Паспорт предателя - Алан Хинд
— Да, довольно часто, — был ответ. — Джентльмен из Аргентины был хороший клиент и держал свой гардероб в образцовом порядке.
Значит, утюг применялся для каких-то иных целей. Но каких? Зачем человеку со средствами Лопеса таскать с собой утюг?
В это время в госпитале св. Винцента, где не пришедший еще в сознание Лопес боролся со смертью, в коммутаторной раздался звонок из города. Телефонистка, заранее предупрежденная агентом, который оставался в госпитале, подала ему знак. Агент запросил городскую телефонную станцию, откуда звонят, затем снял параллельную трубку и стал слушать.
Человек на другом конце провода говорил на правильном английском языке с испанским акцентом: ему стало известно, что друг его, Хулио Лопес, пострадал во время автомобильной катастрофы и отвезен скорой помощью в госпиталь св. Винцента. В госпитале еще не было известно имя жертвы несчастного случая на Таймс-Сквер, ибо агент, который производил обыск в отеле Тафт, еще не звонил. Это значило, что человек в больших очках — тот, кто схватил светлокоричневый портфель, произнес антисемитскую фразу и скрылся, — оставался где-то поблизости достаточно долго, чтобы заметить номер санитарной машины и сообщить человеку, звонившему сейчас в госпиталь.
После короткой паузы телефонистка ответила:
— У нас не никого по имени Лопес. Можете вы сказать, как выглядит ваш друг?
Человек у телефона подробно описал внешность потерпевшего. Девушка у коммутатора сообщила, что привезли как раз такого пациента, но личность его пока не установлена. Тогда на другом конце провода спросили:
— Не найдено ли при нем чего-либо такого, что помогло бы установить его личность?
Телефонистка сказала, что нет. После двух минут такого разговора сыщику стало ясно, что человек на том конце провода больше интересуется, не найдено ли у Лопеса разоблачающих документов, чем судьбой самого Лопеса.
Затем последовал звонок с телефонной станции, которая должна была выяснить, с кем был только что соединен госпиталь. Сыщик записал: «Испанское консульство, 515 Медисон-авеню».
Два часа спустя после несчастного случая на Таймс-Сквер в убранной коврами комнате в импозантном гранитном здании на Сентер-стрит в Ист-Сайде полицейский комиссар Валентин — бывший рядовой полисмен, выдвинувшийся благодаря своим способностям, — размышлял над присланным ему рапортом и разглядывал коллекцию разнообразных предметов, разложенных на столе. Кроме Валентина, в кабинете находились его ближайшие сотрудники, специальностью которых была борьба с теми, кто в Нью-Йорке занимался подрывной деятельностью против США.
— Похоже на нацистский шпионаж, — проговорил Валентин.
Комиссар показал на карту с красными и синими пометками.
— Эта карта размечена человеком, который знает много больше, чем следует, о численности и дислокации войск вдоль Атлантического побережья. Каждая пометка, красная или синяя, указывает либо на армейский лагерь, либо на военную верфь, либо на завод, работающий на оборону. У меня достаточно оснований думать, что человек, размечавший эту карту, был правильно информирован. Красные пометки указывают на крупные армейские или флотские соединения, или на большие военные заводы. Чем крупнее пометка, тем большее значение имеет данный пункт. Синим отмечены второстепенные пункты.
— А как насчет таблеток от головной боли и белой бумаги, комиссар? — спросил кто-то.
— Можете быть покойны, никакая головная боль не потребует столько таблеток! — ответил комиссар, — Рецепт этих таблеток разработан в Германии, но они получили широкое распространение и в Соединенных Штатах. Это, действительно, превосходное средство от головной боли. Я сам пользовался ими. Но Лопес применял его, очевидно, для изготовления симпатических чернил.
Присутствующие удивились.
— Да, — продолжал комиссар. — Стоит только взять немного воды, скажем, стакан или даже меньше, растворить одну таблетку, и у вас готовы симпатические чернила. Вы обмакиваете перо или зубочистку в раствор, пишете, что нужно, и когда бумага просохнет, никому и в голову не придет, что на ней что-то написано. Но впоследствии, если нагреть письмо, все написанное четко проступает наружу, и вот почему Лопес повсюду таскал с собой это утюг!
То, что из испанского консульства звонили в больницу св. Винцента относительно Лопеса, показалось Валентину многозначительным. Некоторых испанских дипломатов в Нью-Йорке, Вашингтоне и других городах давно подозревали в том, что они работают рука об руку с нацистскими агентами.
Нью-йоркский полицейский комиссар счел необходимым довести все до сведения Гувера.
Один из ближайших помощников Валентина, забрав с собой таблетки, бумагу, карту и утюг, найденные в номере отеля, отправился к нью-йоркскому уполномоченному ФСБ Фоксуорту.
Фоксуорт связался по прямому проводу с Гувером и кратко изложил факты. Гувер сразу же оценил все значение событий и приказал перевернуть вверх дном отель Тафт в поисках знакомых Лопеса, а самого Лопеса сфотографировать и взять у него отпечаток пальцев. Упоминание портье отеля о том, что Лопес иногда обедал в ресторане Брасс-Рейл на 7-й авеню, меньше, чем за квартал от отеля Тафт, казалось Гуверу важным; Брасс-Рейл, славившийся своими жаркими, был как раз подходящим местом для человека, который недавно приехал после долгого пребывания в Германии, где, как известно, трудно получить мясные блюда. Одновременно с Лопесом это заведение могли посещать и его сообщники. Поэтому Гувер распорядился установить наблюдение за завсегдатаями ресторана, который сам по себе не находился под подозрением.
Тщательно обыскивая комнату Лопеса, агенты ФСБ сделали еще одну находку; как и где они ее сделали, нас не касается, важно, что именно было найдено. Оказалось, что незадолго до появления в Нью-Йорке Лопес побывал на Гавайях. Он привез с собой, — а все это происходило за восемь месяцев до нападения японцев на Пирл-Харбор, — подробные и абсолютно точные данные о вооруженных силах и оборонительных сооружениях армии и флота США в районе Гавайских островов. Как он заполучил такие сведения, которыми, рассуждая теоретически, располагали только армия и флот, было загадкой. Важно, что Лопес не только ухитрился достать правильные сведения, но явно успел и переправить их в Берлин, ибо найденное агентами ФСБ было только копией подлинного отчета.
Восемь месяцев спустя — 7 декабря — японцы во время нападения на Пирл-Харбор использовали сведения Лопеса. Если когда-либо выяснится во всех подробностях история этого нападения — история ужасающих оплошностей, распрей и личного тщеславия в военных кругах, — ее центральным пунктом станет связь между документами, найденными в номере нью-йоркского отеля, и внезапным нападением японцев. Ибо Гувер своевременно передал добытые им сведения соответствующим официальным лицам, и если бы эти люди действовали, как повелевал их гражданский долг, катастрофу при Пирл-Харборе можно было бы предотвратить.
Между тем врачи больницы св. Винцента признали положение Лопеса безнадежным.
