Валентин Лавров - Железная хватка графа Соколова
Маленькое отступление. У сыщиков есть такой термин «словесная разведка». Под ним скрывается нехитрый прием: называется очередной объект обыска, а взоры сыщиков внимательно следят за преступником. Этот психологический расчет часто приводит к успеху, обыскиваемый частенько выдает себя.
Бренер не побледнел, не сжался от страха, не затрясся, как это было бы с преступником малоопытным. Наоборот, он вздернул вверх подбородок, сквозь зубы с ненавистью произнес:
— Обязательно вы должны сбросить с кровати смертельно больного человека! У вас, царские прихвостни, нет ничего святого. — И лишь кадык вновь скользнул вверх- вниз, как это бывает при сильном волнении или испуге. — Если вы мать поднимете на ноги, она, знайте, умрет, и эта смерть будет висеть проклятием над вами. Тьфу!
«Это спокойствие — всего лишь маска!» — решил Соколов.
И он оказался прав.
Фокус
В спальне пахло давно не мытым телом, испражнениями и лекарствами. На громадной кровати, застланной какими-то тряпками, лежала старуха. Сквозь зашторенные окна едва пробивался свет.
При виде людей старуха выпучила глаза, плохо выговаривая слова, зашамкала беззубым ртом:
— Шваль... Все вижу, все шашни... Шобаки злые.
Дьяков вздохнул:
— У старушки, кажется, подагра. Суставы раздуты — ужас! Может, не будем беспокоить?
Соколов подумал и решительно сказал:
— А мы и не будем больную женщину беспокоить! Кох, открой обе половинки дверей, вот так, — и, запустив под матрас громадные ручищи, с истинно цирковой ловкостью подхватил матрас со старухой и бережно вынес в соседнюю комнату.
Затем гений сыска вернулся в спальню, внимательно осмотрел кровать. Чуть усмехнувшись, произнес:
— Сейчас покажу вам фокус, который самому Гарри Гудини не снился!
Он поднял плотно сколоченные доски, на которых прежде находился матрас. У присутствующих округлились от удивления глаза: в строгом порядке, словно куски хозяйственного мыла на витрине, лежал динамит. Много динамита.
Соколов задумчиво произнес:
— Знал бы Альфред Нобель, для кого будет служить его изобретение! Если бы рвануло, на улице мало домов уцелело. — Посмотрел на Бренера: — Сколько мы о вас знаем! Признавайтесь, для кого приготовили? Где еще в городе прячут взрывчатку?
Бренер проскрежетал зубами.
— Всех ненавижу! Убивать, убивать... — Взор его безумно блуждал по лицам присутствующих.
— А знаете, кто вас выдал, Бренер? — Сахаров испытующе глядел на преступника. — Ну, сумеете назвать? Выдал ваш ближайший сподвижник и наш осведомитель. Его имя... Ну, сами назовите, а?
Бренер кисло усмехнулся:
— Какая разница? Все наше движение нашпиговано доносчиками и вашими агентами. Люди — это мразь. Азеф — негодяй, а я на него молился. В этом доме я прятал Григория Гершуни, пока он в третьем году не попал на каторгу. Савинкову деньги давал — «на партийные нужды». — Помолчал, коротко попросил: — Пить!
Кох принес из кладовки бутылку зельтерской. Бренер жадно выпил два стакана. Задумчиво, словно никого вокруг не было, произнес:
— Одни обирают голодных и нищих, расстреливают беременных баб. Другие делают из святого дела развлечение: динамит в шляпных коробках, конспиративные квартиры подворотни, поднятые воротники, срочные переезды, погони. Кощунственный балаган! Нигде такое невозможно, только в Богом забытой России. Не народ — глупое стадо!
Бренер надолго замолчал, что-то напряженно обдумывая. Вдруг выпалил:
— Все скажу! — Дико расхохотался. Подвижники думают: Бренер будет болтаться на виселице, а эти твари с бабами спать? Нет, уйдем вместе... Все расскажу, террор готовят, эксы, грандиозные акты... Ужас! И всем этим руководит из-за границы гениальный и безумный вампир... Он русский, служил помощником присяжного поверенного... Теперь живет в Галиции... Но это потом, а сейчас очень хочу спать, устал. Ведите меня в темницу. Давно чувствовал, что крахом закончится... Кругом тлен и смерть!
Дьяков вопросительно посмотрел на начальство:
— Я доставлю его в тюрьму?
— Этого пса бешеного замкни в сырую одиночку! — посоветовал Кох.
— Свяжи руки, под усиленным конвоем! — приказал Сахаров. — А мы с Аполлинарием Николаевичем навестим начальника саратовской охранки Рогожина. Визит вежливости, да и поставить надо в известность. Утром проведем допрос Бренера, коли сейчас просит отдыха.
— Улов должен быть жирным! — потер руки Дьяков. Соколов и Сахаров сели в поджидавшую их коляску и отправились к начальнику саратовской охранки.
* * *Не пробежало и получаса, как в кабинет Рогожина влетел Дьяков. Гримаса ужаса свела его лицо.
Воздев руки к небу, он проревел:
— Зачем, Аполлинарии Николаевич, вы столь быстро уехали? Такая беда случилась!..
И он поведал действительно нечто кошмарное.
ПОЛИЦЕЙСКИЕ УЛОВКИ
Дьяков был растерян, но пытался держаться куражно. Едва войдя в кабинет Рогожина, с деланным возмущением затараторил:
— Вот сукин сын этот самый Бренер! Ох, каторжная морда, чего удумал! Натуральная ехидна...
Соколов грозно раздул щеки:
— Что еще такое?
Полицмейстер по дороге успел заглянуть в трактир, дабы в трудное мгновение придать себе отважности. Он нахраписто продолжал:
— Народ, говорю, нынче весь исхитрился. Вы, граф, стало быть, нас покинули. Коляска ваша, Аполлинарий Николаевич, едва за угол, как этот обормот закатил глаза, что тебе воробей в силке, жалобно эдак стонет: «Умираю! Сердечный приступ жуткой силы. Подайте мне таблетки, что на кухне лежат в аптечном ящичке, артигоном называются. Только они спасут мою несчастную жизнь!»
— И что? — Соколов выдохнул, догадываясь об исходе этого маневра.
— Приказываю Коху: «Тащи этот самый артигон!» Тот принес коробочку. Чтобы руки арестанту не развязывать-завязывать, я самолично сунул ему в рот таблетку и хотел даже водицы дать запить. Не успел! Бренер вдруг брякнулся на землю, изо рта розовая пена изошла, задергался руками-ногами — не откачали! Собаке собачья смерть.
— Ты, пес, хоть знаешь, что такое артигон? — Соколов крикнул так, что стекла в окнах задрожали. — Триппер лечить! И он не в таблетках — в ампулах. Ты у меня, подлец, этапом в Сибирь пойдешь, кандалами бренчать будешь!
Полицмейстер неосмотрительно стал возражать:
— Так вам бы, Аполлинарий Николаевич, до полной отправки арестанта в тюрьму остаться бы...
— Ах, какой обалдуй дерзкий! — Соколов распахнул окно, ухватил благим матом оравшего полицмейстера и, на потеху народа, за ноги опустил его со второго этажа, уткнув носом прямо в клумбу с увядшими астрами и гладиолусами.
Мёртвый ездок
Когда страсти малость улеглись, Сахаров, еще не привыкший к воспитательным методам Соколова и повеселившийся изрядно, задумчиво сказал:
— Надо жить так, чтобы даже наши оплошности шли во вред врагам нашим...
Соколов с интересом взглянул в лицо начальника московской охранки:
— Ты, Евгений Вячеславович, на выдумки хорош, да и я кое-что смекнул.
Рогожин, основательный, как дубовый шкаф, во всем
серьезный и рассудительный мужчина лет сорока пяти, с сомнением пробасил:
— Тут уж как ни прикидывай, остается одно — хоронить покойника... Можно, конечно, без отпевания и за оградой кладбищенской.
Соколов грустно покачал головой, иронично произнес:
— Очень большая беда для Бренера — за оградой! Ты его хоть пугалом на огороде воткни — ему безразлично. А вот если... — Он задумался, вдруг счастливо улыбнулся: — Мысль родилась веселенькая! Эй, Дьяков, Кох, бегом сюда!
Дьяков вошел с самым обиженным видом, зато вмиг протрезвевший. Соколов спросил:
— Кто, кроме вас двоих, знает, что Бренер отравился?
— Кому еще знать? Я да Жираф, — кивнул на Коха.
— А городовые, что при обыске присутствовали?
Дьяков с достоинством постучал себя по голове:
— Тут у Николая Павловича еще кое-что есть! Зачем! нам лишний шум? Сказал им, что арестант лишь обмер. I Они люди простые, поверили. Доставим его в больницу, а там будто, того, дух испустил! — Полицмейстер расхохотался.
— А где мертвое тело?
— Сидит внизу в коляске промеж этих самых городовых, чтоб не упало. И верх возка подняли — от любопытных глаз скрытнее.
— Молодец, Николай Павлович! За твою смекалку, так и быть, похлопочу о твоей награде. Самому министру Макарову доложу.
Дьяков чуть не лопнул от счастья.
— Правильно, труп злодея себе пока оставим! Скверно жил, так пусть хоть после смерти послужит на благо империи.
Приманка
Соколов продолжал:
— Не только отдельный злодей, но и каждое преступное сообщество имеет свой почерк. Помните, террористы облюбовали Мясницкую больницу, когда я там находился, чтоб свести счеты? Теперь — наоборот. Они не дадут ему пропасть, а мы дадим им шанс... спасти Бренера.
