Кэрол Макклири - Алхимия убийства
У входа в дом, где жила Симона, девочка пяти-шести лет играет с грязной куклой. Ее мать сидит на ступеньках и качает на руках маленького ребенка, напевая колыбельную с закрытым ртом. Она кашляет в лицо ребенку и поднимает голову.
— Подайте несколько су для ребенка. — Ее мольба о грошах для детей заставляет меня остановиться.
Девочка скачет ко мне с широкой счастливой улыбкой. Жизнь жестоко обошлась с ней, но по ее глазам и улыбке я вижу, что душа ее еще чиста. У нее течет из носа, она вытирает его своей тонкой ручкой и протягивает ее ко мне. Ее босые ножки огрубели, покрылись коркой и все в грязи. Не думаю, что она вообще когда-нибудь носила обувь. Платье разорвано и в грязи, как и ее ноги. Девочка явно истощена — кожа да кости.
Мне хочется взять ее на руки, отнести домой, вымыть, одеть и накормить. Она жертва злой Фортуны, как и ее мать и малышка сестра, ибо они все наверняка заболеют гриппом и скоро умрут. У меня разрывается сердце, и я делаю единственное, что могу в данный момент: достаю из кошелька деньги и даю женщине. Уверена, маленькой семье этого будет достаточно, чтобы хорошо питаться в течение недели; жаль только, если большая часть этих денег, а это вероятно, будет истрачена на выпивку.
Внутри за дверью грязнее, чем на улице. На лестнице кухонный запах от готовки дешевых и немудреных продуктов — протухшего мяса и гнилых овощей; к нему примешивается еще запах немытого человеческого тела. Вонь, грязь, антисанитария. К моему ужасу, подниматься нужно на пятый, последний этаж, где жила Симона.
Мне жутко, но в такие моменты, когда смелость подводит меня и одолевают сомнения, по какой-то необъяснимой причине ноги обретают свой собственный разум и идут независимо от меня.
Грубый мужской смех доносится с одного из верхних этажей, пока я поднимаюсь по лестнице. Дойдя до четвертого этажа, я обнаруживаю, что это слышится из квартиры, дверь в которую открыта. Мужской смех заставляет учащенно биться мое сердце. Так смеялся мой отчим, когда возвращался домой после ночной попойки со своими приятелями, будоража весь дом. Часто это заканчивалось скандалом с моей матерью, и я вскакивала с постели, чтобы убедиться, не ударил ли он ее.
Из открытой двери выходит мужчина. Он почти такой же грязный, как девочка на улице, небритый, лохматый, с космами, торчащими из-под морской фуражки, более сальной, чем его волосы. Грязный шейный платок пропитан потом, и с трудом можно догадаться, что когда-то он был красным. У этого типа вид уличного хулигана, кого парижане называют «апаши».
— Эй, куда идешь, милашка?
Я подавляю желание ответить, так как уверена, что он воспримет это как проявление интереса к нему, и быстрее иду дальше. На пятом этаже нахожу квартиру Симоны и стучу несколько раз. Никто не отвечает. Стучу сильнее, отчего дверь приоткрывается. Толкнув ее, я просовываю голову.
— Можно войти?
Это одна большая комната. С одной стороны в полном беспорядке кухонный стеллаж с открытыми полками и дровяная печь, на другой стороне две небольшие мятые кровати. Между ними повешена старая простыня.
— Есть здесь кто-нибудь?
Делаю два шага и останавливаюсь.
Пресвятая Богородица!
На полу рядом с кроватью тело голой женщины. Кругом все залито кровью. Ее живот вспорот от грудей до паха. Я шарахаюсь назад, зажав рот кулаком, чтобы не закричать.
— Что тут происходит?
Я вскрикиваю. Это бандюга снизу.
— В чем дело?
Я пулей пролетаю мимо него, несусь вниз по ступеням, не чуя под собой ног. Платье мешает бежать, я путаюсь в нем и, чуть не упав, хватаюсь за перила. Удержав равновесие, поднимаю юбки и со всех ног лечу вниз. Я успеваю пробежать только один пролет, как слышу крик того типа.
— Meurtrière![30]
Несколько мужчин выходят из какой-то квартиры, а тот, что наверху, кричит, чтобы они остановили меня. Ничего не понимая, они смотрят в растерянности, как я проношусь мимо них вниз по лестнице.
— Она убила Иветту! — кричит громила сверху.
Тяжелый топот слышится за мной, когда я добегаю до лестничной площадки второго этажа. Я чуть не наскакиваю на женщину, которой дала деньги. В одной руке она держит ребенка, в другой — большую сумку, думаю, с продуктами, потому что сверху лежит хлеб. Ее маленькая грязнуля плетется за ней, жуя конфету. Видя мой ужас, женщина быстро открывает дверь и показывает туда. Дверь ведет в соседнее здание. Не раздумывая, я влетаю в дверь, и она захлопывает ее за мной.
Это еще одна лестничная площадка с дверями в квартиры наподобие той, что осталась позади. На первом этаже я выбегаю через черный ход во двор, образованный четырьмя вплотную стоящими домами. Я вхожу в дом напротив и через него попадаю на улицу.
Только когда оказываюсь за два квартала от этого злополучного места и сижу в фиакре, я перевожу дух.
24
Смерть проститутки в большом городе не имеет никакого значения для тех, кто правит миром, но когда я снова столкнулась с ней лицом к лицу, я похолодела от страха. Я остановила фиакр напротив кафе рядом с площадью Клиши. Не в состоянии что-либо есть, я выпила кофе с молоком в надежде, что он растопит твердый ком у меня в животе.
Мне хочется явиться в контору главного инспектора Морана и спросить его, сколько еще женщин должны стать жертвами убийцы, прежде чем по всему городу будет поднята тревога.
Я борюсь с желанием сесть на поезд до порта, а потом — на пароход домой. Наконец покидаю кафе в мрачном раздумье, не представляя, что делать дальше, кроме как вернуться в убежище на чердаке. Хотя в воздухе еще стоит прохлада, на душе приятно оттого, что туман рассеивается, пока я иду к площади Клиши. Люди на улице кажутся чем-то взволнованными, и я спрашиваю у прохожей, что происходит.
— Красная Дева на площади Бланш.
Не могу поверить, как мне повезло — знаменитая анархистка выступает с речью. Я спешу на площадь. Никогда не забуду, как я познакомилась с идеями Луизы Мишель.
Как-то раз в юные годы, когда я стояла в очереди в заводскую проходную, какая-то женщина, идя вдоль очереди, раздавала листовки. Я наблюдала за реакцией стоящих впереди меня рабочих. Одни брали листовку и вежливо благодарили, другие злобно огрызались. Когда женщина поравнялась со мной, я, сгорая от любопытства, взяла листовку. Стоявшая за мной девушка прошептала: «Дьявольские наветы», и я решила спрятать ее и прочитать во время обеденного перерыва.
Я была потрясена, прочитав листовку. Я никогда не слышала о таких идеях: равные права для женщин, право голосовать, право на образование и право получать равную плату за равный труд с мужчинами. Это казалось невероятным, пока я сама не добилась того, что считалось неприемлемым для женщины. И все же иногда меня одолевают сомнения. Трудно представить себе, что когда-нибудь в мире не будет предрассудков. В человеческой природе есть что-то такое, что не допустит этого.
Мне повезло, что у меня был отец, который уважал способности «слабого пола». Он хотел, чтобы я поняла и поверила, что могу добиться всего, чего захочу. «Пинк, чтобы иметь что хочешь, надо захотеть этого всем сердцем, и тогда работай головой и никогда не сдавайся. Успех приходит не сразу. У меня всегда так было».
В тот день на заводе я прочитала высказывание Луизы Мишель, которое запало мне в душу: «Человечество состоит из двух частей: мужчин и женщин. И равенства не будет до тех пор, пока „сильная“ половина повелевает „слабой“. Каждая женщина должна иметь право быть равной. Мольер сказал, что женщина — это „суп“ мужчины. Я не хочу быть чьим-то супом».
Эти слова придают мне уверенности каждый раз, когда я начинаю колебаться.
Луиза Мишель, прозванная Красной Девой за радикальные политические убеждения и отказ от замужества, овеяна легендами. Она сражалась на баррикадах, ее шляпа и одежда пробиты пулями, но сама она осталась целой и невредимой.
Легенда началась здесь, на Холме, восемнадцать лет назад. Луи Наполеон, племянник великого Бонапарта, взошел на французский престол как император Наполеон III. Хитрый канцлер Пруссии Бисмарк втянул его в войну против немцев, к которой Франция не была готова, в результате прусские войска штурмовали ворота Парижа.
После этого конфликта автократическое правительство роялистов пало и возник политический вакуум. Революционеры, «красные» всех мастей — анархисты, социалисты, коммунисты и прочие — рвались к власти. В обстановке хаоса родилась Коммуна, правительство простого народа как исторический эксперимент.
Вскоре войска республиканского правительства, контролировавшего остальную часть Франции, вступили в Париж и начали теснить защитников Коммуны. Последние сражения происходили на Холме, и республиканские силы одержали верх. Но Луиза Мишель, пламенная предводительница женских отрядов Коммуны, не отказалась от своих идеалов. Выйдя на свободу после нескольких лет тюремного заключения, она снова начала вести агитационную работу, призывая рабочих убивать владельцев заводов и захватывать заводы. С этим я не могу согласиться. Я не считаю, что убийство может служить способом решения проблем.
