Йен Пирс - Загадка Рафаэля

Йен Пирс

Загадка Рафаэля

ГЛАВА 1

Колокола церкви Святого Игнасия пробили семь раз, когда генерал Таддео Боттандо начал подниматься по лестнице, рассматривая конфискованные картины, висевшие на стенах. Как обычно, Таддео пришел пораньше — он любил посидеть перед началом работы в баре на противоположной стороне площади, выпить пару чашечек кофе эспрессо и съесть любимый бутерброд со свежей ветчиной. Завсегдатаи бара встретили Таддео как своего, но достаточно сдержанно: лаконичные приветствия, дружеские кивки и ни малейшей попытки завязать беседу — в Риме, как и в любом другом городе, человеку нужно время, чтобы окончательно отойти ото сна, и его следует провести в одиночестве.

Проделав ежеутренний ритуал, Таддео пересек мощенную булыжником площадь, вошел в свой офис и, тяжело дыша и часто останавливаясь, начал трудный подъем по лестнице. «Нет, это вовсе не потому, что я толстый, — утешал он себя. — Последний раз я перешивал форму несколько лет назад. Конечно, я выгляжу внушительно, вернее, представительно. Наверное, мне следует отказаться от еды, сигарет и заняться гимнастикой. Но если лишить себя всех удовольствий, то зачем жить? Да и вообще, поддерживать спортивную форму нужно смолоду, а не когда тебе под шестьдесят. В моем возрасте подобные эксперименты не доводят до добра».

Он остановился рассмотреть новую работу, появившуюся на стене, но больше для того, чтобы втайне даже от самого себя передохнуть и отдышаться. Небольшой рисунок… кажется, Джентилеччи… по крайней мере на первый взгляд. Очень милый. Жаль, что после суда придется вернуть его законным владельцам. Но пока будет длиться следствие, он еще повисит. Лишь постоянное общение с искусством служило Таддео вознаграждением за неблагодарную должность начальника Национального управления по борьбе с кражами произведений искусства. В тех редких случаях, когда ему удавалось найти украденную вещь, она почти всегда оказывалась по-настоящему ценной.

— Симпатичный рисунок, правда?

Кто-то подошел к нему сзади, а Таддео и не заметил. Усилием воли он окончательно восстановил сбившееся дыхание и обернулся. Такая женщина, как Флавия ди Стефано, по твердому убеждению Боттандо, могла родиться только под небом Италии. Любая итальянская женщина чувствует себя немного виноватой, отказываясь от роли домохозяйки, и, словно в оправдание, работает вдвое старательнее и эффективнее любого мужчины. По этой причине в ведомстве Боттандо на восемь женщин приходилось только двое мужчин. Кстати, именно поэтому завистливые коллеги из других отделений полиции дали его управлению дурацкое прозвище. Но «бордель Боттандо» в отличие от некоторых других приносит хоть какие-то результаты, мстительно напоминал завистникам Таддео.

Генерал одарил девушку благожелательным взглядом. Или женщину — он был уже в том возрасте, когда любая женщина моложе тридцати кажется девушкой. Боттандо нравилась Флавия, хотя она и держалась с ним без должного почтения, соответствующего его положению, возрасту и жизненному опыту. В то время как большинство его коллег всегда были деликатны и не позволяли себе замечаний относительно его солидной фигуры, Флавия без малейшего стеснения шутливо звала его «старой бочкой». Кроме того, она носила исключительно джинсы и свитера, чтобы никто не принял ее за женщину-полицейского или, что еще хуже, за деловую женщину. В остальном она была почти идеальной помощницей.

Флавия ответила шефу сияющей улыбкой. За несколько лет совместной работы с генералом она многому научилась, в основном благодаря тому, что Боттандо разрешал ей делать ошибки, а потом самой же их исправлять. Он был не из тех начальников, кто смотрит на подчиненных, как на стадо баранов, любым из которых в случае неприятностей можно пожертвовать. Напротив, генерал испытывал даже некоторую гордость, занимаясь лишь общим руководством и предоставляя подчиненным значительную — естественно, неофициально — самостоятельность в действиях. Флавия больше чем кто-либо приветствовала такую свободу и стала отличным специалистом во всех областях, за исключением определения авторства картин.

— Звонили карабинеры с Кампо-дей-Фьори. Они кого-то задержали и хотят привести к нам, — сообщила Флавия. — Говорят, взяли его сегодня ночью при попытке проникнуть в церковь. Он рассказал им странную историю, и они полагают, это по нашей части.

Резкий акцент, белая кожа и светлые волосы выдавали в ней уроженку северо-западной Италии. И даже если бы Флавия не была красавицей — а она ею была! — в Риме, где натуральные блондинки практически не встречаются, она все равно не осталась бы незамеченной. Боттандо принял ее на работу, когда она училась на последнем курсе Туринского университета; получив приглашение работать в Риме, Флавия бросила учебу. Правда, она все время твердила, что обязательно окончит университет, и даже использовала это как повод для сокращенного рабочего дня, но Боттандо не верил, что ей удастся получить диплом — слишком уж много сил Флавия отдавала работе.

— Тебе объяснили, в чем дело?

— Нет. Что-то связанное с картиной. Им показалось, парень слегка не в себе.

— На каком языке он говорит?

— На английском и немного на итальянском. Не знаю, правда, насколько хорошо.

— Значит, допрашивать его будешь ты — сама знаешь, какой из меня полиглот. Дай знать, если будет что-нибудь интересное.

Флавия шутливо отсалютовала, приложив два пальца к небрежно спадавшей к виску челке, и они разошлись по своим рабочим местам: она — в тесную комнатку, которую вместе с ней делили еще три сотрудника, генерал — в просторный кабинет на третьем этаже, роскошно убранный крадеными произведениями искусства.

Усевшись в кресло, Боттандо начал просматривать утреннюю почту, лежавшую аккуратной стопкой на столе. Обычная чепуха. Он печально покачал головой, тяжело вздохнул и смел всю стопку в мусорную корзину.

Через два дня он обнаружил у себя на столе пухлую папку. В ней находились материалы допроса арестанта, доставленного карабинерами. Судя по объему папки, Флавия, как всегда, подошла к делу добросовестно. Сверху Боттандо заметил небольшую приписку: «Думаю, вам это будет интересно. Ф.». По правилам допрос должен был вести полицейский, но Флавия начала задавать вопросы на английском и полностью завладела инициативой. Изучив несколько страниц, Боттандо пришел к выводу, что арестованный вполне сносно изъяснялся по-итальянски, но полицейский оказался настолько туп, что умудрился не заметить этого и, похоже, упустил все самое важное.

Документ представлял собой сжатое изложение допроса, копию которого обычно отправляют в прокуратуру, когда полиция находит в деле состав преступления. Боттандо вышел в коридор и налил себе из автомата чашечку эспрессо — за многие годы он настолько привык к нему, что даже перед сном принимал обязательную порцию кофеина. Вернувшись в кабинет, генерал закинул ноги на стол и приступил к чтению.

Первые несколько страниц не содержали ничего интересного — англичанин, двадцать восемь лет, студент последнего курса. В Рим приехал на выходные, был задержан за бродяжничество при попытке устроиться на ночлег в церкви Святой Варвары на Кампо-дей-Фьори. Приходской священник, осмотрев церковь, сообщил, что ничто не пропало и не повреждено.

Все это заняло пять страниц, и Боттандо уже начал недоумевать, почему карабинеры арестовали несчастного англичанина и доставили к нему в управление. В том, что он хотел переночевать в храме, не было ничего необычного. В летние месяцы спящего иностранца можно обнаружить на каждой скамейке, под каждым деревом — у кого-то нет денег, кто-то слишком пьян или накачан наркотиками, чтобы добраться до своего отеля, но, как правило, людям приходится ночевать под открытым небом просто потому, что в отелях нет свободных мест — все забито до отказа.

Перевернув очередную страницу, Боттандо наконец заинтересовался. Арестованный, некий Джонатан Аргайл, объяснил следователю, что забрался в церковь не ночевать, а рассмотреть картину Рафаэля над алтарем. Более того, молодой человек требовал принять у него заявление о каком-то грандиозном мошенничестве.

Боттандо оторвался от чтения. Рафаэль? Юноша явно не в себе. Боттандо плохо помнил церковь Святой Варвары, но точно знал местонахождение всех картин Рафаэля в стране. И если бы в церкви Святой Варвары находился хотя бы крошечный рисунок Рафаэля, он бы знал об этом. Генерал подошел к компьютеру и включил его. Когда машина с шорохом и стонами загрузилась, он открыл каталог произведений искусства, представляющих потенциальный интерес для грабителей. Набрал «Рим» и на предложение детализировать вопрос добавил «церковь Святой Варвары». Компьютер немедленно выдал ответ, что там имеется шесть предметов, представляющих ценность для грабителей, — три серебряные вещицы, Библия семнадцатого века в переплете из тисненой кожи и две картины — конечно же, не Рафаэля. По большому счету в этой церкви вообще нечего красть, потому что продать картину с изображением распятия Христа размером шесть на девять футов какого-то второразрядного римского художника практически невозможно. Вторая картина, расположенная над алтарем — «Отдых на пути в Египет» великолепного в своей заурядности Карло Мантини, творившего в восемнадцатом веке, — тоже с трудом нашла бы своего покупателя.