Мертвая сцена - Евгений Игоревич Новицкий

Я чуть было не вздрогнула:

— Кому это — ему?

— Ну как же, Носову.

— Я просто хочу, чтобы он понес то наказание, которого заслуживает, — строго сказала я. — Чтобы не ушел от уголовной ответственности путем своих манипуляций… или как выразиться — махинаций?

Всеволод задумался на секунду — и махнул рукой:

— И так, и так нормально.

— Стало быть, вы согласны со мной, что Носов всего лишь манипулирует Филиппом Филипповичем?

— Я и до вас придерживался такого мнения, — неуклюже ответил он.

— Однако сейчас дело идет к тому, что Носов отделается едва ли не легким испугом, не так ли?

— Это вы очень точно выразились. — Всеволод почему-то погрозил мне пальцем. — Вот именно: по сравнению с тем, что его ожидало изначально, лечение от мнимой душевной болезни окажется для него не более чем легким испугом. Без этой болезни ему бы, конечно, грозил расстрел.

— Вот видите! — воскликнула я. — Все ясно как дважды два — он спасает свою шкуру! Неужели у этого вашего Филиппа даже не возникло таких подозрений? Кажется, он один сомневается в том, что Носов хочет обвести всех вокруг пальца.

— Алла, — проникновенно сказал Всеволод, — Филипп Филиппович, как я уже говорил, большой специалист в своей области. Он, как вы заметили, куда старше меня — и куда дольше работает с преступниками. Мое слово против его, к сожалению, ничего не будет стоить.

— Вы, по-моему, скромничаете, — усомнилась я. — Все-таки именно вы в данном деле — следователь.

— Но раз психиатр посчитал, что подследственный — не преступник, а больной, то Носов уже перешел под его… как бы сказать?..

— Крылышко, — подсказала я.

— Я не совсем то имел в виду, — поморщился Всеволод, — но пусть будет так.

Я призадумалась. Мне не верилось, что он настолько беспомощен, как об этом говорит. Просто не хочет возиться. Даже ради меня. Впрочем, кто я ему?

А если я стану для него «кем-то»? Может, тогда он больше постарается мне угодить?

Как ни крути, придется стать его любовницей. Даже если это ничем мне не поможет. Но я должна хотя бы попробовать. Ведь и моя собственная шкура теперь в большой опасности.

Так я решила — и так я сделала.

Однако единственное, чего я пока добилась, — это того, что Всеволод обещает держать меня в курсе дела. В самом крайнем случае я ему в своем проступке признаюсь. Но это когда (и если) мне уже совсем нечего будет терять. Вот и посмотрим заодно, так ли Всеволод меня любит, как он уверял сегодня вечером (пусть и с пьяных глаз).

24.5.62

Меня осенила, кажется, неплохая идея. Я решила взять ситуацию в свои руки. А именно — прийти на свидание к У. и попытаться сделать так, чтобы пресловутый Филипп Филиппович пересмотрел тот диагноз, который он ему вот-вот официально поставит.

Как сообщил Всеволод (все-таки он мне пригодился и, надеюсь, еще пригодится), У. сейчас охотно поддакивает Филиппу и подстраивается под его диагноз. Он все-таки умен, этот проклятый У. Он понял, что для него выгодно согласиться с тем, что он — Носов. Но только не простой Носов, а спятивший.

— Всеволод, — спросила я вчера у «моего» следователя, — неужели вашего Филиппа так легко провести? Вот мы же с вами видим дешевую и фальшивую игру Носова, а он как будто ничего не замечает!

— Значит, Носову просто удалось подобрать к Филиппу правильный ключ, — только и развел руками следователь.

А я теперь понимаю, что очень даже могу подобрать столь же правильный ключ к самому У. Иными словами, раз я не могу повлиять на Филиппа (на Всеволода могу, но сейчас мне это мало что дает), надо повлиять на самого У. А поскольку я знаю его лучше, чем кто-либо, думаю, у меня задуманное получится.

Отвлеклась на пять минут — и продолжаю запись. Только что звонил Всеволод. Звал меня в кино.

— На какой, — спрашиваю, — фильм?

— «Иваново детство», — отвечает.

— Я уже видела…

— Как? — осекся Всеволод. — Он ведь только вышел.

Бедняга все еще считает, что я в трауре, а значит, мне не пристало развлекаться в одиночку (вдвоем с ним, видимо, уже можно). Пришлось напомнить ему, где я работаю.

— Ах да! — воскликнул следователь. Могу поклясться, я услышала, как он хлопнул себя по лбу. Однако он тотчас нашелся: — Алла, ну давайте еще раз посмотрим? Хорошая же картина.

— А вы, значит, тоже смотрели?

— Нет, но все говорят…

«Какой осведомленный!» — иронически подумала я про себя, а вслух сказала:

— Не в моем теперешнем состоянии пересматривать такие тяжелые картины.

После чего я издала глубокий вздох. Напустила-таки на себя облако печали, присущее вдове.

— Ну давайте тогда на «Девчат» сходим? — не унимался Всеволод.

— А этот слишком веселый, — парировала я. — На такой мне тоже пока не хочется ходить.

Хотела напомнить ему, что сама работаю в кино и в свободное время предпочитаю от него отдыхать, но тут же подумала, что тогда потащит меня в театр, а то и в филармонию… Пришлось сойтись на том, что сегодня мы снова проведем вечер у него дома. Да и к чему что-то усложнять? Ведь ясно как день, что никакое не «Иваново детство» ему нужно, а только и исключительно Аллино тело…

25.5.62

Странно: хотя мы теперь спим с Всеволодом, но по-прежнему остаемся на «вы». Отчего-то ни он, ни я не решаемся перейти эту элементарную, казалось бы, грань между «вы» и «ты». Впрочем, может быть, оно и к лучшему.

— Всеволод, — сказала я ему сегодня, когда мы переводили дух после очередного раза, — вы не могли бы устроить мне свидание с Носовым?

— Зачем вам оно? — протянул он.

— Хочу поговорить с ним наедине. Это ведь возможно?

— Алла, но для чего вам все-таки нужно свидание? — не унимался Всеволод.

— Я хочу понять… — вздохнула я.

— Вы все еще не можете забыть?.. — В голосе следователя слышалась ревность.

— Конечно, не могу, — еще глубже вздохнула я. — Если бы не вы, вообще не знаю, что бы сейчас делала… — решилась я на маленький комплимент.

— Мне кажется, чем скорее вы забудете… — завел было он свою шарманку, но я решительно прервала его:

— Но я не хочу забывать! Всеволод, поймите, речь идет о человеке, вместе с которым я была десять лет. Как вы думаете: можно ли так просто их забыть?

— Этого человека уже нет, — тихо проговорил следователь. — Даже если Носов выложит вам все свои мотивы совершенного преступления, это же не облегчит ваше горе!

— Как сказать, — не согласилась я. —