Стивен Сейлор - Загадка Катилины
— Одно дело, когда в городе видишь такую грязь — ведь там миллион жителей. Кто будет там каждый день убираться? Но в сельской местности все должно содержаться в чистоте и порядке. Если у человека достаточно рабов, ничто не может оправдать такой беспорядок.
Разглядывая переросшую живую изгородь, покосившийся забор, разбросанные инструменты и строительный мусор, я был вынужден согласиться с ним. Я думал, что Публий Клавдий — человек богатый. Как он мог так запустить свое хозяйство?
Мы спешились и привязали лошадей. Дом был в лучшем состоянии, чем окружавшие его сараи и амбары, но неплохо было бы починить черепичную крышу. По дороге к двери я споткнулся о камень и едва не упал. Арат поддержал меня, схватив за руку.
Он постучал в дверь, сначала тихо, затем громче. Даже если все в доме спят или дремлют от полуденной жары, то все равно должен же кто-то караулить входную дверь! Сжав губы, Арат оглянулся на меня. Я кивком приказал ему постучать еще сильнее.
Изнутри донесся лай собаки и ворчание человека, приказывавшего ей замолчать. Я думал, что дверь вот-вот откроют, но снова наступила тишина.
Арат снова посмотрел на меня.
— Ладно, продолжай, — сказал я. — Постучи еще раз.
Арат постучал. Собака снова залаяла. Человек опять закричал, на этот раз на нас.
— Убирайтесь, или я вас побью, — завопил он.
— Забавно, — сказал я. Арат шагнул в сторону и дал мне самому постучать. — К вашему хозяину пришли гости! — крикнул я. — Давай открывай, или тебя самого побьют.
Собака все лаяла и лаяла. Голос за дверью бранил нас, проклиная всеми богами Олимпа. Потом послышался собачий визг и лаяние прекратилось. Наконец дверь со скрипом распахнулась. Я поморщился от запаха — пахло собакой и тушеной капустой.
За прихожей виднелся атрий, освещенный солнцем, поэтому поначалу я увидел лишь очертания человека, открывшего нам дверь. Волосы, всклокоченные, словно конская грива, были тронуты сединой. У него была осанка пожилого человека — опущенная голова, сгорбленные плечи, но маленьким и слабым он не выглядел. Поношенная туника криво висела на нем, словно он только что натянул ее. Потом я разглядел его подбородок, покрытый многодневной щетиной, и огромный нос. Он щурился, глядя на нас, словно свет причинял ему боль.
— Кто вы такие и что вам надо? — проворчал он невнятно, должно быть, от выпитого вина.
«Ах ты, Нума, — подумал я, — что за прием гостей? Публий Клавдий определенно должен обращать больше внимания на свое хозяйство и на своих слуг».
— Меня зовут Гордиан, — ответил я. — Я — владелец поместья, которое некогда принадлежало Луцию Клавдию, по ту сторону реки. Я пришел поговорить с твоим хозяином.
Человек засмеялся.
— С моим хозяином — ха!
Позади меня Арат задохнулся от негодования.
— Какая дерзость! — прошептал он.
Человек снова рассмеялся. Позади него в атрии наметилось какое-то шевеление. Вошла совершенно нагая девушка со смятой одеждой в руках. Она посмотрела на нас широко раскрытыми, испуганными глазами. Девушка была такая молоденькая, что я принял бы ее за мальчишку, если бы не всклокоченные длинные волосы.
Я надулся.
— Очевидно, Публий Клавдий находится в отсутствии, если в доме творятся такие безобразия, — сказал я сухим голосом.
Человек обернулся и увидел девушку.
— Иди отсюда, Стрекозка! Одевайся и убирайся побыстрее, а не то я тебя поколочу. Ха! Что за манеры — показывать гостям свою голую задницу! Сунься сюда еще только, и я тебя отшлепаю, ты, маленькая гарпия!
Самодовольно улыбаясь, он повернулся к нам. С замиранием сердца я посмотрел вниз и увидел у него на пальце кольцо — да не простое, железное, как у рядовых граждан, а золотое, как у знатных патрициев.
Он оглядел меня с головы до ног.
— Ах, да, помню я, кто ты такой. Человек, который завладел собственностью Луция. Ты выглядел таким надутым и напыщенным в суде, как и все городские парни. Ты и сейчас так же выглядишь.
Я напрягся. Неприятно, когда тебя оскорбляют на виду у твоих собственных рабов.
— Публий Клавдий, я пришел к вам как сосед к соседу, чтобы обсудить один небольшой вопрос, касающийся речки, что служит границей наших владений.
— Фу-у! — Он надул губы. — Этот вопрос мы обсудим в суде. На сей раз у тебя не будет этого болтуна Цицерона, который своим скользким языком всем судьям задницы облизал. Целый рот небось дерьма набрал, лишь бы в Сенате посидеть.
— Вы позволяете себе слишком грубые выражения, Публий Клавдий.
— Да уж, я не Цицерон.
Я задержал дыхание.
— Как вы и сказали, вопрос о реке будет разрешен в суде. До тех пор я не намерен отказываться от ее использования в своих целях.
— Так я и понял. Ах, так вас привела сюда та стычка между прачками? Насколько я помню, одну из ваших рабынь ранили камнем. Управляющий мне доложил. Ну ладно, она может продолжать работать или нет? Если нет, то я могу дать одну из своих рабынь. Но я вовсе не собираюсь платить всего лишь за то, что они немного подрались, — она ведь просто работает, а не удовлетворяет иные ваши прихоти, значит, шрам для нее ничего не значит. Что вам еще от меня надо? Всех виновных я отстегал, а особенно ту потаскушку, что швырнула камень, — уж больше ей не захочется кидаться. Надеюсь, вы так же поступили со своими рабынями, а если нет, то расправьтесь с ними, вот вам мой совет. Они вскоре забудут о своих проделках, но о побоях — никогда. Иногда их можно похлестать просто так. Просто напомнить им, кто хозяин.
— Публий Клавдий, вопрос, который я пришел обсудить…
— Ох, Ромул и Рем, слишком жарко стоять здесь в дверях и разговаривать. Пройдем внутрь. А кто это там сзади, ваш управляющий? Пусть и он войдет, но пусть тот, здоровый, останется снаружи. Не стоит входить в мой дом с охраной. За кого вы меня принимаете? Эй, раб, закрой дверь. Ах, как хорошо, мое ложе до сих пор в тени.
Во дворе стоял фонтан, но без воды; дно бассейна покрывали сухие ветки и солома. Публий завалился на свои подушки. Мне оставалось только сесть на табуретку. Арат, закрыв дверь, встал сзади меня.
— Простите меня за отсутствие мебели и всего такого, — сказал Публий. Появившаяся собака, скуля, подбежала к хозяину. — Никогда не испытывал тяги к роскоши. Кроме того, за мебелью и за всем остальным нужно следить, то есть иметь женщину в доме, а единственная моя жена умерла через год после того, как я женился. И унесла с собой в могилу моего единственного наследника. Или ребенок унес ее, уж не знаю, в чем тут дело. В общем, они вместе отправились в царство Аида, рука об руку, как я предполагаю.
Он пошарил под подушкой и вытащил бурдюк с вином, приложил его ко рту и сдавил, но раздался только негромкий хлюпающий звук.
— Стрекоза, — ласково сказал он. — А, Стрекоза. Принеси папочке винца.
— Я пришел к вам, Публий Клавдий, потому что хочу построить водяную мельницу на реке. Для этого не нужно перегораживать течение, как я думал раньше, а просто отвести канал в стороне…
— Мельницу? Это такой механизм с колесами, которые вращаются от воды? Но что с ней делать?
— Ее можно использовать по-разному. Молоть зерно, даже камни дробить.
— Но ведь у вас есть рабы, не так ли?
— Да, но…
— Стрекоза, неси скорей вина, или я тебя опять отшлепаю, прямо при гостях!
Через мгновение появилась девушка, одетая на этот раз в засаленную тунику. Она тащила раздутый бурдюк с вином. Публий взял его и шлепнул девушку по заду. Она хотела отклониться, но он перехватил ее одной рукой, а другой взял бурдюк и зубами открыл затычку. Девушка смирно стояла, потупив глаза и покраснев.
Я кашлянул.
— Возможно, вас заинтересует то, что я позаимствовал идею строительства мельницы у Клавдии. Она сказала, что этого хотел ваш кузен Луций. Так что, как видите, я выполняю его пожелание.
Публий пожал плечами.
— У Луция было много глупых идей в голове, например, оставить свое поместье вам. Как и вы, он тоже был городским парнем. Вот откуда берутся всякие глупости — из города. Соберите дураков в одном месте — вот вам и город, не так ли? А глупости распространяются быстро, как дурные болезни.
Произнося эту речь, он как-то странно теребил девушку сзади, заставляя ее вздрагивать и подпрыгивать. Публий засмеялся.
Я встал.
— Я думал, вам будет интересно послушать о моих планах. Вы тоже сможете пользоваться мельницей, когда ее построят.
— Зачем мне мельница? Мне и рабы неплохо готовят.
— Вместо рабов молоть зерно сможет мельница.
— А зачем тогда рабы? Будут слоняться без дела, встревать во всякие истории.
— Мне кажется, что для рабов работы здесь найдется — сказал я сухо. Слова эти показались мне грубыми, но Публий, казалось, их и не заметил.
— Мельница — это механизм, — произнес он. — А механизмы ломаются, и их нужно чинить. Да и воды едва хватит, чтобы вращать такие колеса, особенно в сухие месяцы. А когда механизм стоит, он никому пользы не приносит, тогда как раб всегда может приносить пользу, даже когда отдыхает от других занятий.
