Томас Свон - Охота на Сезанна
На следующий день после знакомства с Эдвином Ллуэллином на аукционе Кристи Астрид Харальдсен полетела в Бостон, чтобы посетить Музей изящных искусств. Она представилась фоторепортером одной скандинавской газеты, ей выдали пропуск и буклет с информацией о каждом художнике и обо всех ста шестнадцати экспонатах выставки. Астрид и в самом деле была приличным фотографом, поскольку обучалась этому в Высшей школе искусства ремесел в Осло. Были у нее и другие познания. Педер втолковал ей, как важны время и место, расстояния, ступеньки и лифты, расположение телефонов и туалетов, то, как они оборудованы и освещены. «Узнай, куда тебе нужно будет идти и как лучше всего это сделать так, чтобы ты могла действовать в темноте», – говорил он ей. Она снова прошлась от просторного вестибюля до автопортрета Сезанна, снова проверила точное количество ступенек от верха большой лестницы (сорок три) до входа в галерею французских импрессионистов. Автопортрет не убрали и не покрыли стеклом, как обещали. Картина висела, где и раньше, хрупкая и доступная.
Первый визит Астрид в музей пришелся на жаркий августовский день, когда они с Педером приехали в Бостон из Нью-Йорка. Именно во время этого шестичасового переезда Педер рассказал ей о своем контракте, согласно которому он должен был уничтожить автопортреты Сезанна в Санкт-Петербурге, Лондоне и Бостоне. Она вспомнила, как восторженно он описывал новый растворитель, который сделал, и как вещество уничтожает лак и краску. В тот раз они узнали о выставке художников Новой Англии и о том, что накануне открытия выставки будет большой прием. Тогда Педер и рассказал ей, что она должна делать.
Планы самого Педера круто поменялись за те полтора месяца, что прошли со времени их поездки в Бостон. Астрид считала, что перемен было слишком много и что они опасны. Ее нервы были на пределе, и она часто прибегала к помощи медикаментов, которые давал ей Педер. Она начала с небольшой дозы амфетамина, но уже через четыре дня удвоила дозировку и упросила частнопрактикующего врача на Четырнадцатой восточной стрит выписать ей новый рецепт на валиум вместо того, который, по ее словам, она «случайно забыла в Норвегии». Она все чаще перемежала амфетамин и десятимиллиграммовые таблетки валиума и, хотя понимала, что последствия могут быть серьезными, позволила наркотикам управлять ее настроением и эмоциями.
Сейчас, десять дней спустя, ей было чрезвычайно сложно приготовиться к операции. Она тщательно накрасилась, причесала волосы на своем коричневом парике так, что они казались ее собственными. На ней были брюки и пиджак, на который она прикрепила журналистский значок.
Фотооборудование Астрид взяла напрокат на Лексингтон-авеню; оно состояло из двух фотоаппаратов «Никон», комплекта объективов, высокоскоростного «Эктахрома» и черно-белой пленки 1000 единиц. Все это лежало в сумке вместе с поддельным удостоверением, блокнотом, фонариком размером с авторучку и аэрозольным баллончиком с надписью «Лак для волос».
Прием начался в 6.30. В зале были два бара и два стола с едой. Не произносилось никаких речей, и быстро распространился слух, что бывший президент не сможет приехать, но что его жена уже в пути. Гости прибывали, им подавали напитки в пластиковых стаканчиках, а те, кто забрел в галереи, сейчас вернулись назад, чтобы увидеть знаменитостей.
Астрид заказала водку с содовой и быстро выпила. Горло обожгло, и она закашлялась, но заказала еще водки и выпила ее медленно, с нетерпением ожидая, пока в желудке станет тепло, а алкоголь успокоит ее. Она отчаянно хотела побороть все возрастающий страх.
Выставочные залы располагались на первом этаже, а бары и столы с едой были в длинной галерее, в которой обычно находились картины, пространно называемые американским модерном. VIP-гости должны были войти через западное крыло. Астрид заняла позицию внизу лестницы, которая вела к собранию европейского искусства. Стоял гул голосов, прерываемый взрывами смеха и радостными возгласами встретившихся друзей. Затем те, кто стоял ближе к западному входу, умолкли, и в зале стало тихо.
Астрид поднялась на несколько ступенек и направила фотоаппарат на фигуру впереди группы, входящей в зал. На бывшей первой леди было ярко-синее платье с нитью жемчуга; она была очень загорелой, с седыми волосами, и это создавало странное впечатление. Ее сопровождали Чонси Итон, его колллеги и телохранитель. Астрид продолжала снимать и с каждым щелчком фотоаппарата поднималась все выше. Когда внимание присутствующих полностью сосредоточилось на почетной гостье, Астрид развернулась и быстро взбежала по лестнице на второй этаж.
Она оказалась в галерее Вильяма Коха, длинной и узкой, где под потолком висели маленькие лампочки. Они создавали мягкие тени и только слегка освещали выставочные залы. Астрид стояла у входа в темную галерею, где размещались французские импрессионисты. Она отмерила пятнадцать шагов, повернула налево и достала из сумки фонарик. Она стояла абсолютно неподвижно, прислушиваясь к собственному тяжелому дыханию, к музыке, к гулу, производимому несколькими сотнями голосов покровителей искусства и доносившемуся с нижнего этажа. Астрид включила фонарик и осветила автопортрет Сезанна, написанный в 1898 году. Шестидесятилетний художник был в берете, с аккуратно подстриженной бородой. Вытащив из сумки баллончик, она сняла колпачок и шагнула к картине.
Астрид помедлила, заиграл саксофон. Держа баллончик дрожащей рукой, она направила его на лоб художника. Ее пальцы напряглись.
Вдруг она услышала испуганный женский шепот:
– Эдди? Эдди, где ты?
Астрид опустила фонарик, быстро повернула его к себе и выключила. Она присела и замерла.
– Черт возьми, Эдди. Здесь темно. Мне страшно. Теперь мужской голос:
– Ради бога, Шерли, что ты тут делаешь?
Они взволнованно заговорили о чем-то, затем послышались быстро удаляющиеся шаги, и парочка исчезла.
Астрид поднялась на ноги, включила фонарик и снова взяла баллончик.
– Сделай это! – сказала она низким шепотом. – Сделай это и сматывайся отсюда!
Прошло несколько секунд… полминуты… Она стояла, как будто зачарованная энергией, исходящей от полотна. Бессильно опустив руки, она заплакала. Она упала на колени и разрыдалась. Астрид плакала от страха, зная, что Педер будет взбешен и разочарован, и от облегчения, что не распылила ядовитый растворитель на картину.
Она закрыла баллончик и бросила его в сумку, затем вернулась в галерею с гобеленами. На лестнице, спускающейся на первый этаж, стояли два человека в форме музейной охраны. Она прошла мимо них, делая вид, что ищет необычный ракурс, чтобы снять гостей сверху. Но сердце ее выпрыгивало из груди, и ей хотелось побыстрее очутиться на воздухе.
Астрид, спотыкаясь, добежала до своей машины и забралась внутрь. Почувствовав тошноту, она открыла дверцу, высунулась из машины, и ее вырвало на асфальт. Наконец она встала, прислонилась к машине и вдохнула прохладный ночной воздух. Астрид дала волю слезам. Пусть Педер накажет ее, пусть сделает ей больно, но мучение от необходимости принять решение было уже позади. Хватит с нее боли.
Она направилась в аэропорт Логан и успела на полуночный рейс до Ла Гардиа.
Глава 15
Данные об уничтожении всех автопортретов Сезанна доставлялись во Францию в центральный штаб Интерпола в Лионе. Информация поступала разная: достоверная, как, например, в случае с «дымом и огнем» в Национальной галерее, и расплывчатая, какую прислали из Санкт-Петербурга, к тому же информация из России была замутнена суровой рукой нового политического режима в Москве. Информация об «инциденте в Блетчингли» (с подзаголовком «Галерея Пинкстера») исходила от полиции Суррея и от Скотланд-Ярда, которые соперничали в том, кому вести расследование. Обычно, если Скотланд-Ярд хотел выиграть подобную схватку, он ее выигрывал без труда. Всю информацию, какую удалось собрать, передали в Национальное центральное бюро (НЦБ) каждой страны и в генеральный секретариат Интерпола.
Интерпол, получив информацию, разослал всеобщий бюллетень. В бюллетене подробностей было немного, дополнительную информацию обещали распространить в записке и отправить факсом на следующее утро. На языке Интерпола это называлось «Синей запиской», которая выдавала и запрашивала информацию по тому или иному преступлению или преступнику. «Красная записка» была о поимке и аресте и часто имела следствием экстрадицию. Интерпол выпускал также Зеленые, Оранжевые и Черные записки, каждая из которых сообщала или запрашивала информацию по ряду международных преступлений.
Во вторник утром Энн Браули пришла на работу рано, как всегда; по обыкновению, направилась в отдел информации и сделала копии всех пришедших сообщений о ходе расследования обстоятельств, связанных с уничтожением картин Сезанна. Сегодня было только два сообщения. Одно для нее; другое – копия бюллетеня, полученного Скотланд-Ярдом от служб безопасности Интерпола и ФБР в Вашингтоне. Она поискала Джона Оксби и выяснила, что он приехал раньше нее, также побывал в отделе информации и ушел. Когда Энн наконец дошла до своего кабинета, она увидела прикрепленную к ее креслу записку. Прочитав ее, Энн усмехнулась.
