Татьяна Молчанова - Дело о таинственном наследстве
Граф мерил шагами свою комнату.
«Вот как странно, 1001, – считал он свои шаги. – Тетушка мертва. Теперь у меня совсем никого нет, кроме этого Антона Ивановича. А кстати, где он?» – подумал граф и на 1050 решил спуститься вниз.
– 1051, 1052, 1053… Тьфу ты господи, Антон Иванович, вы как привидение прямо! – отшатнулся граф от невесть откуда возникшего родственника. И, вглядевшись в него, уже даже испугался. – Что это с вами, милейший?
Антон Иванович представлял собой зрелище действительно странное, если не сказать просто ненормальное. Лицо его дергал нервный тик, он суетливо потирал руки и глядел на графа с каким-то вопрошающим и одновременно плотоядным выражением.
– Да я вот тут вас поджидаю, – проговорил он дрожащим голоском.
– А отчего вы меня здесь поджидаете, поднялись бы в комнату, поговорили?
– Да я так, ничего, видите, дождался ведь…
Какая-то очень неприятная зависла пауза, и он, уже не на шутку раздраженный, грубо спросил:
– Ну?
– Так ведь Феофана Ивановна… умерла? – весь изогнувшись в вопросительную дугу, прошептал Антон Иванович.
«Да, явно нехорошо ему…»
– Антон Иванович, я же вам вчера все рассказал – умерла, при нас всех умерла, скончалась!
Антон Иванович немножко отпрянул от недоумевающего графа, слабо махая руками, потом опять приблизился, блестя глазами, и, криво улыбаясь, спросил:
– А от чего? – Лицо его опять передернул тик.
Граф, не поняв вопроса, посмотрел на родственника:
– От чего? Антон Иванович, я не знаю… Сердце, скорее всего, вы же понимаете, у тетушки уже два удара было, это, наверное, третий… – И тут он, вдруг осознав вопрос, воскликнул: – А ведь вы правы! Почему тело тетушки до сих пор не привезли в дом? Это вы хотели спросить? Почему его держат в больнице? От чего она умерла? На что вы намекаете? – Ему стало страшно, он схватил Антона Ивановича за рукав. – На что вы намекаете? Что вы знаете? Говорите же!
Антон Иванович от крика весь съежился, задрожал.
– Я ничего, вы же сами все сказали, не дают нам тетушку похоронить. Да и не должна она была умереть… так… рано…
Граф разжал пальцы и не менее минуты смотрел в бесцветные глаза старичка.
– Не волнуйтесь, Антон Иванович, – наконец медленно произнес он, – успокойтесь, все мы смертны. Это все формальные процедуры: констатация смерти и ее причины. Я думаю, что у Феофаны Ивановны действительно не выдержало сердце. Пойдемте, попьем лучше чаю и оба успокоимся.
Граф обхватил за плечи низенького родственника и повел его в столовую.
* * *Два дня прошло с вечера Наташиных именин. Орлов не показывался. Серые ненастные облака висели над Маврюшино, накрапывал мелкий неприятный дождичек, никак не прекращающийся и не переходящий в настоящий ливень. Природа тоже оплакивала тетушку. Она была уже старушкой, сердцем совсем слабенькой… Наташа всхлипнула, и слезы опять потекли в уже совершенно мокрый носовой платок. Она сидела на подоконнике, смотрела в окно, плакала и думала, думала, думала… Первый раз она увидела смерть вот так близко, да и за всю свою жизнь никогда не видела, как умирают люди. Ей представлялось, что это все же должно быть неким таинством, и люди тихо и спокойно отходят в мир иной. За исключением всяких несчастных случаев, конечно же. А тут вот так страшно, да еще на ее именинах. Такой резкий контраст от веселья, вдохновения, любви, жизни в каждом мгновении, в каждом съеденном пирожном и в каждой улыбке с этими булькающими звуками… Наташа затрясла головой. Неубранные волосы упали на лицо. Вся сцена опять встала у нее перед глазами. Как жаль, что она не упала в обморок, как Ольга! Ей не пришлось бы видеть, как бросился к Феофане доктор, схватил ее руку, нащупывая пульс, и через мгновение опустил ее, перекрестившись. Как, тихо перешептываясь, гости торопливо стали расходиться из дома, в котором стало тяжело находиться. Как граф, стоя в углу гостиной, плакал, закрыв лицо. Как спустя некоторое время приехала больничная карета и увезла Феофану Ивановну…
Наташа слезла с подоконника. Прижалась лбом к стеклу, наблюдая за мелкими, брызгающими в стекло каплями. Что же теперь делать? И что же тогда произошло между графом и Зюм? Все Наташино честное сердечко говорило ей, что тут не может быть неправды, не может быть граф таким… таким… бесчестным… Все, пусть недолгое, но все же достаточное для узнавания время, проведенное с ним, говорило о том, что это чуткий, честный, хороший человек, которого она… – Наташа всхлипнула – любит! Но что же там произошло? Перед глазами всплыло оголенное белое Софьино плечо, ее улыбка, разрумянившиеся щеки и потерянный, растрепанный вид графа… Наташа поняла, что не может больше вот так стоять и думать, что мысли ее потеряли всякое разумное направление и только мучают ее. И только собралась выйти в сад, как в дверях комнаты возникла Ольга.
* * *– Ох, слава Богу, застала! – сразу же затараторила, зачастила та. – Я все не ехала, боялась после случившегося. И не знаю, что у вас происходит. Сидим, все с маман гадаем… И так маетно, так непонятно… Слухи ползут нехорошие, и я уж не выдержала… Дождь еще…
Ольга мельком взглянула в окно и выражением лица стала совершенно неотличимой от пейзажа за ним: таким же тусклым и невыразительным. Не мигая глядя на капли дождя, Ольга отчего-то зашептала:
– Меня Лиза в гостиную пригласила тебя ждать, а я не могу – только к дверям подошла, так опять вспомнила, как Феофана… – И Ольга, обладавшая сегодня недюжинным талантом к перевоплощению, на секунду вдруг закатила глаза и слегка приоткрыла рот, видимо, для наглядной иллюстрации Феофаниной смерти. Да было это так похоже, что Наташа поежилась…
Через несколько секунд, вернувшись в свое естественное состояние, Ольга вздохнула, села в кресло и выжидающе посмотрела на Наталью. Та молчала… Помолчала и Ольга. И все же не выдержала молчания первой: переставляя безделушки на туалетном столике, спросила скучным голосом:
– Ты мне ничего не хочешь рассказать?
– О чем, Оля? – поморщилась Наташа. – О бедной Феофане Ивановне? Да ты сама все видела…
– Неет, – протянула Ольга, внимательно изучая фарфоровый колокольчик. – О том, что было в беседке…
– О, господи! – всплеснула руками Наташа. – Ну уже все знаешь! Да откуда? Или ты тоже там была? – догадалась она, тут же покраснев от мысли, что Ольга тоже могла видеть ту отвратительную сцену.
– Нееет, не былааа, – пропела Ольга.
Как же ей сейчас было обидно, что любимая подруга скрывает от нее такие важные события!
И от досады она почти закричала на Наташу:
– Ну что же ты за подруга! Ведь я знаю! Что-то произошло там. И очень, очень неприятное. А ты сидишь, не вытянешь из тебя ничего. Да и самой тебе, видимо, неинтересно… – и губы ее задрожали – Ольга явно собиралась расплакаться.
– Оленька… – Наташа почему-то действительно почувствовала себя виноватой. – Ну… Ну извини, ты же понимаешь, все, что случилось: и Феофана, и граф… – Она подергала конец пояса, нахмурилась, вздохнула… Подошла к Ольге и обняла ее. Девушки стояли, крепко прижавшись друг к другу, и шмыгали носами.
– Ну хорошо! – Ольга разжала руки и села обратно в кресло, аккуратно расправив оборки платья.
– Что бы там ни было в беседке, а, судя по твоему похудевшему лицу, было там что-то неприятное, все подстроила Зюмиха! – И увидев, как вздрогнула подруга, повторила значительно: – Все подстроила Софья!
И, верная своей привычке неожиданно отступать от главной темы, забормотала вполголоса:
– А я-то все голову ломала, ну как она мстить собралась, про что такое говорила, а она вон что! И тебя вовлекла!.. Граф Саша не виновен ни в чем, его тоже вовлекли! – Ольга торжественно и выразительно посмотрела на Наташу, как будто на этом, собственно, все объяснения и заканчивались.
– Я знаю, что он невиновен… – прошептала Наташа. Ее руки снова потянулись к поясу, и пальцы принялись перебирать нашитые на нем камешки.
Ольга продолжала, но уже понятным и связным русским языком:
– Уже после десерта вышла я в сад прогуляться. Душно в доме стало. Догуляла до аллеи, где мы с вашим садовником астры в начале весны высаживали. Вечером красиво на них смотреть – беленькие такие. А за астрами кипарис, если помнишь, а за кипарисом лавочка. Нюхаю я астры – вдруг шуршание и шипение со стороны дерева раздалось. Я даже не испугалась, потому что сразу узнала! – Ольга щелкнула пальцами. – Софья, когда в особо злом расположении духа пребывает, нормально говорить не может. Шипит как змея. И мне стало интересно: может, опять что эта злюка придумала. Видимо, теперь у меня судьба такая: ее намерения узнавать…
В этом месте так благополучно начавшая свой рассказ Ольга опять выпала в какое-то свое пространство и запричитала:
– Ой, ну мало ей, что хороша как ангел или дьявол, все равно кто, ну хороша же! И мужчины у ней разные, какого только захочет, и состояние у нее, ну что еще нужно! Давно ведь могла и замуж выйти, и деток нарожать, пухлых таких, розовых…
