Жан-Франсуа Паро - Призрак улицы Руаяль
Индеец утвердительно кивал. Николя решил, что настал момент известить его о смерти Элоди.
— С глубоким сожалением вынужден вам сообщить, что бусину из вашего ожерелья нашли в зажатом кулаке мадемуазель Элоди Гален, чье мертвое тело обнаружили среди жертв, погибших от удушья в давке, возникшей во время праздника на площади Людовика XV. Также я обязан объявить вам, что вы являетесь одним из подозреваемых виновников этой смерти, ибо все говорит о том, что мадемуазель Гален стала жертвой не удушья, а преступного умысла.
Прочитав немало трудов миссионеров, Николя приготовился к самым неожиданным проявлениям чувств: протяжным крикам, танцам с дикими завываниями… Ничего подобного не произошло, лицо микмака по-прежнему оставалось бесстрастным. Только медный цвет кожи мгновенно приобрел зеленоватый оттенок, а глаза запали глубоко в орбиты.
— Похоже, вы не испытываете ни горечи, ни сожаления?
Ответ индейца потряс его до глубины души:
— «Все плакали и рыдали о ней. Но он сказал: не плачьте»[29].
— Неужели вы не испытываете никаких чувств, потеряв существо, кое вы столь усердно окружали заботами, посвятив ему большую часть собственной жизни?
— «Сильней страдают те, чье горе молчаливо»[30].
«Какой сильный противник!» — подумал Николя. Отвечая цитатами из Евангелия и Расина, он явно пытался что-то скрыть, и комиссар прекрасно понимал выстроенную им систему ответов.
— «Мы друг для друга были оплотом горести, но нас разъединили»[31]. Каковы были ваши отношения с Элоди Гален?
— Она была дочерью моего покровителя и благодетеля. Я поклялся защищать ее, и не сдержал клятву.
Индеец обладал даром уходить от прямых ответов.
— Кем она вас считала?
— Ну… кем-то вроде брата.
Уловив в его словах нерешительность, Бурдо и Николя насторожились: со стороны человека, привыкшего скрывать свои эмоции, подобная запинка казалась по меньшей мере странной. Сердце Николя сжалось от боли: с горечью и нежной грустью он вспомнил о своей сводной сестре Изабелле де Ранрей.
— Помните, какие бы подозрения над вами ни нависли, вы имеете право на нашу защиту. Взамен мы надеемся на вашу откровенность. Если вы что-то знаете, кого-то подозреваете, вы обязаны сообщить нам об этом.
Глядя на Николя, Наганда открыл рот, однако оттуда не вылетело ни единого звука. Индеец опустил глаза.
— Можете хранить молчание. Но все же подумайте о моем предложении. Сейчас вы один, и находитесь в положении подозреваемого. Вас проводят в дом на улице Сент-Оноре, где вы обязаны находиться неотлучно, дабы служители правосудия в любое время могли допросить вас.
Бурдо позвал пристава, и индеец, поклонившись следователям, вышел вслед за ним.
— Не думаю, что он лжет, однако, уверен: самое главное он от нас скрыл, — произнес Николя.
— Почему вы отпустили его? — спросил Бурдо.
— Однажды мой друг, отец Грегуар, рассказал мне о любопытном свойстве некоторых веществ. Когда эти вещества помещают рядом с другими веществами, соседи их начинают вести себя более чем странно, и происходят совершенно непредсказуемые реакции. He удивлюсь, если на улице Сент-Оноре мы столкнемся с чем-то подобным. Обитатели дома ненавидят индейца. Значит, мы вернем его туда и будем спокойно ожидать результатов!
— Как вы восприняли сказочку о долгом сне?
— Как свидетельство наличия чего-то такого, что не укладывается в наше понимание природы. В нее трудно поверить, а потому нам следует во всем разобраться. Полагаю, вы, как и я, отметили, что показания микмака несколько расходятся с показаниями прочих свидетелей. И в этом тоже следует разобраться. А для расследования нашего первостепенного дела нам необходимо срочно собрать воедино все сведения и начать составлять доклад для господина де Сартина.
— Мы уже знаем, что зрители на празднике остались без защиты из-за некомпетентности городской стражи.
— Нужно выявить ответственных и подвести итоги. В воскресенье вечером, как обычно, генерал-лейтенант отправится на прием к Его Величеству. Возьмите одного из наших людей, и пусть он вызнает все, что только возможно. Надо составить обращение, адресованное двадцати квартальным комиссарам. Обойти всех лекарей, аптекарей, костоправов и гробовщиков, проверить приходские регистры, поговорить с могильщиками при церквях и кладбищах. Допрашивайте сами, организуйте себе помощников. Привлеките к работе агентов. Все полученные сведения необходимо подробно записать, а записи как можно скорее доставить ко мне.
— Вот именно, вот именно. И как можно скорее составить мне отчет!
Фраза, произнесенная резким сухим голосом, прозвучала подобно взрыву. Приятели обернулись и увидели Сартина в черной судейской мантии с белыми брыжами; голову его украшал гренадерский парик с косой. Начальник полиции насмешливо и чопорно взирал на обоих подчиненных. Изумленный Николя тотчас представил себе, какое впечатление на простых смертных производит умение Сартина появляться ниоткуда. И хотя тон начальника был сладок, он по опыту знал, сколько язвительности скрывалось за медоточивыми речами Сартина, снискавшего себе репутацию человека сдержанного и чрезвычайно любезного; но даже те, кто знали генерал-лейтенанта хорошо, только догадывались, сколько желчи он способен исторгнуть в любой момент.
— Разве я этого не предвидел? — бросил Сартин. — Разве не предугадал? Да я словно в воду глядел! Разве не твердил я, что ваши страстишки непременно потянут за собой скандалы и потасовки? К чему ваши жалкие потуги натянуть нос эшевенам, если вы сами не слишком от них отличаетесь, если ваши поиски заводят в тупик?
— Сударь, чем я заслужил эту вязанку сырых дров, брошенную вами в костер моего рвения?
— Он еще спрашивает! Притворяется, что ничего не знает! Так вот, господин Ле Флок, я только что из кабинета королевского судьи по уголовным делам. О, какой витиеватой бранью сыпал он, излагая мне события со всеми подробностями, а я, скрипя зубами, вынужден был слушать его! Да уж, он изрядно порезвился на моих грядках, справедливо полагая, что еще одна такая возможность ему вряд ли выдастся.
— Сударь…
— Замолчите! Впрочем, я сам виноват, я не только терпел ваши выкрутасы, но и помогал вам. Вы привыкли вести чрезвычайные расследования, на грани законности, по собственному разумению, не считаясь с правилами… Вот и теперь вы тоже без особого на то основания принялись расследовать уголовное дело. Знаете, о чем я услышал? Сокрытие трупа, нарушения процедуры расследования, нечестивое вскрытие тела, ничем не подкрепленная личная инициатива, угрозы гражданам! Неужели все это для прикрытия главного расследования, которое я вам поручил? Ну, что вы на это скажете?
— Что во всем этом нет ни единого повода для волнения, сударь, и что, будучи уверенным в собственном праве и в законности действий ваших подчиненных, вы их, как обычно, защитили и уверенно дали отпор наскокам господина судьи по уголовным делам. Впрочем, я полагаю, Тестар дю Ли слишком честный человек, чтобы долго сопротивляться вашим медоточивым и убедительным речам.
Выставив вперед ногу, Сартин с видимым удовольствием созерцал сверкающую серебром пряжку на своем башмаке.
— Да? Вы так считаете? Медоточивым и убедительным? Что ж, я рад, что мои подчиненные довольны мною. Надеюсь, моя снисходительность поможет им пробудить свою прозорливость. Как далеко вам удалось продвинуться? Я вас слушаю, только без лишних слов — излагайте голые факты.
— Сударь, убийство молодой девушки доказано, возможно, имеется еще и детоубийство. События, происходившие в семье, весьма необычны, и позволяют сделать целый ряд выводов. Досадно, если такое преступление ускользнет от вашего взора, а неловкость или же неопытность испортят многообещающее начало расследования.
— И что же оно обещает? Говорите, но быстро. Кстати, как обстоят дела с нашим основным делом?
— Я двигаюсь вперед, сударь, все подтверждается, как мы и предполагали.
— Хорошо, предполагайте дальше. Завтра к вечеру я жду подробнейший отчет, который вы доставите ко мне домой. Я отправляюсь ночевать в Версаль, где после мессы король, как обычно, дает мне аудиенцию в малых апартаментах. Вы поедете со мной, Николя. Его Величество всегда рад видеть своего дорогого Ранрея[32].
Поправив парик, начальник полиции резко развернулся и с присущим ему достоинством покинул дежурную часть.
— Ох! — вздохнул Николя. — Бегу к судье по уголовным делам, а потом мчусь к моему портному.
V
ГОСУДАРСТВЕННЫЕ ДЕЛА
Уловка всегда противоречит самой себе; она недолговечна — в отличие от истины.
Людовик XIVКабинет судьи по уголовным делам находился в другой части Большого Шатле. Николя без сомнения, ждали, ибо его немедленно провели в кабинет. Низенький человечек в сером парике и с невзрачной физиономией принял его не слишком любезно. Не удосужившись даже поприветствовать его, он сокрушенным тоном принялся рассуждать о том, сколь самоуверенны и заносчивы бывают некоторые подчиненные, особенно те, кто служит в полиции. Его внезапное нападение было встречено бесстрастно, терпеливо и со смирением, и магистрат смягчился до такой степени, что сделал комиссару комплимент, заверив его, что его доблестная репутация известна даже в чертогах высшего правосудия, подразумевая под сими чертогами собственный кабинет. Постепенно магистрат выразил согласие со спешным характером настоящего расследования, отчего, разумеется, и произошли некоторые упущения по части забвения соблюдения законных форм. Но, принимая во внимание добрые отношения, связывавшие его с господином де Сартином и будучи убежденным, что господин Ле Флок не предпримет никаких происков, враждебных его ведомству, он согласен закрыть глаза на вышеозначенные оплошности и дозволяет, в связи с исключительными обстоятельствами, продолжать расследование и вести допросы. Но отныне, по его твердому убеждению, комиссар будет соблюдать необходимую осмотрительность, делиться с ним добытыми сведениями и сознавать, что любая власть, любое начальство, любой… Чувствуя, что это всего лишь вступление к основной речи, обещающей быть гораздо более продолжительной, Николя смиренно поклонился, а затем, придав лицу выражение величайшего почтения, он попятился к двери и, с трудом сдерживая одолевавший его безумный смех, выскочил в коридор. Прыжками спустившись по темной лестнице, он очутился под мрачными сводами Шатле, и, подозвав посыльного, велел ему найти портшез.