Риарио, банкетный зал
В центре зала, расположенного в бельэтаже палаццо, был накрыт большой стол в виде буквы «П». В средней, короткой части гостей самого высокого ранга, тех, что должны были расположиться рядом с Риарио, дожидались парадные места. Все прочие рассаживались по ранжиру вдоль боковых, длинных частей стола.
На столе не было никаких записок, в которых указывались бы имена гостей. Но у дверей стояли церемониймейстеры, которые назубок знали раз и навсегда заведенный обычай. Они громко выкрикивали имя прибывшего и провожали его именно на то место, где ему надлежало сидеть.
Пройдя тактичный, но внимательный осмотр у стражников, Пико поднимался по мраморной лестнице рядом с представителем дома Медичи. Впереди, несколькими ступеньками выше, он заметил группу людей в строгих костюмах чиновников курии. Они о чем-то тихо разговаривали.
— Кто это? — с любопытством спросил он у Манетто.
Тот с трудом подавил смешок.
— Самый толстый — Помпоний Лаэт, о котором я вам говорил. Знаменитый антиквар. Остальные принадлежат к его кругу. По большей части это преподаватели Сапиенцы, нашего университета.
Пико кивнул. Подошла их очередь торжественно переступить порог. К ним приблизился предупредительный церемониймейстер, спросил имена, громовым голосом их выкрикнул. Потом провел гостей к боковому крылу стола.
— Кардинал не упустил возможности подчеркнуть свою неприязнь к Медичи, — прошипел Манетто, когда они усаживались. — Еще немного — и мы оказались бы среди слуг и домашних экономок. Но это не имеет значения. Век длинен, а жизнь Папы Сикста коротка. Все встанет на свои места. Улыбайтесь, Пико, кардинал за нами наблюдает. Улыбайтесь, улыбка власть имущему pro tempore[50] — это дань, которую все платят в Риме.
Кравчие бесшумно скользили вдоль столов, разливая из больших глазурованных глиняных кувшинов с гербами Риарио игристое белое вино. Затем, когда шум голосов, разогретых первыми возлияниями, усилился, по сигналу церемониймейстера из глубины зала выступила вереница слуг.
Каждый из них держал блюдо с большими кусками мяса. Слуги выстроились в шеренгу перед элегантно, по-дворянски одетым человеком в берете с плюмажем. У него в руках были вилка и остро заточенный серебряный нож, которым он орудовал с такой торжественностью, с какой рыцарь Круглого стола орудовал бы мечом. Приняв поклоны слуг и окинув присутствующих высокомерным взглядом, словно призывая к тишине в преддверии грядущего действа, он решительно вонзил вилку в баранью ногу и поднял ее в воздух. Затем быстрыми и точными движениями начал отсекать кусочки мяса, причем так, что каждый из них аккуратно падал обратно на блюдо. Как только результат его изящной работы уносили к столу, он со знанием дела принимался за содержимое следующего блюда.
— Это Меникуччо, резчик мяса у Риарио, считается лучшим в Риме, — шепнул Манетто на ухо Пико. — Кажется, кардинал подкупом и угрозами переманил его из дома Орсини. Французский король якобы тоже претендовал на то, чтобы залучить его к своему двору.
— Понятно, — сухо ответил юноша, на которого подвиги Меникуччо не произвели никакого впечатления.
Внимание Джованни было поглощено толпой гостей обоего пола, с аппетитом набрасывавшихся на все, что клали им на тарелки. Особенно его заинтересовала их манера одеваться. Все были в праздничном платье, но некоторые детали туалета отличали одну группу от другой.
Манетто проследил за его взглядом.
— Вон те, в черном, как вороны, — испанцы. Проклятые Борджа притащили их с собой. Теперь они угнездились в городе и высосали его почти до дна, — тихо сказал он, предвидя вопрос. — Тупоумные варвары. Стащи с них роскошные ворованные одежды — и увидишь свиные шкуры, приклеенные кровью Генсериха[51].
Пико пригляделся повнимательнее. Действительно, благородства в их облике не хватало. Они выглядели скорее как военные, всегда готовые ненавязчиво поддержать своих хозяев. Особенно привлек внимание один из них, высокий и темноволосый, который пристально изучал его и Манетто.
— И много их в Риме? — спросил Пико, тоже уставившись на испанца.
Тот отвел взгляд, но создалось такое впечатление, что краем глаза он продолжает за ними следить.
— Очень много, с тех пор как первый из Борджа занял престол святого Петра. Теперь они облепили кардинала Родриго и его сынка в ожидании, когда он станет Папой.
— Итальянцы не совершат дважды ту же ошибку. Как только выгнали французов, коллегия кардиналов целиком оказалась у них в руках, — заметил Пико и снова посмотрел на испанца.
Но тот, казалось, отвлекся на беседу с соседями по столу.
— Совершат, рано или поздно. Это нация безумцев, Джованни. Вместо того чтобы объединиться вокруг синьора, достойного зваться этим именем, они грызутся, как собаки за кость, и кончат свои дни в руках такого вот мясника. И нас всех приведут к краху.
— Вы намекаете на Лоренцо Медичи, вашего патрона, или имеете в виду миланского герцога Лодовико Моро? — не унимался Пико, которому не терпелось преодолеть уклончивую сдержанность собеседника.
Манетто упрямо поджал губы, словно сожалея о своих словах. Потом процедил сквозь зубы:
— Только одному человеку было дано все, чтобы стать властителем Италии. Все, кроме удачи. Его имя Сиджизмондо Малатеста[52].
— Тиран из Римини? — воскликнул пораженный юноша.
Впрочем… в студенческой среде в Падуе и Болонье о нем все еще говорили с восхищением, хотя его уже пятнадцать лет как не было в живых. Мало кому удавалось настолько поразить всеобщее воображение своей отвагой, граничащей с безрассудством. А больше всего — полным презрением к условностям, приверженностью новым идеям и свободой от предрассудков на грани богохульства. Властителем Италии… А что, пожалуй, смог бы…
— Да, тиран. Но вместе с тем — человек, первым распознавший гений Альберти и назначивший его своим личным архитектором, — парировал Манетто, пристально глядя Джованни в глаза. — Может быть, Леон Баттиста получал от него гораздо больше, чем заказы и протекции.
— И что же?
Пико разбирало любопытство. Аббревиатор тоже намекал на тесные связи между архитектором и властителем Римини.
— После того как Леон Баттиста воздвиг ему фамильную капеллу… странный храм, из-за которого раскричался Папа Пий Второй, когда увидел, что храм украшен магическими знаками… Так вот, потом Сиджизмондо затеял еще одно предприятие. Он решил отправиться на Восток и отбить Грецию у турок.
— Знаю. Это была его последняя авантюра, надо сказать успехом не увенчавшаяся.
— В его лагере вспыхнула чума, выступлению препятствовали и другие бедствия, в том числе непогода. Однако старому полководцу удалось ударами мечей пробиться из окружения к цели: укрепленному монастырю Мистра, затерянному в горах Мореи.
— Но зачем? — удивился Пико.
Манетто прикрыл глаза.
— Точно так же были в недоумении все, кроме тех, кто хорошо его знал. В этом месте покоились останки его учителя, Джемисто Плетоне[53]. Малатеста приступом взял монастырь и увез прах с собой, чтобы захоронить в своей фамильной капелле.
— Наверное, он хотел воздать почести тому, кем так восхищался, — предположил юноша.
— Несомненно. Но знаете, какие ходят слухи? Будто бы Сиджизмондо вывез с Востока не только останки учителя. Вместе с телом в монастыре Мистра были погребены некие документы, которые Плетоне отыскал на Востоке. Он привез их с собой на собор во Флоренцию и, конечно же, показал Лоренцо Медичи. И как вы думаете, кому Сиджизмондо доверил эти документы?
