Э. Базна - Я был Цицероном

Я изучил всю информацию о Корнелии, которую мне удалось добыть. Прочитал все письма супругов Кутандин. Прочитал письмо Пинки и, наконец, записки самой Корнелии. В результате я обнаружил, что она была не английским агентом, как я предполагал, а американским.

Прибытие агентов английской секретной службы из Лондона дало о себе знать. Сейф сэра Хью был оборудован сигнальной системой. Приехавшие вслед за ними специалисты часами пропадали в кабинете, и я мог только предполагать, чем они там занимались. Копия ключа к сейфу сэра Хью теперь была бесполезной.

Я воспринял это как намек судьбы и свыкся с мыслью, что Цицерон на какое-то время должен исчезнуть. Я перепрятал деньги. Теперь они хранились в ящике письменного стола у меня дома. К этому времени я стал довольно богатым человеком и решил оставить работу каваса. Никто не мог заставить меня продолжать опасную игру: я не был связан обязательствами.

Нужно было только уничтожить фотоаппаратуру, и тогда не осталось бы никаких следов. Но я не смог сделать этого. Я чего-то ждал, сам не зная чего.

Как-то мы встретились с Мойзишем, но мне нечего было ему дать. Я рассказал ему о новых трудностях.

На меня нашла апатия. И я не имел сил ни остановиться, ни идти вперед.

— Воздушный налет на Софию произошел, — пробормотал Мойзиш.

Я пожал плечами:

— Я же говорил вам об этом.

Я знал, что в Берлине были люди, которые все еще сомневались в подлинности моих документов.

О налете на Софию Мойзиш позже писал[6]: „Удовлетворен ли Берлин? Ведь теперь-то у них было доказательство, что Цицерон их не обманывает. Четыре тысячи болгар — мужчин, женщин и детей — поплатились за это своей жизнью“.

— Теперь все будут верить, что ваши материалы подлинные, — сказал Мойзиш.

Но мне было все равно.

— Вы продолжите свою работу? — спросил Мойзиш.

— Не знаю.

Я отправился домой. Мара была в истерике и набросилась на меня со слезами на глазах:

— Миссис Баск скоро поедет в Лондон из-за ребенка. Просит меня поехать с ней.

— А почему бы тебе не поехать?

Мара смотрела на меня широко раскрытыми глазами.

— Я так и знала! — воскликнула она. — Я так и знала! Между нами давно все кончено! Ты выпроваживаешь меня!

— Ты же первая сказала, что уезжаешь, — заметил я. — Ты первой заговорила о поездке в Лондон.

— Ты давно мечтаешь отделаться от меня!

Я вышел из дому и направился в посольство. Там было тепло. Тишина, уют, цивилизация. Как это ни странно, но в посольстве я ощущал мир и покой, как будто это было мое единственное пристанище.

Неизменное дружелюбие ко мне сэра Хью заставило меня испытать чувство стыда. Я даже позавидовал Мустафе, его беззаботной жизни. Когда-то и я был таким!

— О аллах! — воскликнул Мустафа, увидев меня. — Она приехала! Эзра здесь!

Я совсем забыл, что написал своему кузену, чтобы он прислал Эзру ко мне: для нее была работа.

Приезд Эзры положил конец всем моим благим намерениям.

Я был на двадцать лет старше Эзры. Это было единственное, что заставляло меня задуматься.

Я был тщеславный, циничный, суеверный и некрасивый человек. Имелись у меня и другие недостатки. Я был очень честолюбив и искренне сожалел об этом. Мне не хватало силы воли отправить Эзру обратно.

Ей же исполнилось семнадцать. Она была очень красива, как и многие девушки турецкого или греческого происхождения. Мягкое, податливое существо. Чарующий смех. Она уже в день своего приезда покорила Маноли, Мустафу и даже дворецкого Зеки. Она принесла с собой жизнь в ту часть дома, где размещалась прислуга. Заставила мужчин ходить на цыпочках. Позволяла, чтобы ей угождали, говорили комплименты. Мысль о том, что Мустафа может быть рядом с ней, когда я занят, приводила меня в бешенство, и поэтому я обходился с ней очень жестоко.

— Не знаю, найдется ли для тебя здесь работа, — сказал я ей. — Ты плохо одета и слишком шумлива.

— Мустафа сказал…

— Мустафа не имеет успеха у женщин и всегда рад встретить женщину, которой он понравится.

— Но он мне не нравится.

— Ничем не могу помочь. Ты можешь с ним ходить гулять, если тебе хочется. У меня нет времени. Я слишком занят.

— Но почему вы не скажете мне, что я делаю не так?

— Я уже сказал тебе, что у меня нет времени. Такое обращение с ней было моим единственным оружием против ее молодости. Ей дали комнату Маноли.

— Не думаю, что леди Нэтчбулл-Хьюгессен позволит тебе остаться здесь. Мне кажется, что лучше всего написать твоему отцу…

— Я не поеду домой! Пожалуйста, не отправляйте Меня домой!

— Тогда пойди в парикмахерскую и приведи в порядок свои волосы.

У нее были чудесные волосы. Мне нравился их удивительно красивый блеск. После некоторых моих замечаний Эзра стала чувствовать себя менее уверенно.

В выражении ее лица появилась беспомощность, когда я смотрел на нее. На комплименты, расточаемые в ее адрес другими, она не обращала никакого внимания. Единственное, что ее радовало, — это мои похвалы.

Я гладил костюм сэра Хью в гладильной комнате, когда вдруг не стало тока.

Я пошел к щиту. Эзра была уже там.

— Должно быть, сгорела пробка, — заметил я. — Пойди и попроси у Мустафы новую.

— Нет, — сказала она, — ни одна из пробок не сгорела. Я их вынула.

Я с удивлением посмотрел на нее.

— Здесь рабочие, — пояснила она. — Они делают что-то в сейфе, где находятся деньги. Мне сказали, чтобы я вынула пробки…

Я не стал ждать, когда она кончит говорить. То, что Эзра приняла за сейф с деньгами, в действительности был сейф, где хранились секретные документы. Я поспешил в кабинет посла.

Сотрудник посольства из службы безопасности сидел со скучающим видом, наблюдая за двумя рабочими, которые возились с сейфом.

— Неужели надо было обязательно вынимать пробки? — спросил я. — Мне нужен ток. Иначе сэр Хью рассердится.

Дверца сейфа была открыта. Рабочие трудились над сигнальной системой и не обращали на меня никакого внимания.

— Я немедленно поставлю все пробки на место! — сказал я сердито и повернулся, чтобы уйти.

Тогда один из рабочих пошел за мной.

— Почему это вас так расстраивает?

— Мне надо гладить.

— Где пробки?

Я повел его к щиту. Эзра все еще была там.

— Если вам нужно починить сигнальную систему, — холодно сказал я, — достаточно вынуть одну пробку.

— Это мое дело, — проворчал рабочий.

Ему пришлось несколько раз ходить взад и вперед, прежде чем он нашел нужную пробку. Потом он вкрутил остальные.

— В конце концов, совсем не обязательно выключать ток по всему дому только потому, что не работает сигнальный звонок! — сказал я улыбаясь.

Рабочий ушел в кабинет. Я посмотрел на Эзру;

— Заметь пробку, — приказал я. Она была в недоумении.

— Зачем?

— Просто хочу, чтобы ты заметила ее, вот и все. Былая самоуверенность вернулась ко мне. В этот момент я вдруг почувствовал, что удача, которая, как мне казалось, покинула меня, вернулась снова.

Я мог делать все, когда был предметом восхищения, а Эзра начинала восхищаться мною.

— Хочу дать тебе одно задание, — сказал я ей. — Какая польза от того, что сейф будет оборудован сигнальной системой? Ведь чтобы не звенел сигнальный звонок, достаточно просто вынуть одну пробку.

— Я не понимаю, — пробормотала она.

— Сегодня вечером я тебе все объясню.

Эзра осталась возле щита с пробками, а я возвратился в гладильную. Утюг снова стал горячим.

Мы сидели в такси.

— Езжайте через старый город, мимо Цитадели, затем на бульвар Ататюрка и потом к холмам.

Я наслаждался тем, что мог отдавать приказания водителю такси и что Эзра была рядом со мной.

Я решил показать ей Анкару ночью. Но мысли Эзры, как я знал, были заняты другим.

— Почему вы купили мне это пальто? — тихо спросила она.

Мы ходили с ней в магазин, и я купил ей красивое, отделанное мехом пальто.

— Мне не нравится твое старое, — небрежно ответил я. — Не так легко быть красивой. Вот это Цитадель.

Она посмотрела туда, куда я показывал, но не проявила должного интереса. Ее мысли были заняты пальто.

— Оно ужасно дорогое, — сказала она.

— Ты не должна об этом беспокоиться.

Для нее я был загадкой: обращался с ней грубо, но сделал ей дорогой подарок.

Мы ехали по залитому ярким светом бульвару Ататюрка. Машина мягко скользила по снегу.

Мне хотелось обнять Эзру, но я удержал себя от этого, боясь все испортить. Улицы стали тише. Мы проехали по красивейшему кварталу вилл и выехали за город.

Холодная зима, казалось, достигла своего апогея. Горы Анатолии покрылись снегом. Ночное небо было холодным и чистым.

Я сказал водителю, чтобы он остановился и ждал пас.