Дмитрий Дивеевский - Окоянов
Считаем преждевременно прекращать наблюдение за «Пилигримом». До окончания его проверки Вам надлежит приобрести осведомителя (желательно из числа близких родственников) и регулярно информировать секретный отдел о его действиях и умонастроениях. В случае проявления «Пилигримом» любых моментов контрреволюционной работы незамедлительно арестовать его и этапировать в губчека.
Нач. секретного отдела губчека
М. Фрумкин
– Хочу тебя обрадовать, Дмитрий Степанович. Наши с Алексеем аргументы возымели действие, и никаких мер к тебе приниматься не будет. Хотя, сам понимаешь, досматривать за тобой велено. Так что будем все вместе за тобой досматривать, – сказал Антон Мите, вызвав его к себе после получения ответа из Нижнего, – Начинай строительство. Может, и мне место письмоводителя подыщешь в своем ТОЗе, а то я что-то уставать начал.
– Отчего же письмоводителя, мы тебя и на высокую должность заведующего конным двором оформим. Таким людям у нас везде дорога.
– Митя, я теперь постоянно проворачиваю в голове наши разговоры. И чем дальше, тем больше появляется вопросов. Вот если бы Столыпину удалось провести реформы и остаться в живых, мне думается, Россия пошла бы другим путем.
– Возможно, ты прав. До гибели Столыпина была возможность завершить реформы и избежать втягивания в войну. Тогда, считай, в нынешнем двадцатом году Россия была бы уже сильнейшей империей в Европе, а то, может, и подальше. Как ты думаешь, сколько по этому размышлению у Петра Аркадьевича врагов было? Туча! Вот они и устроили на него настоящую охоту. Такую охоту, что уйти от смерти ему было невозможно. Так что, считай, убийство Столыпина стало поворотным моментом в нашей судьбе.
– А почему же твои эсеры за ним гонялись? Он ведь во многом вашу программу выполнял.
– Гонялись не столько эсеры вообще, сколько наши максималисты. Довольно маленькое ответвление партии. Но злые, черти. Только кроме них и другие желающие были со Столыпиным посчитаться. Вообще, таких сил было три. Первая – царский двор. Крупные помещики, что вокруг царя терлись, понимали, что реформы Столыпина отлучат их от кормушки. Они имели влияние на охранку.
– Вторая – наши максималисты. Им мало было реформ. Подавай все и сразу. Эти сопляки считали, что индивидуальным террором можно изменить правящий режим. Но покушение у них никак не ладилось, хотя они и получили море денег от зарубежных сил, которые боялись успеха столыпинской политики. Тут торчат уши зарубежных капиталистов, работавших через масонские общества.
Ну, и третья сила – кагалы. Этот политик был в состоянии пресечь приготовления к войне против России. А приготовления уже шли, и кагалы были готовы сделать свой вклад в них, лишь бы столкнуть царизм в эту пропасть. Убийство Столыпина и стало их вкладом. После его устранения в России уже не было силы, способной остановить военную катастрофу.
Поэтому, когда агент охранки, богатый еврейский мальчик Богров, застрелил Столыпина, стало ясно: кагалу надоело ждать результатов бестолковых попыток максималистов. Он купил начальника киевской охранки, а тот, в расчете на молчаливую благосклонность двора, создал своему агенту условия для покушения. Помнишь, какую свистопляску раскрутила тогда адвокатская коллегия и «прогрессивные» газеты в защиту Богрова? Это ли не свидетельство заговора?
– Думаю, наши товарищи не приняли бы такую версию из-за ее антиеврейского душка.
– При желании, конечно, можно приписать сюда и душок, только еврейский вопрос здесь не при чем. Кагал – только лишь политический инструмент, каких много. Еврейский вопрос – это, брат совсем другое дело. Это вопрос о судьбе народа. Его, ведь, царизм тоже не сумел разрешить.
Урезали в правах, загнали в черту оседлости, сделали врагами. Результат, как говорится, на лице. Здесь опять придется вспомнить Столыпина. Он хорошо понимал необходимость уравнения в правах еврейского населения, но уж больно много у этой идеи было врагов. В том числе и в кагалах. Ведь кагал – это организация по защите бесправных людей. Он не нужен, если они становятся нормальными гражданами…
Не знаю, добился бы Петр Аркадьевич успеха или нет. Только Столыпина опередили. Он убит, и о таких вещах можно забыть.
Поэтому я и думаю, Антон, что еврейский вопрос у нас возник, конечно, по воле судьбы. Но мы его сами превратили в катастрофу.
Мне ясно одно: этот пресловутый вопрос во всех странах разыгрывался денежными мешками каких угодно национальностей для достижения ими своих целей. У этих один бог – чистоган. Посмотришь их денежки на просвет – увидишь Люцифера. Да только и у них не все получается.
Например, в случае с Россией они просчитались. У нас, вопреки их планам, всех претендентов на власть одолел азиатско-варварский тип эсдека, сиречь, большевик, по сравнению с которым кровавый Кромвель – описавшийся шалунишка. Они еще не знают, какой зверь поднимается на лапы в верующей стране, у которой отнимают Бога. Когда же поймут – задрожат от страха. Оскал безбожной Совдепии будет для них ужасен. Придется им и у себя против нас такого же зверя выкармливать.
А были же и у них мудрые люди, например, Бисмарк. Предупреждали – не лезьте к русским со своими заговорами. Свое же дерьмо, извини, кушать будете. Нет, полезли.
Они вышли из исполкома заполночь и не спеша направились домой. Им не дано было знать, что в это время, далеко от Окоянова, над холмами Москвы, собирались в невидимую тучу стаи нечистой силы, чтобы плести черные сети боли и беспамятства над разумом пролетарского вождя Владимира Ульянова, посягнувшего презреть в великой своей роли русского Бога и русскую душу.
19
Мужики выпили уже немало самогонки, но разговор шел тяжело. Федор понимал, в чем дело, но не в состоянии был объяснить это доходчивыми словами.
А дело было в том, что все они вышли из самых что ни на есть бедняков Сонинки и стояли сейчас перед началом, как им казалось, благополучной жизни. Все они воевали в Красной Армии за землю и получили ее, вернувшись с фронта. Грядущее впервые повернулось к ним своей светлой стороной. Они видели, что теперь их труд будет приносить плоды их семьям. Они уже не могли даже и помыслить о возвращении в прежнее батрацкое, недостойное человеческого звания состояние. Все они правдами и неправдами обзавелись тягловой скотинкой. Кто-то обменял на лошадку золотые часики, отнятые у менялы-еврея во Львове, кому-то коняга отошел по наследству от тестя, кто-то по-другому измудрился, но все они ждали весны, как начала новой жизни.
Поэтому, когда Федор прямо рассказал им, что думает о следующем годе, мужики загрустили.
Конечно, им хотелось мирного труда и было тяжело помыслить о сопротивлении власти, за которую проливали кровь. Но они были уже не бессловесным скотом, который можно было бесстыдно обирать.
В отличие от многих других односельчан, эти бывшие солдаты познали мир и свою цену в нем. Они научились перешагивать через страх, ощущать собственную силу и стоять за себя с оружием в руках.
Ни один из них не испытал на себе продразверстки, потому что они еще не успели собрать своего урожая. Но они видели, что новая власть ведет себя беспощадно по отношению к крестьянам. Более-менее благополучно в Сонинке чувствовали себя лишь те хозяева, которые смогли обмануть продотряды.
Недавние борцы за Советскую власть столкнулись с необходимостью защищать от нее хлеб свой насущный. Это было противоречие, которое они не могли разрешить на своем «совете в Филях», созванном Федором и Михеем.
Как хотите, мужики, а я считаю, что война нас научила вместе держаться, – сказал Федор. – Конечно, такие дурачки, как Антип, нас и по отдельности не передушат. Кишка тонка. Но видишь, какие дела в России. Надо ко всякому готовиться. Вот у Антипки ТОЗ, пускай и у нас своя взаимопомощь будет. Ведь все же понимают, что опять придется в следующий урожай хлебушек припрятывать, а как же иначе? Только по-умному. Ведь если кто донесет – тюрьмы не избежать, а то и похуже… А излишки со всего урожая пусть Антипка сдает. Он большие урожаи собирает. Поэтому, други, надо нам думать, как хлеб будем прятать. Задача не из простых. В деревне глаз много. Да и желающие донести найдутся. Может, нам уж сегодня следует покумекать, где схрон копать и как его обустраивать. Пока осень стоит, глядишь, оно и удобнее будет, чем летом-то. Опять же, за зиму ясно станет, подглядел кто или нет.
– Ты, Федя, прав. Только я думаю, дальше идти надо. Подглядел кто, не подглядел, поди – догадайся. Надо, что бы нас на селе уважали да побаивались. Тогда и помалкивать будут. Хозяевами надо стать на селе, – вмешался Михей.
– Так хозяина уже власти назначили. Вон он – председатель комбеда-то.
– Пусть они на него и радуются. Мы тоже не против. Я про то говорю, кого люди слушать должны. К кому на суд приходить будут. У нас завсегда так было, что к самым крепким и головастым тянулись. Ну, а сегодня мы и есть самые крепкие. И поголовастей Антипки малость. А закон будет простой. Ежели кто этого не поймет – можно и поучить, силу свою показать. Согласны?
