Дэвид Дикинсон - Банк хранящий смерть
Внезапно Бирн приложил палец к губам.
— Что это за шум? — спросил он вполголоса. Все трое прислушались: не приближается ли полицейский обход или армейский патруль? Но было слышно лишь тихое журчание озера, да время от времени долетал с противоположного берега шум водопада.
— Ничего подозрительного, Майкл, просто ветер, — громко сказал Финн.
— Больно мы стали пугливые. Даже здесь. — Бирн принялся за новую ветку. — Слишком много арестов за последние шесть месяцев. И уж больно часто хватали самых нужных людей. Думаю, нам пора расходиться. Постарайтесь к следующей встрече в Грейстонсе подумать, какие мы можем выбрать цели.
Финн и Дочерти отбыли по домам один за другим с интервалом в пять минут. Бирн слышал, как затихали их шаги на тропинке, ведущей в деревню. Он повернулся и посмотрел на темную воду озера. Вот уже несколько месяцев он подозревал, что Финн доносчик. На этой встрече Бирн подстроил ему ловушку. Всех провокаторов заставляют подбивать заговорщиков на самые крайние меры, на самые жестокие преступления. Ему это известно от двух членов организации, которых он сам уговорил предложить свои услуги дублинской полиции. Майкл Бирн получил от них бесценную информацию, они рассказали, какие им давали инструкции, а плата, которую они получили, пошла на пополнение арсенала заговорщиков. Через два-три дня, размышлял Майкл Бирн, сведения об этой встрече дойдут до властей. Будем надеяться, что те поверят рассказу Финна.
На самом деле, Майкл Бирн, непримиримый враг английской власти, которого последние считали своим самым хитрым противником, собирался устроить «потеху» именно в Лондоне.
Он склонился над кромкой воды и плеснул себе в лицо. Потом перекрестился. Ощупал карман куртки и убедился, что трубка на месте. А затем пошел прочь от озера — вынашивать новые планы.
9
Леди Люси Пауэрскорт уже несколько дней занималась немецким языком.
— Не волнуйся, если не сможешь сразу перевести в голове фразу с английского на немецкий, — успокаивал ее муж. — Старая мисс Харрисон то и дело отправляется блуждать среди событий пятидесятилетней давности, так что запнись ты на пару секунд — она и не заметит.
Прежде всего леди Люси выразила хозяйке свои соболезнования.
— Такая печальная весть! Сообщение о кончине вашего брата очень меня огорчило, мисс Харрисон, — сказала леди Люси, усаживаясь в то же самое кресло в той же самой комнате, где неделю назад сидел ее муж.
— Смерть приходит к каждому, — наставительно заметила старуха. — Может, и за мной скоро придет. От нее никому не увернуться.
— Я уверена: вы еще долго будете с нами, — поспешила ободрить собеседницу леди Люси. — Вы так замечательно выглядите.
На лице старухи появилась тонкая улыбка, отчего морщины вдруг умножились, разбежавшись в разные стороны от уголков губ.
— Вы, наверное, хотели поговорить со мной о моем брате. — Старуха посмотрела на леди Люси. — Мне намного легче говорить по-немецки. Вы прекрасно говорите на моем родном языке, дорогая. Когда мы переехали в эти края, мне никак не давался английский. Такой нелогичный язык! Никак не могла его выучить.
Леди Люси вспомнила совет мужа, который получила от него, пока экипаж катил по извилистой дороге к поместью Блэкуотер.
— Самое главное, Люси, как можно быстрее наведи ее на разговор о брате и том, что его тревожило. Если ты станешь слишком долго расточать обычные учтивости, ее мозг потухнет, прежде чем ты успеешь перейти к делу. Нельзя терять ни минуты.
— Муж рассказал мне, что ваш брат был чем-то обеспокоен в последние недели перед смертью.
Леди Люси наклонилась вперед, желая убедиться, что мисс Харрисон ее слышит. Жаль, что она не захватила с собой записной книжки. Теперь она поняла, почему полицейские постоянно все записывают.
— Да, он был обеспокоен.
Старуха снова на миг умолкла, уставившись на классический пейзаж на стене.
— Банк — это всегда беспокойство, так говорил отец. Всегда беспокойство.
Леди Люси помнила рассказ Фрэнсиса о первой беседе, которую он повторил почти дословно в кабинете на Маркем-сквер. При этом он пересаживался с одного кресла на другое, чтобы лучше представить жене участников маленькой драмы, и все чаще посмеиваясь над собой, по мере приближения к концу пьесы. И вот эта присказка о вечных беспокойствах возникла снова. «Боже, Боже, — думала Люси, — не дай ее мозгу ускользнуть так быстро. Как я скажу Фрэнсису, что не оправдала его надежд?»
В это же самое время муж леди Люси приветствовал Самуэля Паркера, стоявшего на крыльце своего дома.
— Я принес вам альбом с фотографиями, мистер Паркер, тот, о котором рассказывал в прошлый раз. Альбом с видами гор. Вот посмотрите на эту. Правда, удивительная?
Двое мужчин с благоговением рассматривали фотографию гималайских вершин. Снимок был сделан издалека, но все же снежные шапки выглядели величественно, а два индуса казались на фоне гор крошечными муравьями.
— Большое спасибо, милорд. — Самуэль Паркер благоговейно взял альбом. — Позвольте, я рассмотрю его хорошенько чуть позже. А теперь пойдемте, я ведь обещал проводить вас к озеру и показать места, где останавливался во время прогулок старый мистер Харрисон.
Паркер вдруг снова исчез в доме и вернулся с большой связкой ключей всех возможных размеров, к каждому была прикреплена бирка с надписью четкими печатными буквами.
— Ключи, милорд. Всегда приходится носить с собой ключи. Ключи от зданий и всего такого.
Двое мужчин отправились в путь по тропе. Расстилавшееся перед ними озеро блестело в утренних лучах. Напротив, на другом берегу высился античный храм, казавшийся диковинным на фоне этого пейзажа. Слева был великолепный каменный мост. «Снова Палладио», — подумал Пауэрскорт. Где-то он видел похожий: в Вероне или в Венеции?
— Вот так вы и прогуливались, мистер Паркер? — спросил Пауэрскорт, замедляя шаг, чтобы приноровиться к темпу старого конюха. — Старый мистер Харрисон со складным столом и бумагами, конечно, ехал на пони. Скажите, вы всегда брали с собой ключи? Я хочу спросить, всегда ли эти здания были заперты?
— Нет, милорд, — покачал головой Самуэль Паркер. — Старый мистер Харрисон распорядился навесить замки лишь пару лет назад.
— А он объяснил почему? — Казалось, эта новость заинтересовала Пауэрскорта.
— Нет, милорд. Но человек, который их делал, рассказывал потом, что это были здоровые крепкие замки. «Можно подумать, — говорил он, — старый хозяин прячет в этих храмах королевские сокровища, а не пару покрытых плесенью статуй». Он по-прежнему живет здесь, в большом доме, тот человек, что делал замки. Гарольд Вебстер его зовут, милорд.
Они дошли до тропинки, она вела вокруг озера и то и дело пропадала из виду, скрываясь за береговыми изгибами. Пара грачей, пролетая над водой по направлению к лесу, приветствовала их карканьем.
— А теперь куда, мистер Паркер? — спросил Пауэрскорт.
— Куда хотите, милорд, можно направо, а можно налево. Я никогда не знал, куда свернет старый хозяин, пока мы не доходили до развилки. Думаю, в это время года он пошел бы направо.
Уже скоро тропинку украсят цветущие каштаны и рододендроны. Но этим утром старый слуга вел гостя мимо зеленевших елей и огромных дубов.
— А он беседовал с вами по дороге, мистер Паркер? — спросил Пауэрскорт, заметив, что античный храм вдруг скрылся из виду.
— Нет, он со мной не разговаривал, милорд. Правда, иногда говорил сам с собой. Обычно по-немецки или, может, на каком другом языке.
— На каком?
— Не могу вам сказать, милорд. — Самуэль Паркер покачал головой. — В школе я не больно-то налегал на иностранные языки. Мне и английское правописание с трудом давалось. Но Мейбл думает, что это мог быть идиш.
— А почему она так решила? Неужели Мейбл знает идиш? — Пауэрскорт в очередной раз удивился детективным способностям миссис Паркер.
— Чтобы Мейбл на идише говорила, милорд? Никогда от нее не слышал. Думаю, это викарий ей сказал. Он гоже слышал, как старый мистер Харрисон разговаривал сам с собой. Идиш, сказал викарий, или, может, другой какой язык, начинающийся на А. Арабский? Арамейский? Не припомню.
Теперь они приближались к другому храму, который прежде не был виден с тропинки. Это было небольшое здание с портиком из четырех дорических колон и внушительной надписью над входом. Procul, o procul este, profani, гласило предупреждение. Пауэрскорт вспомнил, как под пристальным взглядом учителя переводил в школе «Энеиду»[7]. «Прочь, прочь, непосвященные», — произнес он про себя. Так говорит сибилла в Шестой книге, когда Эней спускается в подземный мир, чтобы встретиться с отцом и узнать у него историю основания Рима, — опасное путешествие, из которого не всякий возвращался. Пока Самуэль Паркер перебирал ключи на связке, Пауэрскорт, стоя в ожидании у дверей, размышлял, не переступает ли и он порог частного подземного мира Харрисонов, где уважение потомков отмечается не скорбью и предсказаниями сибилл, а телами мертвых.
