Филипп Ванденберг - Сикстинский заговор
Досье неизвестного автора о восьмидесятиоднолетнем Микеланджело, который в то время стал архитектором собора Святого Петра. «Старик брызжет слюной и впадает в детство. Пора уже прогнать флорентийца со службы, так как непонятно, в состоянии ли он воплотить то, что рисует на бумаге. М. замечал ошибки в вычислениях, которые, если и не являлись порождениями его фантазии, приписывались Нанни Биджо, молодому зодчему, который уже мечтал занять место флорентийца». Как бы то ни было, их споры мешали делу. Все указывало на то, чтобы отпустить М., назначив на его место Биджо.
Среди писем – сонеты, написанные рукой Микеланджело, но так и не дошедшие до адресата. Что-то в них было ясно, что-то загадочно, но любой документ мог привести к разгадке.
На склоне лет, уж к смерти приближаясь,Я поздно понял твой соблазн, о свет, —Ты счастием манишь, какого нет,И отдыхом, что умер, не рождаясь.Стыдясь и ужасаясьТого, чем прежде жил,
И с неба слыша зовы, —Увы, я вновь прельщаюсьГрехом, что был мне мил,В ком смерть душе, а плоти – лишь оковы.
Вам говорит суровыйМой опыт: в Небо внидет только тот,Кто, чуть родившись, тотчас вновь умрет.[98]
Нет, сонеты Микеланджело не были полны христианских мыслей, скорее, здесь можно было найти идеи Софокла, согласно которым умнее было бы вовсе не рождаться на свет. Какой же грех был так мил и уничтожил душу Микеланджело?
Письмо некоего Карло, инквизитора: «М. вызывает подозрения, потому что он по ночам, а не светлым днем, скрывая свои дела, посещает в пригороде дома еретиков и каббалистов, которых каждый благоверный христианин должен избегать: Confiitatis maledictis, flammis acribus addictis».[99]
Микеланджело – каббалист, приверженец секретного иудейского учения? Как ни невероятно это звучало, но кое-какие факты подтверждали это предположение. Почему незадолго до своей смерти флорентиец сжег все свои рисунки и чертежи? Почему? Запись его лекаря подтверждает это. Но что находилось в опечатанном ларце, который после смерти флорентийца открыли его друзья, Даниеле да Вольтера и Томазо Кавальери? Были ли в сундуке только восемь тысяч скудо, как они говорят? Или друзья обнаружили судьбоносный документ и спрятали его в тайнике? Почему Микеланджело не хотел, чтобы его хоронили в Риме, где он прожил последние тридцать лет и создал величайшие свои творения?
Копия письма его лекаря Жерардо Фиделиссими из Пистойи герцогу Флорентийскому: «Сегодня вечером ушел в лучший мир великолепный мастер, обладавший уникальным дарованием, Микеланджело Буонарроти, и так как я вместе с другими врачевателями заботился о нем, болеющем, то взял на себя выполнение его желания: тело его будет перевезено во Флоренцию. Кроме того, так как никто из родственников не присутствовал при кончине, а почивший в бозе не оставил завещания, я позволил себе, Ваше превосходительство, сообщить Вам, так ценившему некоторые его качества, эту новость, дабы желание усопшего было исполнено, а его прекрасная родина имела честь хранить кости великого человека, которого однажды и подарила нам. – Рим, 13 февраля 1564,[100] Жерардо, доктор медицины».
Почему, Domine Deus,[101] все эти письма, досье и копии хранились в архиве Ватикана? Зачем изымались письма, зачем составлялись досье? Если объяснение тому и существовало, то, видимо, только одно: Микеланджело, гениальный художник, прославивший Церковь своими творениями, как никто другой, подозревался в ереси. После его смерти это подозрение каким-то образом подтвердилось, потому как одного его было недостаточно для того, чтобы хранить какие-либо материалы в секретном архиве.
Погруженный в мрачные мысли, кардинал при свете лампы просматривал документ за документом, как вдруг один из листов выпорхнул из его рук и упал на пол. Еллинек наклонился, чтобы поднять его, и свет лампы, которую он держал в левой руке, упал на пустую нижнюю полку шкафа – сквозь нее можно было видеть соседний ряд полок. Deus Sabaoth,[102] этого просто не могло быть! За полкой Еллинек увидел ботинки, он решил, что ошибся, надеялся, что в душной атмосфере архива это ему показалось. Но тут хозяин ботинок отступил на цыпочках вглубь. Еллинек застыл, как жена Лота, когда Господь низверг на Содом и Гоморру огонь и серу.
– Эй, – крикнул он взволнованно, – кто там? – Он осветил темноту, обошел полку, заглянув туда, где ему привиделась фигура. Однако свет его лампы был слишком слаб для того, чтобы осветить все уголки прохода между полками. Тогда кардинал затаился и медленно, стараясь не издавать ни звука, двинулся вперед: – Кто здесь? – снова выкрикнул он, скорее чтобы придать себе смелости, чем в надежде услышать ответ. – Кто здесь? Есть здесь кто-нибудь?
Еллинека охватил страх – чувство, незнакомое ему раньше и пробудившееся теперь из-за необычности, загадочности, непредсказуемости ситуации. Кардинал резко обернулся, осветив место, где только что прошел, и то место, где видел человека. Свет весело затанцевал по папкам, которые отбрасывали длинные тени на стены и потолок. Некоторые тени казались монстрами, тянувшими к нему свои чудовищные щупальца. В этот момент, то ли под воздействием этих видений, то ли из-за духоты помещения, в котором не было окон, кардиналу послышались голоса, сначала неясные, затем один из них стал внятнее:
– Что видишь ты, Иеремия?
И Еллинек, будто так оно и должно было быть, произнес:
– Вижу жезл миндального дерева. А голос продолжил:
– Ты верно видишь; ибо Я бодрствую над словом Моим, чтоб оно скоро исполнилось.
И снова прозвучал незнакомый голос:
– Что видишь ты?
На что кардинал, покачивая головой, ответил:
– Вижу поддуваемый ветром кипящий котел, и лицо его со стороны севера.
И голос сказал:
– От севера откроется бедствие на всех обитателей сей земли. Я призову все племена царств северных, и придут они, и поставят каждый престол свой при входе в ворота Иерусалима, и вокруг всех стен его, и во всех городах Иудейских. И произнесу над ними суды Мои за все беззакония их, за то, что они оставили Меня и воскуряли фимиам чужеземным богам и поклонялись делам рук своих. И вот, Я поставил тебя ныне укрепленным городом и железным столбом и медною стеною на всей этой земле, против царей Иуды, против князей его, против священников его и против народа земли сей.[103]
Еще вслушиваясь в слова, которые звучали из темноты, кардинал заметил в дальнем уголке комнаты тусклый свет, опасливый луч, направленный в потолок. И он вновь нерешительно спросил:
– Кто здесь? Здесь кто-нибудь есть?
Но уже через мгновение Еллинек закричал от страха: ему показалось, будто тот, кто находился в комнате, дернул его за рукав.
Еллинек посветил в сторону и увидел, что зацепился за фолиант. И когда свет его лампы скользнул по книгам, перед глазами вспыхнули, будто огненное проклятие, слова: «LIBER HIEREMIAS». Книга Иеремии.
Кардинал осенил себя крестом. Вдалеке все еще брезжил свет. С минуту Еллинек размышлял, следует ли ему просто бежать, оставив тайну тайной, и может ли он что-либо изменить, действуя подобным образом. Но затем ему пришло в голову, что это внезапное появление может разрешить всякую неопределенность и причины всех бедствий. Другой человек, быть может, думал точно так же. Еллинек осторожно стал двигаться дальше и наконец приблизился к источнику света. Он притаился за полками, направив свет своей лампы назад: перед ним на полу лежала другая лампа, свет ее был устремлен в потолок. В этот момент в совершенно неожиданном месте раздался шум: дверь в секретный архив захлопнулась, ключ о двух бородках провернулся в замке. Кардинал поднял лампу и направился к двери. Та была заперта. Теперь он знал, что секретный архив намного менее секретен, чем он полагал.
Еллинек отпер дверь, кашлянул, и тут же на пороге возник впустивший его Scrittore.
– Вы кого-нибудь видели? – спросил кардинал, постаравшись задать вопрос спокойным голосом.
– Когда? – переспросил Scrittore.
– Только что.
Scrittore отрицательно покачал головой:
– Последний посетитель ушел два часа назад. Монах из Тевтонской коллегии. Его имя записано в реестре посещений.
– А в секретном архиве?
– Ваше Высокопреосвященство! – возмущенно ответил Scrittore, будто подобная мысль уже сама по себе была кощунственной.
– Вы не слышали, как хлопнула дверь в секретные комнаты?
– Конечно слышал, Ваше Высокопреосвященство, я же знал, что здесь были вы!
– Хорошо, хорошо. – Еллинек поставил лампу на место. – Да, кстати, сколько ламп у вас есть для посещения секретных комнат?
– Две, – ответил Scrittore, – по одной для каждого, кто имеет доступ туда: для Его Святейшества и для вас, Ваше Высокопреосвященство.
