Дэйл Фурутани - Убить сёгуна
— Эй, ты! — крикнул офицер. — Стоять на месте! Сейчас ты расскажешь нам, что тут произошло.
Не проявляя никаких признаков удивления, старик аккуратно поставил Каннон на полку и потянулся к совку, стоящему у горна, потом сгреб в совок содержимое горна и выбросил за дверь.
Обескураженный действиями старика, старший самурай велел стоящим рядом с ним воинам:
— Взять его!
Три самурая тотчас бросились вперед с обнаженными мечами. Однако у порога остановились и запрыгали. Раскаленные докрасна угли жгли их ноги в легких таби.
А старик схватил свою палку и бросился вон из мастерской. Деревянные гэта отлично защищали его от горячих углей.
Один из самураев, все еще подпрыгивая и с трудом удерживая равновесие, попытался нанести удар мечом. Старик защитился своей палкой и одновременно резко ударил самурая по руке. Так учат бить учителя фехтования во время занятий деревянным мечом, боккэном. Раздался треск, и самурай с криком выронил меч из сломанной руки.
— Это не старик! — закричал старший самурай. — Убейте его!
Лжестарик нагнулся и подхватил упавший меч. В этот момент другой самурай попробовал нанести удар. Неизвестный ловко увернулся, и клинок прошел мимо. Удар третьего самурая он парировал. Удивительно было, как лжестарик мог сохранять равновесие и действовать столь ловко в неудобной деревянной обуви.
Вместо того чтобы биться с двумя воинами, неизвестный напал на командира. В одной руке он держал меч, в другой — палку. Его противник нанес удар, держа меч двумя руками. Лжестарик встретил его выпад своим клинком, слегка отклонившись назад. Прежде чем самурай смог что-то предпринять, на его голову обрушился сокрушительный удар палкой. Воин потерял сознание и рухнул на землю. А человек бросился в дом.
Глава четырнадцатая
Ветер дует в лицо,лошадь несется,свобода на четырех ногах.
Ёсида все еще находился перед домом оружейника, с нетерпением поджидая возвращения своих самураев. Он уже собирался послать других самураев, чтобы они посмотрели, что происходит в доме, когда из парадной двери выскочил человек с мечом в одной руке и палкой в другой. У него были седые волосы старика, однако передвигался он с живостью мужчины в расцвете сил.
Ёсида открыл рот, чтобы отдать приказ своим воинам, но не успел этого сделать, потому что незнакомец ударил мечом по поводьям его коня, которые держал самурай, стоявший рядом с лошадью даймё, и легко рассек их. Воин в совершенном изумлении уставился на обрывки веревки, оставшиеся у него в руках.
Человек тут же ударил палкой лошадь по крупу. Испуганное животное рвануло с места в карьер и помчалось по дороге, унося на себе Ёсиду.
В древние времена самураи учились ездить верхом без поводьев — чтобы стрелять из лука на скаку. Когда главным оружием стали меч и мушкет, искусство стрельбы из лука отошло на второй план. Ёсида мог лишь схватить лошадь за гриву, пытаясь хоть как-то управлять ею.
Самураи замерли, не зная, хватать ли им нападавшего или мчаться вслед за своим господином. Кадзэ, воспользовавшись их растерянностью, вскочил в седло одной из лошадей, оставленных ушедшими в дом самураями, — как раз в тот момент, когда на улицу выскочили два воина, внеся в происходящее еще большую неразбериху. Натянув поводья, Мацуяма повернул коня и помчался по дороге в направлении, противоположном тому, куда ускакал Ёсида.
Три самурая погнались за Кадзэ, остальные бросились за своим даймё.
Кадзэ оглянулся на скаку и увидел преследователей. Самый быстрый из них, на превосходной лошади, стремительно приближался к нему.
Кадзэ вихрем летел в сторону Эдо. С ростом столицы и деревушка Уэно выросла до предместья, и дорога между двумя населенными пунктами стала довольно оживленной. По ней проезжали всадники, крестьяне, слуги и торговцы. Люди напоминали павшую листву, которую тронул налетевший ветер. Кадзэ понимал: как только он въедет на улицы Эдо, сразу же оторвется от погони. Тогда преследующие его самураи смогут рассчитывать лишь на помощь стражников, патрулирующих город. Однако все надо было делать очень быстро.
Как только первый самурай стал нагонять его, Кадзэ слегка придержал лошадь. Он не хотел иметь у себя за спиной всадника, который мог ударить мечом животное по крупу. Противник выхватил клинок и попытался нанести удар по голове Кадзэ. Мацуяма пригнулся и изо всех сил метнул палку в самурая. Тот хотел увернуться, однако промешкал и «снаряд» попал ему прямо в лоб. Всадник закачался в седле, потом упал и, несколько раз перекувырнувшись, растянулся на земле.
Кадзэ стремительно перекинул меч в другую руку и успел парировать удар другого самурая, который только что нагнал его. Защитившись от следующего удара, он сместился вбок, поднял меч и ударил воина в живот. Тот закричал от страшной боли, потом изо рта у него хлынула кровь. Лошадь самурая замедлила ход и остановилась.
Кадзэ повернулся в седле и посмотрел на третьего воина. Согнув указательный палец, он поманил его к себе. Самурай бросил взгляд на двух своих товарищей, один из которых валялся на дороге, а другой держался за бок, стараясь остановить кровотечение. Страх обуял его, и он отрицательно дернул головой. Вместо того чтобы скакать вперед, воин придержал лошадь, все увеличивая расстояние между собой и Кадзэ.
— Возмутительно! — Ёсида был в гневе и более не мог сдерживать себя. — Они убили искусного ремесленника и вырезали его семью! Четыре самурая пытаются схватить безоружного человека в саду. Тот разоружает одного из них и удирает. Потом он режет поводья моей лошади. С такой же легкостью этот старик мог бы и меня самого разрубить пополам! И никто не может с ним ничего сделать. Он крадет коня, и три самурая не могут остановить негодяя! Идиоты! Что вы за воины? Вам всем надо вспороть животы и вырезать ваши семьи в придачу, чтобы вы не позорили наш клан!
Все самураи, которых Ёсида брал с собой к дому Инатоми, лежали, простершись ничком на земле, выражая тем самым крайнюю степень раскаяния. У троих были забинтованы ноги, а у одного рука в шине. У старшего самурая на голове белела повязка, сквозь которую все еще сочилась кровь. Один из всадников непроизвольно стонал — у него страшно болела спина после падения с лошади. Среди них не хватало воина с разрубленным боком. Лекарь сказал, что он слишком слаб и не может передвигаться, однако будет жить. Удивительно, как один человек смог причинить такой ущерб стольким хорошо обученным воинам.
— Я совершу сэппуку, дабы искупить свою вину, — произнес старший из самураев.
Ёсида фыркнул.
— Ты и в самом деле дурак, — сказал он с презрением. — Если вы все покончите с собой, тогда в нашем клане не останется ни одного человека, кто знал бы в лицо этого негодяя-старика.
— Ёсида-сама, мне кажется, он вовсе не старик. Это, должно быть, переодетый молодой человек. Да, у него седые волосы, но я уверен, что он никакой не старик.
Ёсида удивленно спросил:
— Выходит, это молодой мужчина?
— Да, Ёсида-сама.
Даймё потер подбородок. Новость показалась ему интересной.
— А не думаешь ли ты, что это был не кто иной, как переодетый Мацуяма Кадзэ?
— Не знаю, Ёсида-сама. Он бился, как демон, который и есть Мацуяма.
Ёсида понятия не имел, как выглядит Кадзэ. Иэясу-сама, Окуба и некоторые его офицеры знали Мацуяму в лицо, поскольку видели его на фехтовальном турнире, который проводил Хидэёси. А вот Ёсида, отправляясь к дому Инатоми, не догадался взять с собой кого-то, кто мог узнать беглого самурая.
Он посмотрел на Нийю, который также находился в комнате, и спросил:
— Что ты думаешь об этих событиях?
Нийя с удивленным видом покачал головой:
— Просто чудеса. Но если тот человек в доме Инатоми действительно Мацуяма Кадзэ, то история принимает исключительно интересный оборот.
— Безусловно, — кивнул Ёсида. Он перевел взгляд на своих самураев и процедил: — А вы — прочь с моих глаз. И не вздумайте вспарывать себя животы, считая, что это уменьшит мой гнев. Мне нужны люди, знающие в лицо этого дьявола; иначе придется зависеть от кого-то вроде Окубо-сан, чтобы он опознал его, когда мы добудем голову негодяя. После всех тех неприятностей, которые он нам причинил, я хочу решить дело сам, без чьей-либо помощи. Мне надо подарить Иэясу-сама голову этого человека и не ошибиться. А теперь убирайтесь!
Самураи встали с колен и, не поворачиваясь, покинули комнату. При этом они не переставали кланяться, показывая свое глубокое раскаяние.
Нийя подошел к выходу, через который удалились воины, и плотно задвинул ширму. Потом приблизился к Ёсиде.
Даймё сказал ему:
— Иэясу-сама, возможно, будет заинтересован рассказом о зверской расправе Мацуямы над Инатоми и его близкими. Окубо-сан говорил, что он сотворил нечто подобное в Камакуре.
