Мертвая сцена - Евгений Игоревич Новицкий

— Продолжайте, пожалуйста, — участливо сказал Всеволод Савельевич, когда я немного успокоилась.

— Значит, так… — вновь заговорила я, утирая слезы. — На чем я остановилась? Ах да, на том, что я не придала значения этому, как мне казалось, случайному эпизоду. Даже мужу ничего не сказала. Но через пару дней я снова увидела Нестора. Тут уже мне стало нехорошо, и я ускорила шаг. Он поравнялся со мной и пошел рядом. Я не смотрела на него и не заговаривала с ним. А он начал негромко и спокойно запугивать меня: «Я вижу, теперь ты мне не рада. Ну ладно, ты за это поплатишься, как я и обещал. Ты говоришь, что счастлива со своим мужем? Ну а если, допустим, с ним что-нибудь случится, с этим твоим любимым мужем?» Я остановилась, обернулась к нему и зашипела: «Оставь меня в покое! Если не прекратишь, я пожалуюсь мужу!» «И что он сделает?» — насмешливо спросил Нестор. «Я еще в милицию пожалуюсь!» — воскликнула я. «Жалуйся, — равнодушно сказал тот. — Только поторопись, а то как бы поздно не было…»

— Так вы после его угрозы обратились в милицию? — перебил меня Всеволод Савельевич.

— Нет, — помотала я головой. — Я рассказала обо всем мужу, и он меня отговорил. Сказал, что, в случае чего, и сам с Нестором справится. Я, в общем-то, тоже была в нем уверена. Я ведь не знала, что этот Носов заявится к нему с оружием…

— Виделись ли вы еще с Носовым?

— Да, еще пару раз повторилась та же сцена. Он подходил на улице, угрожал мне и исчезал. Я была уверена, что только угрозами он и ограничится. Я и предположить не могла, что он выследит мужа и придет к нему на дачу!

— Все ясно, — сказал Всеволод Савельевич. — В смысле, ясно в ваших показаниях. Но вот наш подследственный, которого мы задержали на даче вашего мужа, ведет себя как-то странно. Он утверждает, что сам и является Устином Уткиным.

Я, разумеется, была готова к тому, что услышу это.

— Какой подлец! — крикнула я и вскочила с места. Даже У. всегда уверял меня, что в любом сценарии мне больше всего удаются самые драматические эпизоды. — Товарищ следователь, не слушайте его! Он всегда был таким. Он обожает дурачить людей, издеваться над ними. Я помню его манеру с института… Я потому и не приняла его угрозы всерьез — думала, что он, по своему обыкновению, несет чушь, глумится!

— Успокойтесь, успокойтесь, товарищ Лавандова, — заботливо сказал Всеволод Савельевич. — Сядьте, пожалуйста… Вот так, хорошо. И послушайте: мы ему, конечно, не верим, этому Носову. Не верим и тому, что он не в себе, то есть что он, грубо говоря, помешался. Он производит впечатление психически здорового человека. И потому я согласен с вами: он, без сомнения, глумится над нами и издевается. Но вы не беспокойтесь — скоро он перестанет паясничать. Мы и не таких приводили в чувство.

— Спасибо, товарищ следователь, — кротко заметила я. — Спасибо, что не верите этому подлецу, ничтожеству…

— Вынужден согласиться и с этим утверждением, — вздохнул Всеволод Савельевич. — Очень неприятный человек, этот Носов. Сразу видно. И вам, товарищ Лавандова, совершенно не за что нас благодарить. Мы только делаем свою работу. Уж поверьте, советскую милицию какому-то Носову не одурачить. Виновные у нас всегда понесут справедливое наказание. Ну а невиновные — наоборот, — добавил он, подумав.

— Я могу идти? — тихо спросила я.

— Конечно, — кивнул следователь. — Сейчас я только поставлю отметку в пропуске, чтоб вас внизу выпустили.

Он взял временный пропуск, выданный мне на входе, расписался — и напоследок с чувством сказал:

— Товарищ Лавандова, я вам очень сочувствую и соболезную. Понимаю, что здесь бесполезны какие-то слова, и даже наказание, которое понесет убийца, нисколько не облегчит ваше горе. Но я со своей стороны, по крайней мере, обещаю сделать все, чтобы вам как можно меньше напоминали о вашем горе. Иными словами, я надеюсь, что мы вас больше не побеспокоим. До суда, — подчеркнул он и вздохнул: — К сожалению, на суде вам придется присутствовать… Ну а пока что — до свидания, всего вам доброго!

Я поблагодарила его и вышла. Несмотря на только что услышанное, я не сомневалась, что мне еще придется увидеться с У. в этом самом следовательском кабинете.

10.5.62

Как я и предполагала, меня вызвали на очную ставку с У. Это произошло сегодня — в том же самом, как опять-таки ожидалось, кабинете Всеволода Савельевича.

Когда ввели У., он вперил в меня взгляд и горячо запричитал:

— Алла, ну наконец-то! Скажи им, кто я такой! Они, представь себе, считают, что я — Носов! Нелепость какая… Алла, что же ты молчишь? Развей, пожалуйста, сомнения гражданина следователя!

Я же встала с места и, скорчив презрительную гримасу, сквозь зубы проговорила:

— Перестань кривляться, Носов!

— Какой я тебе Носов?! — взревел У., едва не подлетев ко мне, но Всеволод Савельевич резким жестом заставил его остановиться.

— Тихо, Носов! — раздраженно прикрикнул на него следователь. А потом ласково обратился ко мне: — Товарищ Лавандова, вы можете подтвердить личность Носо… то есть этого человека?

— Могу, — твердо ответила я. — Этот человек… — тут мои губы дрогнули, — этого типа… человека зовут Нестор Носов.

— Что ты несешь, Алла?! — истошно проорал У. и сделал еще одну попытку накинуться на меня. Если б ему это удалось, не сомневаюсь, что он попытался бы меня задушить, но, к счастью, приведший его сюда дюжий охранник У. удержал.

А Всеволод Савельевич только брезгливо произнес:

— Выведите отсюда этого жалкого… — он на мгновенье задумался, явно выбирая между словами «комедиант» и «симулянт», и отдал предпочтение последнему: — симулянта!

«Симулянт» был вытолкан вон, а я снова прослезилась. На этот раз потому (хоть и стыдно в этом признаться), что мне стало немножко жаль У.

Впрочем, это чувство продлилось у меня не более минуты.

11.5.62

Я прекрасно понимаю, что теперь У. будет настаивать на том, чтобы Всеволод Савельевич вызвал еще кого-нибудь для опознания его личности. И тут мне сыграют на руку как раз особенности этой самой личности. Если бы У. не был У., весь наш с Нестором план уже погорел бы. Но мы ведь прекрасно знали, с кем имеем дело!

У. ни с кем не поддерживает хороших отношений. Его никто и нигде не любит. Поэтому кроме меня (будучи подчас слепым в своей самовлюбленности, У. до вчерашнего дня был уверен, что хотя бы я его люблю) ему