Андрей Добров - Ужин мертвецов. Гиляровский и Тестов
— Когда-то я обещал никому не рассказывать… Впрочем, думаю теперь, после такого скандала… Вы видели портреты на стенах?
— Да. Патрикеев назвал их Иудами. Да и после председатель все время твердил про Иуду.
— Так. Именно так все и было, но только много-много лет назад. На самом деле «секретный ужин» не что иное, как клубный суд. Между купцами случаются и обман, и предательство… И кое-что похуже. Но бывает, что до полиции дело не доводят — потому что тут замешаны интересы коммерческие. И в старые времена существовал особый Купеческий суд, который выбирали раз в три года общим тайным голосованием членов клуба. Он разбирал такие вот внутренние дела. А если дело касалось настоящего преступления, то Купеческий суд мог вынести даже смертельный приговор.
— Иуде? — спросил я.
— Именно! Двенадцать человек садилось за стол. И среди них — виновный. Им подавали самый роскошный ужин. А потом председатель суда наливал вино в чаши…
— Прикрываясь Библией?
— Да. И незаметно клал в чашу виновного яд. Это если его было решено осудить на смерть. Или серебряный рубль, если преступление решили простить. Потом чаши расставлялись перед сидящими и выключали свет.
— Зачем?
— Чтобы преступник мог умереть не публично. Это была такая же милость, как и сам последний ужин для него.
— Ага!
— Ну, а если же ему попадался серебряный рубль, все просто вставали и выходили прочь и больше уже не вспоминали о произошедшем.
— А портреты на стене?
— Это казненные Иуды. Как напоминание. Но со временем традиция ушла в прошлое, осталась только Библия и рубль в качестве лотереи. Да! И соревнование поваров…
Мы остановились перед клубом.
— Знаете, в том зале уже много-много лет никто не умирал во время «секретного ужина», — сказал Рыбаков. — Так вы уверены, что все обойдется?
— Уверен, — ответил я. — Кстати, вон из подъезда выходит сам Захар Борисович. Давайте к нему подойдем.
Мы пошли навстречу Архипову, который в сопровождении двух своих людей вышел под тот самый фонарь, где я еще так недавно разговаривал с несчастным Фомичевым.
— Захар Борисович! — крикнул я еще издалека. — Мы к вам!
Архипов быстро обернулся.
— Это Михаил Иванович Рыбаков. Вы его знаете.
Сыщик кивнул:
— Да, я уже задерживал его в прошлый раз.
— Михаил Иванович не знал, что вы его разыскиваете. Он ушел раньше того, что случилось. Мы встретились совершенно неожиданно на Тверской. Так ведь, Михаил Иванович?
— Да, — ответил Рыбаков неуверенно. — Я решил прогуляться. Знаете, свежий воздух… Он…
— Очень полезен, — кивнул я. — Ну, я и говорю Михаилу Ивановичу — вас ищут, хотят с вами поговорить. Вот мы и вернулись.
— Хорошо, — сухо ответил Архипов. — Я вам признателен. Потому что искал господина Рыбакова. Я собираюсь задержать его и допросить в Сыскном отделении.
Рыбаков страдальчески посмотрел на меня:
— Вы же обещали!
Я хотел протестовать, но двое сопровождающих Архипова быстро подошли с двух сторон к Рыбакову, оттеснили его от меня и посадили в полицейский экипаж. Архипов влез вслед за ними.
— Захар Борисович! — крикнул я. — Зачем?
Он покачал головой и приказал ехать.
Глава 14
Больной
Ночью я почти не спал, постоянно бредил все новыми вариантами решения этой задачи с одним неизвестным отравителем. Или вспоминал про Рыбакова, которого так некстати сам и привел в расставленную ловушку. Я надеялся, что следователь, будучи умным человеком, все-таки придет к мысли, что он арестовал невинного человека. Но при этом я вспоминал маленькую камеру, где мне «удалось» побывать год тому назад — да уж, сегодняшнюю ночь Михаил Иванович тоже проводит без сна…
Я наконец уснул часа в три, а в восемь Маша уже тормошила меня за плечо:
— Вставай, Гиляй, к тебе гость пришел, требует по срочному делу. Что случилось?
— Не знаю, — пробормотал я. — Скажи ему, пусть подождет в гостиной. Не могу же я в таком виде… Подай ему чаю или что он там попросит.
Холодная вода взбодрила меня, и, входя в гостиную, я чувствовал себя почти живым человеком. Там, у стола, сидел Иван Яковлевич Тестов собственной персоной.
— Доброе утро, Иван Яковлевич. Вы из-за Рыбакова? — спросил я.
Тестов кивнул.
— Чаю хотите?
— Нет, — ответил он. — Я уже завтракал. Владимир Алексеевич, что происходит?
— А я выпью. Маша! — крикнул я в сторону кухни. — Принеси чаю! И закусить что-нибудь!
Тестов прокашлялся и показал, что он ждет моего ответа.
— Вчера в Купеческом клубе опять было отравление, Иван Яковлевич, — сказал я. — И вашего повара забрала полиция.
— Зачем?
— Ну… Потому что он готовил блюда для… одного мероприятия. И есть, как я понимаю, подозрение, что он мог подсыпать в еду…
— Чушь! — перебил меня Тестов. — Во-первых, Михаил Иванович не мог вчера быть в Купеческом. У нас есть строгое правило — шеф-повар может работать в сторонних заведениях только с моего ведения. Во-вторых, вчера Рыбаков отпросился навестить своего родственника, который приехал из-за границы. В-третьих, я с трудом могу представить себе, чтобы Михаил Иванович мог подсыпать в блюдо хоть что-то, не имеющее отношения к строгой рецептуре. Он очень хороший шеф-повар, но творческое начало у него отсутствует. Впрочем, слава богу. Ко мне ходят поесть, а не пофантазировать.
Я понимал, что и во-первых, и во-вторых, и в-третьих Тестов был совершенно не прав. Но это касалось его личных отношений с Рыбаковым, поэтому я просто сказал:
— Думаю, вы сами разберетесь с Михаилом Ивановичем, как и почему он оказался в клубе без вашего ведома. В любом случае его все равно скоро выпустят, я уверен.
— Да? — мрачно изрек Тестов, потом засунул руку во внутренний карман пиджака и вынул оттуда листок бумаги. — А вот это как понимать?
Он протянул листок мне. Там было написано:
«Второй раз за неделю Вашего шеф-повара арестовывают после смертельного отравления. И до сих пор газеты ничего об этом не пишут? Вы же не хотите, чтобы газетчики заинтересовались этим странным совпадением? А уж какая паника начнется среди посетителей Вашего трактира!»
Подписи не было, но я сразу понял, чьих рук это дело. Вернув записку, я сказал:
— И что вы намерены предпринять?
Тестов пожал плечами:
— Понятия не имею. Кто мог написать это письмо, Владимир Алексеевич?
— Мошенники, — ответил я. — Но мошенники серьезные.
— Значит, следует ждать еще одного послания с суммой выплаты за молчание?
— Да.
— И я должен буду платить?
— Не знаю. Это уж вам решать. Но я бы не платил.
— Тогда поднимется шумиха в газетах.
Я подумал и, вспомнив историю про то, как Петр Петрович Арцаков со своими «ангелами» отвадил банду Тихого, предложил:
— Знаете, Иван Яковлевич, у меня есть одна знакомая контора… Это, конечно, на крайний случай… Ее хозяин — мой товарищ, бывший цирковой борец. Так вот, несколько лет назад шантажировали одного богатого человека. И он нанял людей из этой конторы, чтобы они разобрались с шантажистами.
— И они разобрались? — спросил Тестов.
— Да. Довольно эффективно.
— Убили кого-нибудь?
— Нет!
— Хорошо, давайте адрес.
Я продиктовал ему адрес «ангелов-хранителей» и, попрощавшись, проводил до дверей, надеясь, что Уралов успеет прислать мне досье раньше, чем к нему нагрянут молчаливые люди в черных костюмах «ангелов».
— Вот, — сказала Маша, как только я вернулся за стол, — прелестный салатик из капусты.
Она поставила на стол блюдо с мелко нарезанным капустным листом.
— Из капусты и чего еще? — спросил я уныло.
— Из капусты и капусты, — бодро ответила моя супруга. — Заправлена уксусом, сахаром, солью и постным маслом. Очень свеженький вкус получился.
— Знаешь, кто это был? — спросил я, головой указывая на дверь.
— Кто?
— Иван Яковлевич Тестов, ресторатор. Представляешь, если бы он увидел, чем ты меня тут кормишь?
— Ничего-ничего, — сказала Маша, иезуитски улыбаясь. — Вот настанут еще времена, когда в ресторанах начнут специально кормить так, чтобы люди не толстели, а худели.
— Никогда! Никогда такого не будет! — грохнул я кулаком по столу так, что вилки подскочили, а блюдо с салатом съехало чуть-чуть вбок.
— Ха! Ха! Ха! — отчеканила Маша. — Ешь, Гиляй! А то остынет!
Судьба Рыбакова не давала мне покоя, и поэтому первым пунктом сегодняшних разъездов я наметил Малый Гнездниковский переулок, дом, одна половина которого была отведена под Сыскное отделение, а во второй размещался московский штаб Жандармского корпуса.
Погода была под стать настроению — ноябрь в этом году и так выдался мрачный, беспросветный, а сегодня с утра небо было затянуто темными тучами, температура упала почти до нуля, так что все ждали уже не дождя, а первого снега. Дворники ивовыми метлами и фанерными лопатами сгоняли жидкую грязь с тротуаров, лужи уже не просыхали до конца, и прохожие жались поближе к стенам домов и подальше от мостовых, чтобы не забрызгало из-под колес проезжавших мимо пролеток и телег ломовиков.
