Йен Пирс - Бюст Бернини
Да и сама служанка, согбенная едва ли не пополам старуха лет восьмидесяти, мало походила на пособницу гангстеров. Стоило только увидеть это жалкое создание, как у Флавии тотчас возникло ощущение, что ничего путного от нее не добиться. Такой уж сегодня выдался день.
Молодой человек, сказала служанка — уже неплохо для начала, — но потом показала на полковника, мужчину под шестьдесят, и добавила, что, очевидно, тот был в возрасте хозяина. Ход с ее стороны весьма остроумный: Альберджи сразу приосанился, он был доволен.
После долгих и терпеливых расспросов Флавии удалось установить, что злодею было от тридцати до шестидесяти, он был среднего роста и не имел каких-либо особых примет.
— Волосы? — спросила она.
— Правильно, — ответствовала служанка. — Волосы у него были.
— Я имею в виду, какого цвета?
Старуха затрясла головой. Она понятия не имела. Замечательно. Флавия сердито захлопнула блокнот, сунула его в сумку и сказала, что ей пора.
— Если честно, полковник, боюсь, вы должны навсегда распрощаться с коллекцией. Нет, время от времени мы находим кое-что из украденного, и если отыщем, обязательно вам позвоним. Единственное, что могу сейчас посоветовать, это следить за аукционными каталогами. Вдруг узнаете какую-нибудь из своих вещей. Если узнаете, сразу же сообщите нам.
Альберджи в порыве давно позабытой галантности распахнул перед Флавией дверь. Церемонию прощания испортило визгливое душераздирающее тявканье, затем поток грубой брани — откуда ни возьмись вылетела крохотная собачонка, едва не сбив полковника с ног. Очевидно, это была та самая «злая собака», о наличии которой предупреждала вывеска на воротах.
— Убери отсюда животное, — приказал Альберджи служанке. — Кстати, это какая из них?
Старуха с неожиданной бойкостью подскочила к собачонке, подхватила ее на руки, прижала к груди и начала нежно поглаживать.
— Ну тихо ты, тихо, — бормотала она. — Чего расшумелась? Брунеллески, сэр. Ну знаете, та, что с беленьким пятнышком и катарактой на одном глазу.
— Мерзкие маленькие твари, — буркнул полковник и окинул собачонку кровожадным взглядом, будто прикидывал, можно ли из нее приготовить гуляш.
— Нет, она-то вообще славненькая, — сказала Флавия, не преминув отметить, что слух и зрение оказались у служанки не так уж и плохи. — Вот только имя у нее какое-то странное.
— Дядя их тут развел, — мрачно сообщил полковник. — Иначе бы давным-давно избавился от этих тварей. Он, знаете ли, был человеком искусства, вот и давал собачкам дурацкие имена. Есть еще одна, по кличке Бернини.
— Что ж, прекрасно, — сказал Боттандо, когда Флавия вскоре после девяти вернулась в офис.
Она хотела оставить здесь записи, чтобы с самого утра секретарша могла распечатать их, потом собиралась поехать домой, понежиться в ванной и просидеть весь остаток вечера у телевизора, упиваясь жалостью к себе. По телевизору никогда не показывали ничего стоящего, смотреть его — самый лучший способ скоротать время.
— Я так ждал твоего возвращения. Для тебя есть кое-что интересное.
Флавия окинула шефа подозрительным и недовольным взглядом. Похоже, он пребывал в прекрасном расположении духа, и по опыту она уже знала, что это не сулит ей ничего хорошего.
— Что такое?
— Видишь ли, я тут о тебе думал, — продолжил он. — А все из-за твоего друга Аргайла. Он просто из головы не выходил.
Не было более верного способа вызвать у Флавии раздражение, заявив, что о ней думали исключительно из-за Джонатана Аргайла. Она громко фыркнула в ответ и стала раскладывать бумаги на столе, даже не поднимая головы.
— Это — убийство и кража. В Лос-Анджелесе. Знаешь, там из-за всего этого поднялся нешуточный шум. Репортаж даже попал в выпуск вечерних новостей. Ты видела?
Флавия холодно ответила, что никак не могла видеть, потому что провела последние несколько часов за городом, в пустопорожней болтовне с двумя старыми идиотами. А потом добавила, что уже жалеет о том, что зашла по дороге домой в офис. Но Боттандо проигнорировал эти ее слова.
— Нам звонили из американской полиции. Мужчина по фамилии Морелли. Что удивительно, говорит по-итальянски. Причем сносно, иначе бы я его просто не понял…
— Ну и?..
— Хотят, чтобы мы помогли им в задержании подозреваемого, человека по фамилии ди Соуза. Тебе такой известен?
Флавия терпеливо объяснила, что нет, неизвестен.
— Странно. Он жил здесь долгие годы. Мерзкий старый мошенник. Получается, что они с Морзби поспорили из-за Бернини, ди Соуза контрабандно вывез этот бюст из страны. И вот теперь Морзби убит, Бернини исчез, ди Соуза — тоже. И они полагают, что последний вылетел в Италию. Самолет прибывает в Рим примерно через час. Они хотят, чтобы мы его арестовали и переправили обратно в Америку.
— А при чем здесь наше управление? — возмутилась Флавия. — Почему они не обратились к карабинерам?
— Из-за бумажной волокиты. Ко времени, когда все службы по международным связям покончат с формальностями, самолет можно будет сдавать на металлолом. Твой друг Аргайл посоветовал обратиться к нам. Неплохая идея. Этот парень быстро соображает. Не могла бы ты…
— Пожертвовать ужином и проболтаться весь вечер в Фьюмичино? Нет.
Боттандо нахмурился.
— Не знаю, что это на тебя нашло. Последние дни ты просто сама не своя, — сказал он. — Что, черт возьми, происходит? Это совершенно на тебя не похоже. Плохое настроение, раздражительность, нежелание делать что-либо. Ведь в другой ситуации ты бы просто вымаливала у меня такую работу. Ну, если настаиваешь, можешь вернуться к прежней. Снова заняться чисто исследовательскими изысканиями. У меня в управлении достаточно полицейских, могу поручить это им.
Флавия уселась за письменный стол и мрачно взглянула на шефа.
— Простите, — произнесла она. — Знаю, что последние дни всех вас достала. Хандра навалилась, не хотелось ничем заниматься. Конечно, я съезжу в аэропорт. Арестую кого-нибудь, может, это хоть немного взбодрит меня.
— Отпуск тебе нужен, вот что, — заявил Боттандо. Для него это было универсальным средством от всех болезней и недомоганий, сам он прибегал к нему при первой же возможности. — Сменить обстановку, подышать чистым воздухом.
Флавия покачала головой. Последнее, чего ей хотелось, так это устроить себе каникулы. Боттандо не сводил с нее сочувственного взгляда, затем нежно похлопал по плечу.
— Не переживай, — сказал он. — И это тоже пройдет.
Она подняла голову.
— Что именно?
Генерал пожал плечами и небрежно отмахнулся:
— Да то, что приводит тебя в столь скверное настроение. Ладно, поболтать с тобой, конечно, приятно, однако… — Он многозначительно покосился на часы.
Флавия устало поднялась, пригладила волосы.
— Ладно. И что прикажете с ним делать, когда я его возьму?
— Передашь его полиции аэропорта. Пусть посидит у них, пока все бумаги не будут готовы. Я обо всем договорился. Тебе просто надо опознать его и соблюсти формальности. Все бумаги у меня уже есть, фотография тоже имеется. Так что все должно пройти без осложнений.
Сделав столь опрометчивое заявление, Боттандо глубоко заблуждался, но вины его в том не было. Добраться до Фьюмичино оказалось непросто — из-за огромной пробки, растянувшейся от окраин города до болотистой местности, где находился международный аэропорт. Не слишком подходящее для него место. Глупо было размещать его именно там, но то же самое относилось и к Ватикану с его множеством бесполезных земель и хорошими знакомыми в департаменте планирования.
Флавия подъехала к терминалу в десять, оставила машину под знаком «Парковка строго запрещена» — ей еще повезло, что там нашлось свободное местечко, — и бросилась искать отделение полиции аэропорта. Там ее ждали, но никаких действий не предпринимали, пока кому-то не пришла в голову замечательная идея проверить означенный борт. Выяснилось, что самолет опаздывает на полчаса, стоянка в Мадриде продлилась дольше запланированного времени.
Мадрид? Флавия всполошилась. Но ей никто ничего не говорил о Мадриде. День начался плохо и с каждым часом становился все хуже и, судя по всему, должен был закончиться полной катастрофой. Во всяком случае, такое у нее появилось предчувствие.
Флавии оставалось только ждать, и чем дольше она ждала, тем крепче становилась уверенность, что все это лишь напрасная трата времени.
Предчувствия не обманули. Самолет приземлился в 10.45, первый пассажир появился на выходе в 11.15, а последний вышел без пяти минут полночь. Никакого Гектора ди Соузы среди них, разумеется, не оказалось. Флавия напрасно угробила вечер, от голода сосало под ложечкой, настроение было вконец испорчено.
Она понимала, что поехать теперь домой и попробовать позабыть обо всем не получится. Международный протокол требовал соблюдения всех формальностей. А это, в свою очередь, означало, что надо хотя бы сделать вид, что ты пытаешься разобраться в ситуации, в особенности в том случае, если путаница возникла не по твоей вине.
