Дон Кавелли и папский престол - Конти Дэвид
Глупо, что теперь именно это исключение и стало целью Дона. Он вытащил смартфон и включил фонарик, осветив крошечную комнатушку, из которой вверх поднималась каменная винтовая лестница. Молча, они стали подниматься по ступеням. Кавелли шел впереди, освещая путь, за ним следовали кардинал и Беатрис. Примерно через пятьдесят шагов лестница привела к небольшому дверному проему, за которым начинался узкий коридор с побеленными стенами.
— Мы в Апостольском дворце, не так ли? — спросил кардинал Монти, заметно отдуваясь.
— Правильно.
В конце коридора находилась еще одна винтовая лестница, ведущая и вниз, и вверх. Гнилостный запах, поднимающийся снизу, ударил им в ноздри. Беатрис демонстративно зажала нос и задержала дыхание.
— Там внизу мусорные баки, но мы сейчас их минуем, — заметил Кавелли и начал подниматься по лестнице. Вскоре они вышли на лестничную площадку с маленькой белой деревянной дверью, похожей, скорее, на дверцу шкафа. Кавелли взялся за ручку, дверь оказалась открыта. Он вздохнул с видимым облегчением.
— Повезло. Проходите сюда.
Через несколько секунд все трое скрылись в темном помещении, и Кавелли тихо затворил дверь. Через окно проникало ровно столько лунного света, чтобы разглядеть, что они очутились на кухне. Она выглядела очень чистой, хотя и не новой. Интерьер, похоже, не обновляли с семидесятых годов. Самым современным был только большой холодильник. В комнате висел запах чистящих средств и застоявшегося воздуха.
В тоне Беатрис послышалась явная ирония:
— Что это такое? Место, где уборщицы гоняют чаи?
— Не совсем, — ответил Кавелли. — Это кухня святейшего отца.
— Что? — Беатрис ахнула.
— Святая Матерь Божья! — вырвалось у Монти.
— Я почти уверен, что здесь мы в безопасности. Главный вход опечатан с момента смерти папы, но это скорее традиционный символический акт. Это не место преступления, секретов здесь тоже нет, поэтому кухонной лестнице, ведущей к мусорным бакам, не придали никакого значения. Ни один житель Ватикана, находящийся в здравом уме, не пришел бы сюда.
— Кроме нас, — раздался из темноты голос Беатрис.
— Кроме нас, — подтвердил Кавелли.
LVII
Чжан ждал у телефона пятнадцать минут, пока у аппарата в Пекине не появился ответственный чиновник, у которого были полномочия что-то решать. Еще двадцать минут ушло на то, чтобы убедить его, что данная миссия имеет более высокий приоритет, чем все бюрократические сложности. Как только разрешение было получено, все пошло очень быстро: он назвал абоненту в Пекине номер мобильного телефона в Италии, и уже через четыре минуты на экране в кабинете Чжана появилось изображение, показывающее в режиме реального времени и с точностью до двух метров весь Ватикан. При желании здесь можно было найти всю историю перемещений интересующего Чжана мобильника за последние два часа. Через минуту он уже отправил полученные данные на другой телефон. Не прошло и секунды, как тихий звуковой сигнал подтвердил, что сообщение доставлено. Рука, на которой не хватало двух пальцев, потянулась к аппарату.
LVIII
Застыв и глядя в пустоту, кардинал Монти стоял на папской кухне. Было непонятно, что тяготило его сильнее: события последнего часа или то, что он самовольно вторгся в помещение, отведенное святейшему отцу. Казалось, что он не осмеливается осквернять святые чертоги своим дыханием, не говоря уже о том, чтобы сесть или прикоснуться к чему-либо. Его губы двигались быстро, но беззвучно, как если бы он постоянно творил тихую молитву. Беатрис спросила, не подать ли ему стакан воды, но Монти лишь молча покачал головой. Тогда Беатрис, почувствовав, что ее помощь никому не нужна, начала заинтересованно осматривать помещение, как если бы это был музей. Кавелли едва успел помешать ей включить свет, который наверняка заметили бы с улицы. Света луны, падающего из окна, оказалось достаточно, чтобы без труда обследовать просторное помещение. Кавелли наблюдал за Беатрис с чувством некоторой неловкости. Она застыла и уставилась на деревянный ящик, высотой примерно по колено, стоявший у окна, перед которым находился еще один ящик поменьше.
— Неужели это то, о чем я думаю?
Прежде чем Кавелли успел что-то ответить, она быстро подошла к ящикам, поднялась на тот, что повыше, и, изобразив на лице гримасу столетнего старца, стала осенять крестными знамениями и бормотать тарабарщину со вставками из латыни. Две монахини, которые в этот момент пересекали площадь Святого Петра, остановились как вкопанные. Они увидели, что на верхнем этаже Апостольского дворца, во втором справа окне, из которого папа обычно благословлял верующих, появилась женская фигура, дико размахивающая руками. Быстро опустив глаза, они поспешно удалились.
— Беатрис, пожалуйста, будь добра, успокойся.
Сколько бокалов отменного красного вина она выпила сегодня вечером? Три? Или больше?
— Не переживай, Дон, я просто шучу.
— Я вижу и считаю, что сейчас не лучшее время и не лучшее место для этого.
— Верно! — Беатрис спрыгнула с ящика и обвела рукой скромное помещение. — Это определенно не то место, где можно хорошенько повеселиться или получить удовольствие. Поверить не могу, что папе принадлежит эта обшарпанная развалюха. Мебель здесь, должно быть, не меняли с шестидесятых годов. Я всегда считала, что папа живет в роскоши.
Кавелли покачал головой.
— Многие так думают, потому что по телевизору всегда показывают только парадные залы, но они используются только для официальных мероприятий. Сами папы живут очень скромно, можно сказать, по-спартански. В эпоху Возрождения, конечно, было иначе, но современные условия — вот такие.
— Как скучно…
Беатрис продолжила обход. Кавелли неохотно последовал за ней. Она пересекла коридор и открыла дверь.
— А вот это уже интересно, — она указала на старомодную кровать из красного дерева с высокими столбиками. — Здесь их святейшества развлекались со своими любовницами?
— Ты смотришь слишком много сериалов. Эта чушь про Борджиа не имеет никакого отношения к сегодняшнему дню и очень мало отношения к тому времени.
— Я знаю, Дон, — голос Беатрис звучал примирительно. — К сожалению, свет еще не видел женщины, которая может приходить в такое паршивое настроение, как я, это уж точно. Но, — добавила она со злобной усмешкой, — признайся, ведь по крайней несколько пап убили в этой постели, не так ли? Пожалуйста, Дон, скажи, что это так!
Кавелли мягко потянул Беатрис за руку из комнаты и закрыл дверь.
— Здесь никого не убивали.
— Господи, что за душные зануды!
Кавелли вздохнул.
— Что ж, если ты находишь это интересным, Пий XII[51] умер от икоты.
Беатрис посмотрела на него, чтобы убедиться, не шутит ли он.
— Не от одного-единственного приступа, конечно, — добавил Кавелли. — Это продолжалось в течение нескольких месяцев. Кажется, что это звучит забавно, но, скорее всего, это было довольно мучительно. Я полагаю…
Где-то в доме с грохотом хлопнула дверь, заставив их вздрогнуть.
— Дон?
— Не бойся, это где-то далеко. Нас точно не касается.
Он постарался придать голосу уверенности. Беатрис, казалось, мгновенно протрезвела. В полумраке Кавелли увидел, как она опустилась на мягкую скамью. Ее голос задрожал.
— Что здесь происходит, Дон? Чего хотят эти люди?
Кавелли почувствовал, что у него пересохло во рту. Он шумно сглотнул, осторожно сел рядом с ней и обнял за плечи.
— Мы не знаем этого наверняка, ясно только, что для них почему-то невероятно важно повлиять на выборы папы.
— Ну и пусть! Нам-то что за дело? Нам надо как-то дать им понять, что мы оба не имеем к этому никакого отношения и ничего не знаем, Дон!
В ее голосе звучало такое отчаяние, что у Кавелли перехватило горло. Куда подевалась свободная и уверенная в себе Беатрис, которую он знал много лет и так восхищался? Он покрепче обнял ее за плечи и притянул поближе к себе.
