Зорич - Марина В. Кузьмина
Евгений Иванович аккуратно сложил письмо, положил его в карман и сказал коротко:
— Едем!
— Очень хорошо! — выдохнул человек в шляпе. — Порядок такой: первым — я, через пару минут — он. А вы, уважаемый Евгений Иванович, замыкающим, — и пошёл к выходу.
«Что за дурь?!» — подумал, поморщившись, есаул, но не стал спорить.
Спустились вниз. Тот, в шляпе, уже стоял у выхода, держа в руках раскрытую газету. Поравнявшись со стойкой портье, есаул непроизвольно, интуитивно посмотрел в угол, в сторону буфета. И его прыжок вперёд совпал с выстрелом оттуда. Он падал вниз, пребольно стукнувшись головой об угол стойки, когда грохнуло ещё дважды, а спустя мгновение — ещё раз.
Есаул встал на колени, столкнув с себя тело толстяка, когда подскочил бледный Петерсен:
— Евгений Иванович, вы не ранены?
Рука есаула висела, как плеть. Режущая боль пульсировала в левой стороне груди. Пальцы онемели. Евгений Иванович, не отвечая, достал из кармана брюк платок и прижал его к разбитой брови. Петерсен помог ему встать на ноги. Толстяк лежал на боку с открытыми, уже остекленевшими глазами.
Началась обычная в подобных случаях кутерьма. К молчаливо сидевшему на краешке кресла есаулу подошёл какой-то человек:
— Господин офицер, я позвонил Грюнбергу. Он очень знающий своё дело доктор. Его кабинет в нескольких домах отсюда. Прошу вас спуститься вниз. Там стоит автомобиль, он отвезёт вас.
Евгению Ивановичу стоило немалых усилий с помощью Петерсена и шофёра спуститься вниз по ступенькам и забраться в машину. У Грюнберга на звонок в дверь тотчас появились две женщины в белых фартучках и помогли ослабевшему есаулу добраться до кабинета. Там уже звякал металлическим инструментом суетливый толстячок с венчиком седых волос вокруг аккуратной круглой лысины. С Евгения Ивановича, расстегнув, сняли, спустив вниз, китель и, разрезав, кинули в угол залитую кровью сорочку. Женщина постарше вытерла бок есаула чистым бинтом и отошла в сторону. За дело взялся сам Абрам Евгеньевич.
— Так-так-так, — начал он. — Сквозное. Это хорошо. Теперь рёбра.
Толстыми колбасками покрытых волосами пальцев Абрам Евгеньевич прощупал бок закряхтевшего Евгения Ивановича.
— Ничего, ничего, потерпите, дорогой мой… Так. Перелома нет, и слава богу. Сейчас мы вас обеззаразим, сделаем перевязочку, пару уколов — и пока всё.
Через пару часов в накинутой на голое тело бекеше Зорич был у гостиницы. Стоявший рядом со швейцаром человек кинулся было к нему, но бородач, отжав его животом в сторону, молча распахнул двери.
Внутри двое занимались чем-то у мёртвого тела, а третий донимал вопросами приунывшего буфетчика. Ещё один человек, явно нет из их компании, занимался не подходящим для случившегося делом — сидел в том кресле, где сидел недавно Петерсен, и читал газету. Зорич поймал его глаза в щёлочке между спущенной на нос шляпой и широко раскрытой газетой. Подошёл к портье и сделал заказ:
— Салат, цыплёнок, бутылочка вина, два кофе и пара пирожных.
И пошёл к лестнице. Дверь номера за собой плотно не закрыл. И, стоя спиной, услышав какое-то движение, негромко сказал:
— Исидор Игнатьевич, вы очень кстати. Как вы уже знаете, со мной случилась небольшая неприятность. Я вынужден просить вашей помощи сменить мою одежду.
Корф издал невесёлый смешок:
— Я так надеялся появиться неожиданным, но да бог с ним.
Спустя некоторое время в пижаме под тёплым халатом, в мягких туфлях Евгений Иванович сидел напротив Корфа, уничтожая принесённый ужин. Закончив, бросил салфетку на стол и сказал:
— Исидор Игнатьевич, я вас очень удивлю, сказав, что в меня стрелял Петерсен. Не так ли?
Корф, поставив на стол рюмку с вином, сказал осторожно:
— Евгений Иванович, в углу, где он сидел, сплошная тьма. Вы не могли ошибиться?
— Если бы я случайно не взглянул в его сторону, я был бы уже труп.
— Евгений Иванович, а почему вы стали объектом нападения? Личная неприязнь? Чем вы могли помешать Петерсену? — Корф испытующе уставился в лицо есаула.
Тот качнул головой и недоумённо свёл брови к переносице, как бы говоря: «Ну и вопросы у тебя, друг любезный!»
— Ну ясно, ясно, — вздохнул Корф. — Как бы то ни было, в соседнем номере будет жить мой человек. Эти комнаты смежные.
Корф, встав, отогнул угол висевшего на стене гобелена:
— Видите эту дверь? Она будет открыта на всякий случай.
Корф отошёл к окну. Задёрнул штору. Сказал есаулу:
— Евгений Иванович, вы неважно выглядите, мой друг. Вам надо отдохнуть. Покойной ночи. До завтра! Закройте дверь на ключ и будьте внимательны.
На следующий день рано утром Зорича разбудил стук в дверь. На пороге стояла молодая помощница Абрама Евгеньевича с саквояжем в руке.
— Доброе утро, господин офицер! Я принесла вам лекарства и должна посмотреть вашу повязку. Как вы себя чувствуете?
Евгений Иванович опустился в кресло, в котором провёл ночь. Пока девушка выставляла на стол бутылочки, баночки и ещё что-то, думал, глядя на неё: «А ведь это наверняка дочь Абрама Евгеньевича. В самом деле, сходство-то явное».
После её ухода задремавшего Зорича вновь разбудили. Принесли завтрак. Посмотрев на часы, он присвистнул: «Вот это разоспался! А Корфа что-то нет».
Исидор Игнатьевич появился под вечер, и не один. С ним — среднего роста неброско одетый молодой парень. Войдя, он пробормотал что-то неразборчивое и остался стоять у входа. А Корф, укоризненно заметив: «Вы забыли запереть дверь!» — прошёл в комнату. Сел напротив есаула и, играя желваками, ушёл в себя. Молчание затянулось. «Что-то новое», — подумал Евгений Иванович и негромко спросил:
— Что случилось?
— Да уж! — сквозь сжатые зубы процедил Исидор Игнатьевич. — Случилось.
Встал. Прошёл к окну. И, не оборачиваясь, с расстановкой произнёс:
— Петерсен. Его нигде нет. Мы его упустили, — и добавил, повернувшись: — Евгений Иванович, не удивляйтесь тому, что я должен сказать вам. В городе появились персонажи из вашей прошлой жизни. И мы думаем, что вы включены в круг их интересов. Евгений Иванович,
