Курт Ауст - Судный день
Он перевел дух и освежил горло глотком вина. Томас сидел, не шелохнувшись, напоминая огромного вырубленного в скале тролля.
– Те, кто видел карты таро, знают, что в колоде таро имеется карта с изображением повешенного. Значения этой карты – страдание, наказание и переход к чему-то новому, к новой жизни… Если собрать эти значения, то получится… Судный день. – Фон Хамборк поднял глаза. Во взгляде сквозила усталость, азарт исчез, и теперь трактирщик исполнился смирением. – На карте таро человек повешен за ноги, то есть вниз головой. Если перевернуть число 6999, то получится 9666. Эта цифра содержит число Зверя, о котором священник уже упоминал. Следовательно, это важная цифра, и нам нужно как-то связать ее с числом четок – то есть 53, и тогда мы найдем наше число, то есть то, которое раскроет нам дату Судного дня. Если посмотреть на это с точки зрения математики, то логично будет сложить эти два числа или вычесть 53 из 6999, однако ничего стоящего в этом случае не выходит. Оба результата весьма далеки от конечной даты, которой касаются пророчества Нострадамуса, а именно – от числа 3797. То же самое получается, если исходить из перевернутой цифры – 9666. Тоже ничего путного. Тогда будем использовать число 6999, но возьмем первые две цифры – 69. Если прибавить к 69 число чёток – то есть 53, будет 122, а если поставить его перед двумя оставшимися числами, 99, то получится 12299 – число ничего нам не говорящее и потому бесполезное. Однако если отнять 53 от 69, а получившееся число поместить перед последними двумя цифрами… – он на секунду умолк, словно собираясь с силами, а затем проговорил, – то получится… 1699.
Судорожно сглотнув слюну, фон Хамборк схватил дрожащей рукой бокал и залпом опустошил его. Томас сидел по-прежнему неподвижно. От всех этих цифр у меня голова кругом пошла, а мозг мой готов был взорваться от мысли, что теперь-то перед нами неоспоримые доказательства всеобщей неминучей гибели, которая уже близка.
Умирать мне не хотелось, и голова отказывалась думать об этом. Она вообще не желала думать. Мысли остановились.
Поднявшись со стула, Бигги тихо пробормотала: “Спокойной ночи” – и скрылась за дверью. Мария давно уже вернулась из кухни и теперь сидела, опустив полный печали взгляд. Она тоже была слишком молодой, чтобы умирать.
Плотник все проспал. В его разинутом рту виднелись темные, блестевшие от слюны пеньки – остатки зубов, а лицо перекосилось в уродливой гримасе. Он завозился и всхлипнул.
Хозяин резко вскочил, но остановился и неуверенно посмотрел на Томаса, ожидая его реакции, но таковой не последовало. Тогда трактирщик развернулся и, тихо пожелав всем доброй ночи, тоже удалился.
Все молчали. Лишь часы тикали, и я подумал, что надо бы научиться определять по ним время. Хотя, с другой стороны, – зачем? Ведь времени скоро наступит конец.
Кто-то сжал мне руку. Мария. Она не смотрела на меня и ничего не видела. Ее взгляд был обращен внутрь, куда-то в бесконечное и невидимое. Она сжимала мне руку, а глаза ее были полны слез.
– Мария, милая, не все предсказания сбываются, – спокойно проговорил Томас, и девушка, моргнув, взглянула на него. Профессор дружелюбно смотрел на нее. – Ты, Мария, конечно, помнишь, что мы с Петтером приехали вчера вечером, как раз перед тем, как нашли тело графа.
Мария кивнула, внимательно вслушиваясь в слова Томаса, отвлекавшие ее от мыслей о пророчествах трактирщика и священника о Судном дне. Она вытерла слезы.
– Кто-то из других гостей приезжал в этот же день? Или они прибыли сюда раньше? Неплохо бы это вспомнить…
Мария не стала долго раздумывать:
– Вс… – она кашлянула, прочищая горло, – все трое приехали в среду, то есть два дня назад.
– Верно, сегодня же пятница, – согласился Томас. – А кто приехал первым и когда именно?
– Преподобный Якоб прибыл днем – мы уже пообедали, и для него пришлось накрывать отдельно. Граф явился чуть позже, уже стемнело. А Густаф приехал… – она запнулась, заметив вопросительный взгляд, брошенный Томасом на спящего плотника, – да, его зовут Густафом, фамилии я не знаю. Так вот – он приехал сразу после графа.
Томас поднялся и, зевнув, потянулся:
– Самое время немного отдохнуть. Долгий выдался денёк.
Я держал Марию за руку и не двинулся с места.
– Странно, – и Томас задумчиво почесал бороду, глядя на плотника Густафа, – что граф, чужеземец, очутился вдруг так далеко от дома и обрел последний приют в этом трактире, где никогда прежде не бывал, и среди людей, которых никогда прежде не видел. Да уж – неисповедимы прихоти судьбы. – Томас умолк, поймав изумленный взгляд Марии.
– Но граф бывал здесь и раньше! – сказала девушка. – Разве хозяин вам не рассказывал?
Глава 16
– Почему он врал нам? – хрипло шептал Томас.
Он мерил шагами нашу тесную комнатенку, отшвыривая мои попавшиеся ему под ноги ботинки и графскую одежду, которую я не успел отнести обратно в комнату графа.
Я сидел на кушетке, и мысли мои витали совсем в другом месте. Я вспоминал взгляд, которым Мария провожала меня, когда я неохотно, но послушно направился к двери следом за профессором. Она боялась, ее переполняли страх и бесконечное одиночество.
– Мария сказала, что граф уже приезжал сюда две-три недели назад и жил тут несколько дней. Точно она не помнит, но, по ее словам, он пробыл здесь три или четыре дня. Как фон Хамборк мог забыть об этом? Всего за две недели? За такое короткое время такую важную персону, как граф, не забудешь.
Остановившись передо мной и выпятив живот, Томас разгневанно уставился на меня:
– Как это было, Петтер? У тебя хорошая память – что именно ответил трактирщик, когда я расспрашивал его сегодня утром?
Я беззвучно вздохнул и задумался:
– Он сказал: “Граф Филипп д’Анжели приехал два дня назад, во второй половине дня. Прежде он у нас никогда не останавливался, и мы с ним знакомы не были”.
Томас довольно кивнул.
– Верно, именно так он и сказал. Зачем он врет? Он же должен понимать, что мы это выясним.
Он опустился на жалобно заскрипевшую кровать и принялся стаскивать сапоги.
– Неужели мы что-то упустили, и трактирщик как-то замешан в убийстве? – рассуждал Томас вслух. Затем он бросил на меня сердитый взгляд: – Расскажи-ка, куда выходил плотник? Ты, похоже, был уверен, что именно он виновен в убийстве графа.
– Был, да и сейчас уверен, – защищался я и рассказал о подслушанном на лестнице разговоре.
Томас выслушал меня молча, не перебивая, и погрузился в размышления.
– Неужели он действительно спросил про смягчающие обстоятельства при убийстве?.. – тихо, обращаясь к самому себе, спросил Томас. Я решил, что мне можно не отвечать, и промолчал. – С плотником Густафом и хозяином мы завтра поговорим. Ей-богу, надо взяться за них как следует… И в целом… – Он умолк, вновь поглощенный собственными мыслями, а пальцы его теребили верхнюю пуговицу на парадной жилетке.
Я напомнил себе, что до завтрашнего утра нужно пришить пуговицу к его второй жилетке. Вообще-то, пора было приниматься за это уже сейчас, однако я решил отложить швейные дела на более позднее время.
– Хм… ну да, – очнувшись, Томас поднял голову, – а ты что думаешь?
– О чем? – уточнил я, не уверенный, что наши с ним мысли движутся в одинаковом направлении.
– Обо всем этом. Об убийстве. О месте. О людях. О том, как прошел вечер. Здесь что-то происходит – я это чувствую, но не понимаю, что именно. Чересчур много лжи, чересчур многие лгут.
– Альберт врет, плотник врет, и хозяин тоже врет. О них нам известно. А кто еще?
Томас помолчал.
– Хозяйка… хотя нет, она, возможно, и не врет, но что-то скрывает. Сегодня вечером она слегка приоткрыла завесу тайны, однако, по-моему, там, за завесой, скрывается намного больше. А Мария…
– Мария не врет! – перебил его я не задумываясь.
– Вон оно как? – Томас посмотрел на меня из-под полуопущенных век. На губах его заиграла слабая улыбка, и я разозлился.
– Да зачем ей? Она всего лишь девчонка, которая мало того, что вкалывает тут день-деньской, так еще и должна сносить нападки трактирщицы. Да у нее сил не хватит на всю эту таинственность, к тому же…
– Что? – И Томас наклонился вперед.
– К тому же она не похожа на лгунью.
– Ну, нет так нет! – резко проговорил Томас. Меня будто огрели кнутом, и я почувствовал, что у меня горят уши.
Мы долго молчали. Стараясь не смотреть на Томаса, я рассматривал ледяные узоры на стекле и вглядывался в темноту за окном. На улице вновь поднялся ветер, холод пробирался внутрь, сквозь стены, и я дрожал. Закутавшись в одеяло, я нехотя взглянул на Томаса.
– А что скажешь о священнике? – спросил он.
– Я его боюсь.
Но Томас ждал более подробного ответа.
– Ну… он то и дело говорит о колдуньях, дьяволе, Судном дне и других подобных вещах… Я и прежде о них слышал и знаю, что это правда, но… он называет Бигги колдуньей и утверждает, что скоро наступит конец света… Как будто он точно знает… И это меня пугает.
