Кен Фоллетт - Ночь над водой
Она посмотрела на него и, встретив его взгляд, внезапно узнала. Нет, они никогда раньше не встречались, но она видела его фотографию в газетах. Это был Карл Хартманн, немецкий социалист и ученый. Решив хоть однажды взять пример с брата и перебороть свою застенчивость, она села рядом, представилась. Заклятый враг Гитлера и нацистской верхушки, Хартманн, благодаря своему мужеству, выглядел героем в глазах многих европейцев, представителей молодого поколения.
Примерно год назад он куда-то исчез, и стали подозревать самое худшее. Теперь Маргарет убедилась, что ему удалось бежать из Германии. Он выглядел как человек, выбравшийся из ада.
— Весь мир гадал, что с вами случилось, — обратилась она к своему кумиру.
Он ответил на правильном английском, хотя и с сильным акцентом.
— Меня поместили под домашний арест, но разрешили продолжать научные исследования.
— А потом?
— Потом я исчез, — ответил он просто. Хартманн представил ей сидевшего рядом мужчину. — Вы знакомы с моим другом бароном Гейбоном?
Маргарет слышала об этом человеке. Филипп Гейбон был французским банкиром, который тратил свое огромное состояние на защиту евреев, британское правительство считало его сионистом. Много времени он проводил, путешествуя по разным уголкам мира и уговаривая власти многих стран принять беженцев-евреев из нацистской Германии. Это был невысокий круглый человечек с аккуратной бородкой, одетый в дорогой черный костюм, сизо-серую жилетку, на шее серебристый галстук. Маргарет догадалась, что именно он заплатил за билет немецкого ученого. Поздоровавшись, она продолжила беседу с Хартманном. — В газетах ничего не писали о вашем бегстве.
— Мы старались сохранить это в тайне, пока Карл благополучно не выберется из Европы, — ответил за профессора барон.
Звучит зловеще, подумала Маргарет, вероятно, за ним все еще охотятся фашисты.
— А что вы собираетесь делать в Америке?
— Хочу попасть в Принстонский университет и продолжить там свою работу по физике. — Лицо ученого стало грустным. — Понимаете, я ведь не хотел эмигрировать, но, если бы остался, мои знания и опыт послужили бы дьяволу и, возможно, работали бы на победу нацистов.
Маргарет ничего не знала о его научных исследованиях — только то, что он считался довольно крупным ученым. Гораздо больше ее интересовали его политические взгляды.
— Хочу вам сказать, что многие восхищаются вашим мужеством. — При этом Маргарет подумала о Яне, который переводил пламенные речи Хартманна на английский, когда тому еще разрешали выступать.
От ее похвалы он, видимо, почувствовал себя неловко.
— Если позволите, я продолжу свою мысль. Сейчас я глубоко скорблю, что пришлось отказаться от борьбы, по сути, сдаться.
Вмешался барон Гейбон.
— Что ты говоришь, Карл? Разве ты сдался? Не смей винить себя. Ты вынужден был так поступить, другого выхода не было.
Хартманн кивнул. Без сомнения, как умный человек он понимал, что Гейбон прав, но все равно в душе считал, что в какой-то мере предал родную страну, отдал ее на откуп фашистам. Ей захотелось подбодрить его, но она не знала, как это сделать. Ее выручил неожиданно появившийся проводник в форме компании «Пан Америкэн».
— Дамы, господа, обед подан, прошу вас пройти в соседний вагон.
Маргарет извинилась, встала.
— Для меня большая честь познакомиться с вами, герр Хартманн. Надеюсь, мы сможем еще побеседовать.
— Конечно, буду очень рад, — ответил Хартманн и, может быть, в первый раз улыбнулся. — Впереди у нас долгая дорога.
Она прошла в вагон-ресторан и села за стол вместе с семьей. Сестры сидели рядом, Перси протиснулся между ними, а мама с отцом сели напротив. Маргарет поглядывала на сестру. Когда она бросит свою бомбу?
Официант принес минеральную воду, отец заказал бутылку рейнвейна. Элизабет молчала, глядя в окно. Маргарет тоже притихла. Мать явно что-то заподозрила.
— Что с вами, девочки?
Маргарет не отвечала.
— Я хочу сообщить вам что-то важное, — произнесла Элизабет.
К столику подошел официант: он принес сметану к грибному супу, и Элизабет замолчала. Мать попросила принести салат. Когда он ушел, разговор продолжился.
— Да, дорогая, мы тебя слушаем.
Маргарет затаила дыхание.
— Я решила не ехать в Америку.
— Что такое? Что за вздор ты несешь? Мы все едем, да-да, едем, а потом летим, — зло прошипел отец.
— Нет, я не полечу. — Элизабет сказала это спокойным голосом, но достаточно твердо. Маргарет следила за ней. Сестра нисколько не повысила голос, но ее длинное простое лицо было мертвенно бледным. Маргарет очень переживала за нее.
— Кончай свои глупости, Элси, отец купил тебе билет, — вмешалась мать.
— Ну и что, может, удастся оформить возврат, — решил вставить свое слово Перси.
— Замолчи, тебя никто не спрашивает, — сделал замечание отец.
— Так, предупреждаю, если вы будете заставлять меня, я откажусь подниматься на борт вашего клипера. Думаю, вы скоро поймете, что компания не позволит тащить совершеннолетнего человека, который к тому же кричит и отбивается.
«Да, она действительно умна, наша Элси, — подумала Маргарет. — Нащупала у отца уязвимое место, правильно выбрав момент. С одной стороны, он не может тащить ее в самолет силой, а с другой — не может и остаться, чтобы как-то уладить проблему, потому что ему самому грозит тюрьма, ведь всем известно, что он фашист».
Но отец так легко не сдастся, черта с два. Вот и сейчас, он понял, что дочь говорит серьезно, не шутит, и отложил в сторону ложку.
— Ясно. Ну и что ты собираешься делать, если останешься? — спросил он с иронией. — Пойдешь добровольцем в армию, как уже намеревалась сделать твоя слабоумная сестра?
Маргарет вспыхнула, услышав, как ее при всех обзывают, но прикусила язык и смолчала, ожидая ответа Элизабет, который, видимо, произведет эффект разорвавшейся бомбы.
— Я поеду в Германию.
Отец просто остолбенел, какое-то мгновение не мог вымолвить ни слова.
— Дорогая, по-моему, ты слишком близко к сердцу принимаешь все эти политические дуэли, у нас дружная семья, и мы должны держаться вместе, — вставила мать.
Перси опять встрял в разговор, стараясь подражать напыщенному отцовскому тону.
— Вот, что бывает, когда девушки без приглашения вмешиваются в политику. А все благодаря так называемым наставникам типа Мэри Стоп.
— Заткнись, Перси! — Маргарет пихнула его локтем в бок.
Официант собирал тарелки с супом, к которому никто из них не притронулся. Все молчали. «Итак, она это сделала, — подумала Маргарет. — У нее хватило мужества выступить открыто. Посмотрим, что будет дальше».
Маргарет видела, что отец находится в трудной ситуации. Очень просто издеваться над Маргарет, которая хотела остаться, чтобы сражаться с фашистами, но с Элизабет справиться гораздо труднее, потому что фактически она его единомышленница.
Однако отцовские сомнения морального толка продолжались недолго, и, когда официант удалился, он сказал:
— Категорически запрещаю. — Отец произнес эти слова решительным голосом, будто одной фразой подытожил весь разговор.
Маргарет взглянула на сестру. Что она ответит? Он даже не стал спорить, сразу запретил.
С удивительной мягкостью в голосе Элизабет продолжила.
— Папочка, дорогой, боюсь, запрещать ты мне больше ничего не можешь. Я совершеннолетняя и могу делать то, что захочу.
— Нет, сейчас ты на моем иждивении.
— Что ж, могу обойтись и без твоей поддержки. В конце концов, у меня есть немного своих денег.
Отец залпом выпил свой рейнвейн.
— Послушай, хватит разговаривать, запрещаю и точка.
Слова прозвучали как-то неубедительно. Маргарет начала думать, что Элизабет понемногу одерживает победу. Она, впрочем, не знала, радоваться ей, что Элси утрет нос отцу, или, наоборот, переживать, что сестра станет нацисткой.
Им подали камбалу под майонезом. Впрочем, ел только Перси.
Элизабет выглядела бледной: она, несомненно, боялась, но лицо ничего, смелое. Маргарет не могла не восхищаться ее силой духа, хотя целей совершенно не одобряла.
— Не пойму. Если ты не собираешься в Америку, зачем ты вообще полезла в поезд? — спросил брат.
— Я заказала себе билет на пароход, который отправляется из Саутгемптона.
— Ты не можешь отсюда добраться до Берлина, — сказал, торжествуя, отец. — Англия и Германия находятся в состоянии войны.
Маргарет ужаснулась. Конечно, он прав. Неужели Элизабет раньше не подумала об этом? Теперь весь план может сорваться.
Элизабет осталась невозмутимой.
— Я сначала поплыву в Лиссабон. Деньги в португальский банк уже переведены, номер в отеле заказан.
— Ну ты и бестия! — воскликнул отец в сердцах. Слова прозвучали громко, мужчина за соседним столиком даже оглянулся.
