Список чужих жизней - Валерий Георгиевич Шарапов
– Вы хоть раз присутствовали на испытаниях, Нурислам? – спросила Зинаида. – Как это происходит?
– Зинаида, нам это знать не обязательно, – нахмурился Никита. – Я позднее тебе расскажу, что такое мазохизм.
– Ну отчего же, если женщина просит… – Нурислам уже не улыбался. – Опыты предпочитается ставить на обезьянах, конкретнее на макаках. Удовольствие дорогое, но организм животного максимально приближен к нашему. Сомневаюсь, что у нас с обезьянами общие предки, но… это так.
– Речь, насколько понимаю, идет о большом количестве испытуемых, – проворчал Платов. – Где в нашей стране можно взять столько обезьян?
– Кое-что закупается за границей, например в странах Африки, с которыми мы поддерживаем дружеские отношения. Но один экземпляр стоит триста долларов, это накладно. Сейчас макак для опытов разводит сухумский питомник, оттуда и осуществляются поставки. Лабораторные корпуса под номерами семьдесят, семьдесят один – приспособлены именно для подобных экспериментов. Клетки с животными выстроены в несколько рядов. Генератор распыляет боевое вещество в герметично запертом пространстве. Бывают испытания на пленэре, так сказать, – в этих случаях используется взрыв, и вещество, не меняя своих свойств, оседает на земле и прочих поверхностях. Но от подобных испытаний сейчас отказались – ввиду крупного количества опасных бактериологических отходов. Животные подвергаются воздействию. Варьируется концентрация реагента, время заражения. Часть животных вакцинирована, часть – нет. Затем помещение проветривается, клетки идут по конвейеру. Еще живых животных разгружают, к работе приступают специалисты. Изучают состояние легких, носоглотки, измеряют температуру. Параллельно проводятся другие исследования, чтобы не транжирить рабочее время и дорогие материалы… За действиями гражданского персонала следят военные, имеющие особые полномочия. Место проведения экспериментов блокируется…
– Жуть какая, – передернула плечами Зинаида. – Все, Нурислам, хватит, а то меня сейчас стошнит…
Надпись на воротах «Добро пожаловать» при въезде в Кантубек смотрелась издевательски. Все здания в поселке, за исключением редких деревянных, были одного цвета – песочного. Невзрачные прямоугольные постройки максимум в три этажа, скаты крыш обложены шифером. Если абстрагироваться, обычный поселок городского типа. Здания в центре стояли плотно, в несколько линий. Ершистые газоны, клумбы, простенькие детские площадки. Деревьев практически не было, преобладал кустарник. «Жигули» выехали на широкую улицу – некое подобие бульвара. Попадались люди в штатском, несколько военных. На футбольном поле за школой гоняли мяч подростки – видимо, шел урок физкультуры. К киоску «Союзпечати» выстроилась небольшая очередь. Странно смотрелась молодая мама с коляской – в куртке, в короткой юбке и с вздорной «химией» на голове. Проплыла надпись «Продукты», следом – «Промтовары», химчистка с прачечной. Жить здесь, видимо, можно было… но не нужно. Чересчур депрессивно, неуютно. Песня под суровый гитарный бой въелась в мозг: «Здесь птицы не поют, деревья не растут…» Даже киноафиша у неприметного клуба не радовала глаз. «Москва – Кассиопея», «Невероятные приключения итальянцев в России». Страна эти фильмы посмотрела еще год назад, сюда все приходило с опозданием.
– Вот так и живем, – вздохнул Нурислам, вписываясь в очередной поворот. – Еще не завидно, товарищи? Слева мой дом, если хотите, обратите внимание. Квартира на втором этаже, тридцать два квадратных метра. Для двоих больше и не нужно…
Гостиница стояла особняком, отделенная пустырями от соседних строений. Три этажа, кое-где балконы. «Гостиница “Спутник”», – извещала надпись над крыльцом. Фасад украшала клумба с неприхотливыми огоньками. Внутри все было казенно, неуютно. Нурислам поулыбался администратору – перезрелой особе со странной прической, показал какие-то бумаги. Работница смерила постояльцев испытующим взглядом, выдала ключи. Проволочек со вселением не возникло. На третьем этаже было пусто, пахло химией, табаком.
– Не обращайте внимания, – бодро возвестил сопровождающий. – Клопов травили. Представляете, кто-то завез. Это ваши комнаты, – указал он на две двери в центре коридора. – Можете кинуть жребий, кому какая. Но они ничем не отличаются. Комнаты прибраны, белье в шкафах, все работает… ну, во всяком случае, Зоя Ивановна так считает. Вселяйтесь, товарищи, а у меня дела, зайду позднее. Как там Ленинград? – громко спросил он. – Эх, – мечтательно проговорил Нурислам, – увижу ли когда-нибудь колыбель нашей революции?..
Он зашагал к лестнице. Из комнаты, что находилась через дверь, выбрался мужчина средних лет в олимпийке и с сигаретой в зубах. Пробормотав «Здрасьте», закрыл дверь и поплелся к лестнице. Там на стене было выведено с помощью трафарета: «Место для курения».
Зинаида задумчиво уставилась на две двери – и смотрелась при этом очень интересно. Женщина в задумчивости, особенно сотрудник грозной спецслужбы – чем не тема для живописца? Она выбрала левую, покосилась через плечо и вошла в номер, сняв тем самым проблему Буриданова осла[1]. Открылась дверь на противоположной стороне коридора, вышел Дворский Борис Лаврентьевич, запер номер. Поигрывая ключом, Никита толкнул дверь своей комнаты, забросил сумку через порог. Ученый успел переодеться, выглядел по-походному – брезентовые штаны, легкая штормовка. Отдыхать от трудной дороги он, видимо, не собирался, прошел мимо, притормозил.
– Доброе утро, товарищ. Только прибыли? – Он пытался дружелюбно улыбнуться, но чувствовалось, что он чем-то обеспокоен.
– Да, – кивнул Никита. – Мы с коллегой из Ленинграда. А вас я, кажется, видел в самолете. Вас сопровождала эффектная женщина. За вами, если не ошибаюсь, машину прислали. Из столицы, товарищ?
– Из столицы, – подтвердил Дворский. – И уже бежим работать. Удачи, товарищ. Передавайте привет Медному всаднику.
– Непременно, – заулыбался Никита. – А вы Москве привет передавайте. Чувствую, не скоро смогу туда приехать, так и буду кочевать по дальним окраинам…
Он оставил дверь приоткрытой, услышал шаги по коридору. Раздался стук в дверь, а затем недовольный голос Дворского:
– Инга Валерьевна, я уже готов, а вы? Не изволите ли поторопиться? У крыльца ждет машина, а ехать, между прочим, долго… – Коллега из комнаты что-то ответила, Дворский рассердился: – Инга Валерьевна, что значит «без нас не начнут»? Да, я понимаю, вы женщина, и вам нужно время собраться. Неужели пятнадцати минут было мало? Не успели навестить парикмахера? Поспешите, я жду в машине.
Шаги затихли. Через пару минут открылась дверь, процокали каблучки. Никита заперся, подошел к окну, стыдливо прикрытому худенькой шторой. Окна выходили на крыльцо. Машина действительно ждала – знакомый «УАЗ‐469». Водитель в полувоенном облачении спокойно курил. Служба шла своим чередом. Борис Лаврентьевич нервно поглядывал на часы, укоризненно покачал головой. Когда возникла Инга Валерьевна, ругаться не стал, открыл даме дверь. Как на такую можно ругаться? Инга Валерьевна была самой грацией – женщина-ученый и примерная мать семейства. Плечи расправлены, волосы аккуратно собраны. Короткое пальто, сумочка из кожи крокодила, модная в этом сезоне (да и во всех
