С. Нариманов - Белый якорь
Два половых в белых рубашках разносили закуску и чай немногочисленным посетителям, которых угрюмая ночь загнала сюда.
Кого загонит судьба в ночную чайную на окраине громадного города?
Конечно, или случайного путника или бездомного бродягу, которому негде преклонить буйную голову в длинную осеннюю ночь…
Но ночная чайная — это как ночная птица, она живет своей жизнью — загадочной и темной.
За столом сидел бритый субъект с маленькими баками в жокейской фуражке и спортсменском костюме, потертом, но когда-то дорогом.
Он прихлебывал из чашки желтоватую жидкость. Вероятно, чай? По запаху, это был ароматный — грог. И курил сигару.
Знаток узнал бы в ней «манилу» по белому крупному пеплу и тонкому аромату.
Его собеседник в ватной кацавейке имел вид крючника с пристани. Красное, здоровое лицо с клочковатой редкой бородой; хищный оскал нижней челюсти указывал на свирепую, животную натуру.
Крючник пил из чайника какую-то светлую жидкость большими глотками и закусывал бутербродами с паюсной икрой дорогого «салфетного сорта».
За соседним столом сидели две женщины — по костюму жалкие ночные проститутки.
Эти пили настоящий чай и, наклонившись друг к другу, тихо говорили…
Доносились какие-то иностранные слова характерного птичьего языка.
Как могли дочери туманного Альбиона попасть в эту захолустную ночную чайную под громкой вывеской:
— Европейская чайная «Висла»?
Об этом опять таки надо бы спросить у хозяина этой чайной, с хитрыми, заплывшими глазками на круглом лице…
— Че-а-ек! — гаркнул один из посетителей в углу.
И по этому одному повелительному окрику можно было бы узнать, что у этого посетителя в замызганном осеннем пальто и грязной фуражке — еще недавно было много лакеев…
А молодцеватый половой в белой рубашке с маленькими усиками на свежем лице чрезвычайно напоминал кирасирского офицера, который нарядился для маскарада.
В эту странную кампанию вошел промокший до костей — Кара и прежде всего отряхнулся как собака, которая вылезла из воды.
Брызги посыпались кругом и на полу образовалась лужа.
Посетители не обратили на это никакого внимания, а Кара подошел к стойке и, наклонившись к хозяину, шепнул ему на ухо что-то…
Последовал отрывистый диалог уже за стойкой:
— Звоните 33–33.
— Есть!
— Шофер Савельев и два браунинга.
— Исполнено. Пароль?
— Голубая лисица.
— Проходите…
Подалась стенка с чайной посудой и Кара исчез, как бы поглощенный буфетом.
В чайной шла своя жизнь — никто из посетителей не обратил на это внимания.
Хозяин прошел в маленькую дверь справа от стойки, попал в полутемный коридор и спустился вниз по незаметной лестнице.
Очутившись в подвале, он тронул выключатель и при свете вспыхнувшей лампочки подошел к ящикам, наваленным здесь, как ненужный хлам.
Три ящика он отложил в сторону, а четвертый — нижний открыл, нажав незаметную кнопку.
Крышка отскочила и обнаружился телефонный аппарат.
— Алло! 33–33.
— Гараж «Альсив».
— Говорит «Висла». Пришлите машину Фиат…
— Шофер?
— Савельев.
— Ваш пасс?
— Голубая лисица…
— Сделано!
Хозяин закрыл ящик, привел все в прежний порядок и поднялся наверх.
Заперев дверь подвала каким-то хитрым внутренним замком, он прошел по коридору и тронул косяк левой двери.
Дверь легко подалась и он очутился в комфортабельно обставленной комнате. За столом сидел Кара, очень нарядно одетый: безукоризненная фрачная пара, дорогое пальто и тяжелая трость с золотым набалдашником.
Хозяин проговорил:
— Все исполнено.
Кара молча кивнул головой.
III
Кругом вода!
Природа, казалось, немного смилостивилась. Мало-помалу прекратился ливень.
Прочистилось хмурое небо…
И ночь стала яснее… Загорелись звезды.
Две тени прижались к стене дома напротив чайной «Висла».
Как только стало светлеть, — тени бесшумно юркнули за угол, образуемый забором.
И стали опять невидимы.
— Слушай, дружище… — зашептал Скворцов, — беги незаметно в дом № 55… Помнишь, что я говорил?
— Вижу, — прошептал Жуков, — помню…
— Вызови по телефону машину в сто сил с Леди к заставе. Садись на машину и жди меня. По сигналу действуй.
— Все сделано…
— А теперь иди! И незаметно, незаметно… Змеей ползи.
Сзади раздавался шипящий шепот Скворцова, когда Жуков, распластавшись вдоль забора, действительно почти змеей проскользнул в темноту.
— Из парня будет толк, — подумал Скворцов и сделал легкий прыжок в темноту.
Он очутился под навесом железной лестницы, выходящей к боковой стене чайной «Висла». И здесь Скворцов опять слился с темнотой…
Пробираясь окольными путями к заставе, Жуков неотвязно думал.
— Заварили кашу густую… Как-то расхлебаем! Ох! Ни-кому-то не верю. Кругом вода — ничего не разберешь.
Когда Жуков подходил к заставе, он издали увидел сильную машину, на полном ходу проскочившую в темноту:
— Они…
Сердце у Жукова забилось сильнее… Кровь быстрее забегала по жилам — нахлынула волна бодрости и безграничного озорства.
Робости как не бывало. Хотелось драться, кричать, что-нибудь совершить необыкновенное…
Руки чесались!
В деревенском вахлаке просыпался профессиональный сыщик — ученик великого Скворцова, чье имя гремело во всем преступном мире и было еще неведомо миру обывательскому, который совершает ежечасно свои мелкие гадости, не предусмотренные уголовным кодексом Советской Республики…
— Хоть бы скорее…
Жуков прыгал на месте от нетерпения в ожидании вызванного автомобиля.
Но кругом было безлюдно у этой сиротливой заставы.
По грязной дороге показался обоз. Мужики шли перед лошадьми, с трудом шлепая пудовыми сапогами…
Вдали мелькнул яркий огонек. Донесся тонкий звук сирены.
— Наши едут!.. — радостно крикнул Жуков.
Но огонек мелькнул на извороте. И скрылся где-то…
IV
Предательский задок
Великолепная машина с легким ходом, крытая брезентом, остановилась перед глухой стеной дома.
Застонала, завизжала и засвистала…
Эхо разнесло эти звуки по пустынной улице.
Дождь опять лил как из ведра. Опять потемнело.
Под железной лестницей сидел Скворцов и с какой-то злобной радостью думал:
— Какая глупая неосторожность! Прекрасные изобретения ученых попадают в руки простачков, не умеющих пользоваться усовершенствованиями… На что рассчитывает беглец, когда производит такой шум? Но раз они не умеют заметать следов, то наше дело за это их проучить. Будь вперед умнее.
Он вышел из своей берлоги и крадучись, ползком, добрался до машины.
Машина стояла к нему кузовом. Влезть на брезентовую крышу — это значит быть таким же простачком, каким был тот, на которого шла охота.
Но великолепный задок кузова манил удобством, лаской и обещал далекое путешествие в полной безопасности.
Скворцов, никогда не шедший навстречу велению сердца — на этот раз был вынужден занять место в задке кузова.
По установившейся привычке, устроившись удобно, он старался логически оправдать свой поступок.
Глухая стена, безлюдная улица, темная ночь и разразившаяся стихия — не давали основания предполагать, что есть любопытствующий глаз, могущий как-нибудь заметить его…
Итак, Скворцов на месте!
Сжимая в кармане револьвер и держа в левой руке легкий английский наручник, Скворцов перестал думать и был готов к решительной схватке.
Уныло ползали часы…
На противоположном конце длинной машины сидел тоже человек и, конечно, тоже думал:
— Всякая служба хороша в определенных рамках. Во-первых, когда она хорошо оплачивается, во-вторых, когда она не связана с риском, в-третьих, когда с тебя не требуют геройства, самоотвержения во имя каких-то весьма призрачных выгод, сейчас реально ни для кого не ощутимых…
Нет сомнения, что если бы Скворцов знал мысли своего желчного соседа, то он безапелляционно решил бы: с такой интеллигентской психологией в темную ночь можно только погибнуть, но отнюдь не рассчитывать на успех.
Сей интеллигент еще раз нажал кнопку и вновь раздался нетерпеливый рев, свист и шипение.
— Вот бы моему Жучку такую штучку. Можно было бы с уверенностью сказать, что он свистел бы всю ночь, а я сидел бы не здесь, а в лапах у черта.
Однако объективные обстоятельства были против Скворцова. От заставы все еще не было условленного сигнала, что давало Скворцову основание думать, что Жуков либо утонул и захлебнулся в захолустной грязи или, натолкнувшись в тьме кромешной на телеграфный столб — вступил с ним в бой по всем правилам деревенского искусства…
