Роберт ван Гулик - Убийство по-китайски: Золото
— Он деревенский пентюх, из уезда никуда не побежит, так я думаю. Засядет где-нибудь в лесах к западу от города.
— Зачем так далеко? — возразил Цзяо Дай. — Он-то думает, что заподозрить его в убийстве никак нельзя. Будь я на его месте, я залег бы на несколько дней где-нибудь поблизости и поглядел бы, куда ветер дует.
— В таком случае, — подытожил Ма Жун, — попробуем убить сразу двух зайцев — начнем с заброшенного храма.
— На этот раз ты прав, — криво усмехнулся Цзяо Дай. — Идем туда.
Они покинули город через западные ворота и по тракту доехали до заставы у слияния с проселком. Там оставили лошадей и, держась левой стороны дороги, под прикрытием деревьев двинулись к храму.
— Старший пристав сказал мне, — прошептал Цзяо Дай, когда они добрались до полуразрушенной сторожки, — что этот А Кван дурак дураком, но лес знает и драться мастак. Ножом тоже неплохо владеет. Дело может оказаться нешуточное — если он в храме, лучше пробраться туда незаметно.
Ма Жун кивнул и возле ворот нырнул в кусты, Цзяо Дай крался следом.
Некоторое время они продирались сквозь плотные заросли, затем Ма Жун поднял руку. Осторожно раздвинув ветки, он движением головы подозвал друга. Внимательно, в четыре глаза, оглядели они ветхое каменное строение, возвышавшееся среди покрытого мхом двора. Потрескавшиеся каменные ступени вели к главному входу, зиявшему чернотой, — двери исчезли давным-давно. Пара белых бабочек порхала над высоким бурьяном. И больше никакого движенья.
Ма Жун поднял с земли камушек и метнул в стену. Отскочив, камень зацокал вниз по ступеням. Они ждали, впившись глазами в темный проем.
— Там что-то мелькнуло! — шепнул Цзяо Дай.
— Я пойду прямо, — ответил Ма Жун, — а ты обойди и — через боковые двери. Если что — свистни.
Цзяо Дай исчез в кустах направо, а Ма Жун крадучись двинулся в противоположном направлении. Оказавшись против левого угла здания, он перебежал к стене и прижался к ней спиной. Осторожно, шаг за шагом, он двигался вдоль стены, пока не достиг лестницы. Прислушался. Все тихо. Взлетел по ступеням, заскочил внутрь и припал к стене рядом с дверным проемом.
Когда глаза привыкли к полумраку, он разглядел обширный высокий зал, в котором не было ничего, кроме старого алтаря у противоположной стены. Четыре колонны, связанные поверху тяжелыми балками крест-накрест, подпирали крышу.
Ма Жун покинул безопасный угол и направился к двери, видневшейся рядом с алтарем. Прошел между колоннами и вдруг уловил над головой чуть слышный шорох, который заставил его взглянуть вверх и одновременно отпрянуть в сторону. Огромное черное тело сорвалось оттуда и рухнуло, задев его левое плечо.
От этого удара Ма Жун грянул об пол так, что кости затрещали. Человек же, хотевший сломать ему хребет, тоже упал, но, тут же вскочив, бросился к Ма Жуну, чтобы вцепиться ему в горло.
Ма Жун встретил его ударом обеих ног в живот и перебросил через себя. Едва успел подняться — противник уже шел на него. Ма Жун ударил в пах, но тот, увернувшись, рванулся вперед и стиснул туловище Ма Жуна с чудовищной силой.
Тяжело дыша, каждый из них старался добраться до глотки другого. Парень не уступал Ма Жуну ни ростом, ни силой, но в борьбе был явно самоучкой. Ма Жун медленно направлял его к высокому алтарю, делая вид, что никак не может освободиться от захвата. Но, когда спина того чуть не коснулась края алтаря, Ма Жун вдруг разжал руки, пропустил их под руками противника и сомкнул на горле. Наступив на пальцы его ног и давя на горло, он заставил противника откинуться назад, а когда тот отпустил руки, обрушился на него всей тяжестью своего тела. Раздался отвратительный хруст, и человек обмяк.
Ма Жун разжал пальцы; тело противника сползло на пол. Задыхаясь, он стоял над ним и смотрел. Человек лежал навзничь, и глаза его были закрыты.
Вдруг он нелепо взмахнул руками. Веки поднялись. Ма Жун присел на корточки возле поверженного. Он знал, что с этим человеком покончено.
Маленькие злые глазки вперились в Ма Жуна. Сухое, обветренное лицо дернулось. Человек пробормотал:
— Мои ноги. Я не могу ими двинуть!
— Сам виноват! — сказал Ма Жун. — Судя по всему, наше столь счастливое знакомство будет не слишком долгим. Тем не менее имею честь сообщить тебе: я чиновник уездной управы. А ты, как я понимаю, А Кван?
— Гнить тебе в преисподней, — откликнулся поверженный и застонал.
Ма Жун подошел к двери, свистнул в три пальца и вернулся к А Квану.
Увидев вошедшего Цзяо Дая, А Кван выругался и пробормотал:
— Тоже мне хитрость — камушек! Старо!
— С балки да мне на шею — ничуть не новее, — сухо заметил Ма Жун и добавил, обращаясь к Цзяо Даю: — Долго он не протянет.
— Как-никак, а эту сучку Су-ньян я порешил! — прохрипел умирающий. — Ишь ты, с новым полюбовником, да еще в хозяйской кровати! А мне и на сене достаточно!
— Впотьмах ты малость ошибся, — сказал Ма Жун, — только мне неохота огорчать тебя. Черный Судья в преисподней объяснит тебе все как нельзя лучше.
А Кван закрыл глаза и застонал; задыхаясь, он проговорил:
— Ничего, я здоровый, я не помру! И ничуть я не ошибся. Я ее, братец, как жигану серпом по шее — аж об кость звякнуло.
— Серпом ты орудуешь на славу, — отметил Цзяо Дай. — А кто же с ней спал?
— Не знаю и знать не хочу, — процедил А Кван сквозь сжатые зубы. — Он тоже свое получил. Кровищей-то из его горла аж ее всю залило. Поделом сучке! — Он попытался усмехнуться, но тут по всему его большому телу прокатилась судорога, и лицо стало мертвенно бледным.
— А второй, который там ошивался? — спросил Ма Жун как бы между прочим.
— Не было там никого, кроме меня, дурак ты, — пробормотал А Кван.
Вдруг в маленьких глазках, обращенных на Ма Жуна, мелькнул испуг.
— Я не хочу умирать! Мне страшно! — прошептал человек.
Два друга склонились над ним в почтительном молчании.
Лицо исказила кривая ухмылка. Руки задергались. И он затих.
— Помер, — хрипло прозвучал голос Ма Жуна. Встав с корточек, он продолжил: — А знаешь, ведь он меня чуть не завалил. Залез вон туда, под самую крышу, растянулся на балке между столбами и ждал. Мне повезло — он малость нашумел, когда прыгнул, и я успел уклониться. Еще бы немного, и… ухнул бы он мне на шею, как задумал, сломил бы мне хребет!
— А теперь ты сломал хребет ему, так что вы квиты, — сказал Цзяо Дай. — Давай обыщем храм — судья приказал.
Они обошли главный и задний дворы, обыскали пустые монашеские кельи, облазали заросли кустов вокруг храма. Но не нашли ничего, разве только распугали мышей.
Вернувшись в главный зал, Цзяо Дай задумчиво оглядел алтарь.
— А не забыл ли ты, брат, что за такими вот штуками, вроде этой, обычно устроен тайник, куда в худые времена монахи прячут серебряные подсвечники да курильницы?
— Сейчас посмотрим, — кивнул в ответ Ма Жун.
Они отодвинули тяжелый стол. В кирпичной стене действительно обнаружилось узкое глубокое отверстие. Ма Жун, наклонившись, заглянул внутрь.
— Битком набито монашескими посохами, старыми да ломаными, — сообщил он и сплюнул.
Они вышли через главные ворота и вразвалочку двинулись назад, к заставе. Там, объяснив начальнику караула, где он может найти тело А Квана и как он должен доставить его в управу, они сели на лошадей и поехали в город. Когда добрались до западных ворот, было уже темно.
Возле управы им встретился Хун и сообщил, что сам он только что вернулся с верфей, а судья остался вечерять с Ку Мен-пином.
— В таком случае приглашаю вас в «Сад Девяти Цветов», — подхватил Ма Жун. — Как-никак, а сегодня мне повезло.
Войдя в харчевню, они увидели сидящих за столиком в углу По Кая и Ким Сона. Перед ними стояли два больших кувшина. Шапка у По Кая сдвинулась на затылок, и пребывал он как будто в настроении весьма добродушном.
— Приветствую вас, друзья мои! — радостно возгласил он. — Идите-ка сюда, присаживайтесь к нам! Ким Сон только что появился; помогите же ему догнать меня!
Ма Жун подошел и проговорил совершенно серьезно:
— Вчера вечером вы нализались, как обезьяна. Вы нанесли мне и моему другу тягчайшее оскорбление, кроме того, вы нарушили общественный порядок, горланя непристойные песни. Посему я приговариваю вас к штрафу — вы заплатите за выпивку! За жратву плачу я!
Все рассмеялись. Харчевник подал им простую, но вкусную снедь, и все пятеро осушили не по одной чарке вина. Когда По Кай заказал очередной кувшин, старшина Хун поднялся и молвил:
— Нам бы лучше вернуться в управу: судья должен вот-вот вернуться.
— Всемогущее Небо! — воскликнул Ма Жун. — Само собой! Я же должен доложить ему о посещении храма!
— Неужели вы оба наконец-то прозрели? — недоверчиво покосился на них По Кай. — Так скажите же мне, какой храм предпочли вы для своих молитв?
