Дело глазника - Персиков Георгий
Отец Глеб шагал по темнеющим улицам в глубоком раздумье. Он вновь и вновь проговаривал имена убиенных, представлял их лица, пытался расслышать их голоса, смех, узнать их мысли. Что объединяет околоточного надзирателя и беглого каторжника? Полногрудую желтобилетницу и робкую гимназистку? Угрюмого рабочего и говорливую малоросскую кухарку? И ведь не было среди них ни богачей, ни купцов, ни чиновников. Все из люда что ни на есть простого, не инородцы, все крещеные православные…
Да. Священник встал как вкопанный. Конечно. Все они крещеные православные, причем все к своей вере относились серьезно. Принимали Святые Дары, регулярно исповедовались и ходили на службы. Вот в каком направлении лежит разгадка! Что, если убийца – религиозный фанатик, дияволопоклонник, решивший просто истреблять самых обычных православных христиан? Не холодный насмешливый атеист со склонностью к глазной хирургии, а фанатичный слуга Антихриста, совершающий некий жуткий ритуал? Но что это за ритуал и закончен ли он? Сколько еще добрых людей ему необходимо погубить, чтобы завершить свой кровавый обряд? И что случится, когда он его завершит? Отец Глеб прибавил шагу, не замечая более усталости в ногах, обо всем этом нужно было немедленно поговорить с Муромцевым.
Глава 9
Гостиница, в которую энское руководство от щедрот душевных поселило столичных гостей, носила гордое имя «Аврора» – в честь римской богини зари. Наверное… Сомнения в том, что владелец сего заведения сведущ в мифологии древних цивилизаций, одолели Муромцева сразу же, как он переступил порог. Гостиница была хоть и не совсем уж убогая (впрочем, местные явно хотели сэкономить средства, которые переводились из Петербурга на содержание следователей), однако имела весьма и весьма провинциальный вид. А потемневшая и облупившаяся местами краска, слегка отклеившиеся обои на стенах и немного потертая обивка мебели недвусмысленно свидетельствовали о годах, которые все это убранство обслуживало постояльцев без сна и отдыха.
Впрочем, жилось постояльцам в «Авроре» не так уж и плохо, если не обращать внимания на окружающую безвкусицу. В особенности радовало то, что не нужно было ломать голову над тем, где бы отобедать или отужинать – в гостинице был собственный ресторан. И кормили там, надо отдать должное местным поварам, весьма неплохо.
Именно в ресторане и сидели сейчас Муромцев, отец Глеб и Нестор Барабанов. После того как Роман Мирославович пообещал доценту, что постарается вытащить его из Энска, тот проникся к сыщику такими глубочайшими чувствами, что отвязаться от него у «благодетеля» решительно не получалось. В итоге пришлось пригласить его на обед в гостиницу. С другой стороны, следователь был этому даже рад – не придется самому пересказывать все полученные в морге сведения. А в том, что его напарник захочет их услышать, сомнений не возникало.
Правда, при встрече священника и молодого исследователя возникло одно обстоятельство, о котором Муромцев изначально даже не задумался, – произошло столкновение мировоззрений. И если поживший уже отец Глеб проявлял куда меньше эмоций по этому поводу, то Барабанов вел себя так, будто нарочно пытался развязать открытый конфликт. Вот же напасть!
И началось все буквально с первых же слов, как только Роман Мирославович представил бывшего доцента:
– Знакомьтесь, отче, это сотрудник местного морга Барабанов Нестор Алексеевич. А это мой коллега по нашему новому подразделению – отец Глеб.
Священник с интересом посмотрел на бородача и протянул руку, тепло улыбнувшись:
– Доброго здоровья, Нестор Алексеевич. Рад знакомству.
– Здравия желаю, – кисло отозвался Барабанов. Он ответил на рукопожатие поначалу с сомнением, а затем наоборот – сжал руку отца Глеба сильнее и, глядя тому в глаза с нарочитым вызовом, выпалил: – Вы не обижайтесь, батюшка, но я вам сразу скажу: я атеист и ни в какого Бога не верю. Кроме человеческого гения. А к попам – в особенности нашим, православным – отношусь крайне отрицательно. Ибо они науку не приемлют и чинят развитию человеческой мысли одни только препоны.
Прежде чем священник успел что-то возразить, в разговор вмешался Роман Мирославович:
– Отец Глеб, к вашему сведению, ученик Сергея Сергеевича Корсакова и Виктора Романовича Буцке. Так что я не был бы так категоричен в отношении православных священников.
– Хм… – Нестор с явным удивлением и недоверием посмотрел на отца Глеба. – Ну и среди попов, наверное, встречаются неокончательные мракобесы…
– Благодарю покорно, – с легкой иронией в голосе отозвался священник. – Среди православного духовенства, бесспорно, далеко не все святы и праведны, и немало попадается тех, что, аки Иуды среди апостолов, токмо тьму сеют вместо света… Однако и хороших людей среди нас немало. Я, конечно, не дерзну причислить себя к их числу, но все-таки постараюсь смягчить ваш скепсис, Нестор Алексеевич.
– Что ж, давайте, я не против. А как вот вы, например, относитесь к теории британского натуралиста Дарвина? Знакомы с ней?
В голосе Барабанова слышался неприкрытый вызов. Судя по всему, он был уверен в ответе собеседника и уже заранее готовился к ожесточенной схватке.
– Это та, где говорится, что все виды живых организмов со временем изменяются и происходят от общих предков?
– Именно!
– Теория интересная. Христианству она никоим образом не противоречит. Я ее даже со своими наставниками…
– Господа! – не выдержал наконец Муромцев. – Давайте отложим научные дискуссии на более подходящее время. Во-первых, нашего заказа половой ждет уже неведомо сколько. А во‐вторых, у нас есть более насущные темы для обсуждений.
– Да-да, Роман Мирославович, вы правы. – Отец Глеб с виноватым видом закивал и сделал знак половому, а когда тот приблизился и застыл у стола с перекинутым через руку полотенцем, спросил: – А что у вас сегодня подают, любезный?
Пока священник беседовал с половым, Роман Мирославович наклонился к Барабанову и тихо, без всякого выражения сказал:
– Вам, Нестор Алексеевич, с отцом Глебом придется поладить. И как можно скорее. Конечно, если вы не хотите вернуться под начало к Акулову и прозябать здесь и далее.
Бывший доцент вздрогнул, и боевой блеск в его глазах немедленно потух.
– А что вы будете, господа? – повернулся к компаньонам священник. – Нам рекомендуют суп из телячьего языка и жаркое из потрошков.
– Звучит аппетитно. И чаю.
Когда все сделали заказ и половой ушел на кухню, сыщик снова повернулся к Нестору и уже более непринужденно, чем перед этим, заговорил:
– Вот вы, Нестор Алексеевич, так рьяно напустились на отца Глеба, даже толком с ним не познакомившись, а между тем он в расследовании участвует далеко не в первый раз. И помощь мне оказывает весьма существенную. Особенно что касается душевной стороны вопроса, если так можно выразиться.
– Да Христос с вами, Роман Мирославович, в краску меня вгоняете, – запротестовал батюшка, смущенно оглаживая короткую бороду.
– А чего вам краснеть? Я ведь правду говорю. В том деле, с карельским войтом, если б не вы, неведомо, сколько бы я еще возился, пока докопался бы до истины, да еще и доказать ее смог… Отец Глеб в столице уже который год окормляет умалишенных в одной из психиатрических клиник, – снова обратился Муромцев к Барабанову. – И в душевных движениях разных маниаков понимает, скорее всего, куда больше, чем мы с вами, вместе взятые.
Медик с плохо скрываемым удивлением бросил взгляд на священника и поджал губы. Не нужно было быть особым специалистом в движениях человеческой души, чтобы понять, как ему сейчас неудобно.
«Ничего, будет знать, как кидаться на всех подряд, кто, по его мнению, мыслит неправильно, – подумал про себя Роман Мирославович. – А то, ишь, бородищу отрастил больше, чем у отца Глеба, успел и образование получить, и со столичным сыском поработать, и даже высылку из Петербурга заработать, а ведет себя как студент-первокурсник».
Муромцев потер лоб привычным движением, но, заметив любопытствующий взгляд Барабанова, чертыхнулся про себя и положил руку на подлокотник стула.
