В отсутствие начальства - Николай Свечин
Алексей Николаевич отыскал надзирателя в комнате сыскного отделения на первом этаже. Тот писал рапорт. Увидев статского советника, коллежский регистратор встал:
– Здравия желаю, Алексей Николаевич. Вот, формулирую. Опрос жителей Офицерской слободы дал важные сведения.
– Люди видели двух незнакомцев? Один из которых – ухоженный пан, а второй колоссального роста?
Грундуль разинул рот:
– Но откуда?..
Питерец показал смолянину заключение городового врача Помилуйко. А затем сообщил, что обвиняемый-подозреваемый Азвестопуло уже и не подозреваемый, и не обвиняемый. И подъезжает сейчас к Бологому.
– А теперь прошу вас сообщить подробности. Высокого роста – примета знатная, слов нет. Но долговязых бандитов много. Цвет волос, прическа, голос, походка – что-нибудь известно?
– Кое-что узнать удалось. – Грундуль глянул в свои записи: – Да, очень высокий, корпусный, ходит вразвалку, заметно сутулится.
– Голова маленькая?
– Так точно. Алексей Николаич, вы, что ли, уже опознали кого по приметам?
– Пока нет, но подозрения копятся. А второй, похожий на пана?
Коллежский регистратор опять заглянул в листок:
– По второму почти нет сведений. Он был в надвинутой на лицо шляпе… Одет авантажно – вот что вспомнили сразу двое.
– Уходили они под утро?
– Еще в темноте, потому приметы такие расплывчатые.
Лыков прошелся по комнате, глянул в окно, потер виски.
– Так. Что еще? Выяснили, почему у Августы Мапететт не было дворника?
– Выяснили, что до недавнего времени он имелся. А потом уволился.
– Кто он и почему уволился? – остановился напротив надзирателя статский советник.
– Крестьянин Федор Иванов. Непременный член кабака, пьянь. Говорят, он теперь курьер в Окружном суде. Почему взял расчет – выясняем. Хочу с ним сегодня встретиться.
– А ломбарды, ювелиры, барыги?
– Ими занимается надзиратель Сапожников. К вечеру сделает вам доклад.
– Да, Владимир Иваныч, дополните список разыскиваемых вещей соболиной шкуркой. Азвестопуло привез ее в подарок мессалине, а мы мех при обыске не нашли, верно?
– Так точно. Впишу. Через час Сапожников будет сюда телефонировать, я ему сообщу.
Лыков развернул принесенный кулек и разложил на столе дорогой китайский чай, сахар и мятные пряники. Он как человек денежный всегда старался побаловать коллег, получающих скромное жалованье.
– Угощайтесь, это на всех, включая городовых.
– Благодарствуйте, – обрадовался коллежский регистратор. – Ух ты… Я такой и не пил никогда. Кукусин розовый? Сколько же он стоит?
– Да пустяки. Расскажите мне о криминальной обстановке в Смоленске. Много ли преступлений, какие из них массовые? Что с преступным элементом? Свои, приезжие, есть ли беглые? Случаются ли выдающиеся из ряда происшествия? Что с убийствами? Где у вас беспокойные места, притоны и опасные улицы?
Грундуль сначала заварил из самовара чай и только потом стал отвечать:
– Если про убийства, то, слава богу, с этим в Смоленске недобор. О прошлом годе было всего одно, и мы его раскрыли. В этом смысле наш город тихий.
– А другие преступления?
– Я вам, Алексей Николаич, сейчас зачитаю статистику. Мы же каждый месяц отправляем отчет вам в Департамент полиции. Так вот…
Надзиратель снял с полки фолиант, раскрыл в нужном месте:
– Ага… Январь – пятнадцать краж, из которых раскрыто десять. Семь мошенничеств, все раскрыты. Две железнодорожные кражи и один случай сбыта фальшивых кредитных билетов. Февраль выдался тихий, всего шесть краж и четыре мошенничества. Март уже хуже: четыре кражи, мошенничество, один случай торговли «живым товаром» и аж четыре ограбления церквей. Последние все раскрыты. Вы спрашивали про выдающиеся преступления, одно такое как раз случилось в кафедральном Успенском соборе. Некий Ходоренко, мелкий злец, отличился. Задал нам работы! Он обокрал ни больше ни меньше как главную нашу святыню, чудотворную икону Смоленской Божией Матери Одигитрии. Образ знаменитый, много на его украшение жертвовали, и оклад выложен большим количеством драгоценных камней. И этот мерзавец украл четыре бриллианта! Зубами, сволочь, выдирал, когда прикладывался к иконе. Сторожа обнаружили только на другой день. Ходоренко успел снести камни тем самым нечистоплотным ювелирам, которых мы сейчас опрашиваем. Ребята догадались, откуда камни, но купили их не моргнув глазом. За четыреста рублей, два разных ювелира. Один взял более ценные и в тот же день отвез их в Москву, где толкнул другому жулику уже за две тысячи. Второй тоже уехал, в Витебск, и там продал свою долю.
Грундуль откашлялся для солидности и гордо завершил:
– Все камни мы нашли всего за неделю и вернули в оклад. Имею за это благодарность от его превосходительства господина губернатора и денежную награду.
– Очень хорошо, Владимир Иванович, вижу, вы свое дело знаете. А что в апреле? Ближе к лету количество преступлений всегда увеличивается.
– Именно так. В самую точку, ваше высокородие. Месяц только что завершился, итоги мы подбили. Двадцать девять простых краж! Раскрыто лишь десять. Плюс четыре кражи со взломом, из них раскрыты две. Три случая конокрадства, три мошенничества, один поджог и одна растрата.
– И одно убийство, – напомнил Лыков. – Из-за которого я и приехал.
– Да, оскоромились. Кстати, вчера произошло новое убийство, по неосторожности. В саду Грейлиха по Окопной улице мальчик Дмитрий Васильев четырнадцати лет от роду застрелил из револьвера «лефоше» своего товарища, витебского мещанина Василия Шацева девятнадцати лет. Ну, несчастный случай, тут дознавать нечего…
– Понятно. Как и везде, главное злодеяние у вас кражи. А беглые каторжники, к примеру, есть? Которые, по агентурным сведениям, скрываются в городе или окрестностях?
– О прошлом годе имел место случай, – вспомнил надзиратель. – Не здесь, а в Бельском уезде. В пределах Верховье-Малышкинской волости был совершен ряд убийств. С целью грабежа! Подозревали двух местных крестьян, как раз беглых каторжников. Главным был некто Васильев, крестьянин деревни Волково, ранее получивший двенадцать лет и бежавший из Зерентуя. Так вот, когда их увидели, то пустили в погоню стражников. Те захватили Васильева живьем, по-возле станции Издешково Александровской железной дороги. А второго там же окружили, и он, не желая сдаться, вспорол себе живот ножом! Представляете? Как японский самурай…
– Я помню этот случай по сводкам, – кивнул Лыков. – Но он давнишний, июнь прошлого года. С тех пор никто у вас тут не пробегал? Ведь в Смоленске имеется временная каторжная тюрьма.
«Шкурка» – донесение осведомителя.
– Точно так, Алексей Николаич, имеется. На краю города, в Краснинской слободе, обок с арестантскими ротами. Но оттуда никто пока еще не сумел сдернуть. Другие беглецы? Да вроде нет, по «шкуркам» w не видать…
– Какова криминальная обстановка в целом? Где беспокойные места, притоны? По окраинам?
Грундуль крякнул:
– Да где угодно может быть притон. Вон по Зеленому ручью пройтись – черт ногу сломит. Словно в деревне, а не в крепости, в губернском городе.
– Да, я обратил внимание, когда хотел там прогуляться, – поддержал смолянина Лыков. – Сам-то нижегородец, и у нас тоже есть кремль, на сто лет старше вашего. Но он втрое меньше и весь ровный-вылизанный. Последние жилые дома оттуда убрали еще при Александре Первом.
