Кэролайн Роу - Снадобье для вдовы

— Но скажи, если это возможно — почему Жирона?

— У моей матери там должен быть родственник, — наконец ответил мальчик.

— И ты хочешь попытаться его найти? — пристально глядя на него, спросил Улибе. — Не думаю, что твоя мать умерла. Она отдала тебя заботам святых братьев, потому что больше была не в силах тебя прокормить. В этом нет ничего постыдного, — добавил он. — В наше время такое случается слишком часто.

Жиль хранил упрямое — или испуганное — молчание.

— И ты надеешься, она нашла убежище у своего родича. Возможно, он сказал ей, что в состоянии приютить одного человека, но никак не двоих.

— Нет, — ровным голосом ответил мальчик. — Моя мать умерла. А если даже и нет, то там ее не будет. В том смысле, что если бы она пряталась, где же ее стали бы искать в первую очередь, как не в доме родственника?

— Почему она должна прятаться? — удивился Улибе.

— Она не прячется, — твердо ответил мальчик. — Она мертва. Я знаю это.

— Кто же такой этот твой родственник? — спросил Улибе. — В Жироне я знаю многих, а наш сержант — так вообще всех, даже нищих у городских ворот и вместе с их шавками.

— Я никогда не слышал его имени, — сказал он, — но имя матери он знает. Я спрошу, знает ли там кто-нибудь мою мать.

— А как насчет тебя? — спросил Улибе. — Разве твоя хозяйка не будет разыскивать тебя в доме родственника, требуя твоего возвращения?

— Она не знает имени моего родственника, — ответил мальчик. — И братья-монахи тоже не знают. Она не сможет найти меня с их помощью. Никто не сможет меня там найти, если я туда попаду, — сказал он, потупив глаза. — И я буду там в безопасности, если никто не сможет меня найти… — Неожиданно, словно усталый, выбившийся из сил щенок, мальчик завалился и погрузился в сон. Едва он начал падать, Улибе подхватил его и осторожно положил на землю, изо всех сил стараясь не побеспокоить спящего мальчугана. Однако сам он заснул не сразу, долго раздумывая о некоторых странных обстоятельствах истории Жиля, начиная с его имени.

Глава 4

— Знаю-знаю, столь искусный лекарь вовсе не обязан исполнять роль простого посланца, — с раскаянием в голосе произнес Беренгер.

— Я был только рад оказать услугу Вашему преосвященству, — сказал Исаак.

— Подобные обмены следует совершать с предельной осторожностью, мастер Исаак, — мягко продолжал тот. — И чем меньше людей о них знают, тем лучше. Их обычно совершают либо Бернат, либо капитан, а также мой превосходный сержант, но капитан уже слишком примелькался в этой местности.

— Короче говоря, вы не доверяете вашим стражам столь полно, сколь стоило бы, — весело прокомментировал Исаак.

— Кое в ком из моего окружения может взыграть любопытство. Я могу, не колеблясь, доверить многим из них золото нашего собора или любой секрет, которым обладаю, — сказал епископ. — Но только не документы его величества. Поэтому речь шла о любезности для Дона Педро.

— Мы должны оказывать поддержку его величеству всем, чем можем, — сказал Исаак. — И история случилась небезынтересная. — Он рассказал епископу о впавшем в ярость мастере Луисе, которому противостоял храбрый престарелый охранник.

— Этот мастер Луис — настоящая заноза в пятке, — пожаловался епископ. — Мое ежедневное испытание, но по-своему укрепляет душу. Вы с ним знакомы?

— Едва-едва, — сказал Исаак. — Он не относится к числу моих пациентов.

— Он постоянно отирается у дверей моей приемной с какими-то нелепыми требованиями принять меры по поводу недостойного поведения его соседей, — усмехнулся Беренгер. — То же относится и к людям, живущим в том доме. Сомневаюсь, что он с ними хорошо ладит. Они не жили в своем поместье, по меньшей мере, лет двадцать, вполне успешно обходясь услугами управляющего. Я пришел к выводу, что тот, кто имеет к поместью непосредственное отношение — возможно, даже сам хозяин дома — должно быть, верный слуга короля.

— Судя по всему, так оно и есть, Ваше преосвященство, — согласился Исаак.

— Но в настоящее время меня куда больше беспокоит другой слуга короля.

— Паскуаль Робер состоял на службе его величества? — спросил Исаак.

— Именно так, — кивнул Беренгер. — И его величество будет весьма недоволен, когда узнает, что он был убит возле наших ворот чуть ли не у нас на глазах, а мы даже представления не имеем, кто мог это сделать.

— Кое-что мы все-таки слышали, — осторожно начал Исаак. — Хотя, если это был его убийца, то надо искать преступника, способного бегать так же быстро и бесшумно, как ветер.

— Действительно? — переспросил Беренгер.

— Да, Ваше преосвященство. Иначе как он мог уйти от погони ваших офицеров?

— Как быстро их отправили в погоню? — спросил Беренгер.

— Достаточно быстро, Ваше преосвященство, — подтвердил Исаак.

— Мне показалось, что прошло довольно много времени — достаточно долго, чтобы убийца мог переплыть реку и скрыться.

— Мне так не кажется, Ваше преосвященство, — возразил Исаак.

— Вы ошибаетесь, мастер Исаак. Мы услышали ужасный звук, а гораздо позже появился Паскуаль. И все это время мы стояли, словно каменные истуканы, ничего не предпринимая.

— Порой время играет забавные трюки с нашими органами чувств, Ваше преосвященство, — пробормотал лекарь. — Вы случайно не заметили следов крови на муле?

— У меня не такое острое зрение, мастер Исаак, — сказал Беренгер. — И меня куда больше беспокоил человек, нежели мул. Несомненно, кто-нибудь что-нибудь видел. Бернат, — позвал он, и его вездесущий секретарь появился из соседней двери.

— Слушаю, Ваше преосвященство?

— Была ли кровь на муле Паскуаля?

— Одну секунду, Ваше преосвященство. — И Бернат вновь исчез из виду.

— Мы говорили о времени, которое прошло на самом деле, Ваше преосвященство, — поправил Исаак, — а не о том, что прошло, прежде чем мы приступили к действиям.

— Вы были напуганы, мастер Исаак? — спросил Беренгер.

— Меня можно испугать, Ваше преосвященство. Но не звуками человеческой жестокости. Это слишком обычное дело. В то утро на рассвете я слышал крик человека и стук копыт по мостовой. Но чего я не слышал, Ваше преосвященство, так это звука копыт уносившегося вдаль всадника. Ни топота человеческих ног.

— Верно, — кивнул Беренгер. — Я тоже. Иначе я бы запомнил.

— Итак, — продолжал лекарь, — после интервала, когда человек может сосчитать до двух, моя жена закричала. Именно тогда и появился Паскуаль?

— Так оно и было.

— Я слышал несколько разных типов шагов. Мне сказали, что сам Паскуаль сделал несколько, прежде, чем к нему бросился Улибе. Улибе поймал его уже в падении, а увидев нож, тут же позвал на помощь. Стражи выбежали сразу же. Начнем считать с этого момента, — неожиданно сказал лекарь, отбивая ритм одной ладонью по другой, а затем остановился. — Охрана уже за воротами, но ни малейшего следа убийцы.

— Убийце понадобилось так мало времени, чтобы скрыться? — удивился епископ. — Вы уверены?

— Вполне уверен, Ваше преосвященство. Мои собственные чувства меня никогда не подводят.

— И человек не мог нанести подобный удар с дальнего расстояния.

— Нет, Ваше преосвященство. Если бы у него в спине была стрела, было бы легче поверить, что он вскрикнул, когда она в него попала, — сказал лекарь. — Разумеется, нельзя исключать, что дверь ближайшего дома была открыта специально для убийцы.

— Кто-нибудь — особенно вы, мой друг, с вашим чутким слухом — наверняка бы это услышал, — возразил Беренгер. — Вы не услышали. — Он помолчал. — И кто же из граждан Сен-Фелиу, живущих в расположенных возле ворот домах, были столь недоброжелательно настроены против Паскуаля Робера, что возжелали его смерти? Не могу в это поверить, — твердо сказал Беренгер. — Он вел скромную, бедную событиями и незаметную жизнь. Никто не знал его как представителя власти или богача. Никто. Я в этом уверен.

— Значит, на него напали раньше, — сказал Исаак.

— Вы правы, — согласился Беренгер. — На Паскуаля напали на некотором расстоянии от города, и он добрался до ворот в поисках помощи.

Дверь отворилась, и Бернат ввел в комнату капитана гвардии.

— Его преосвященство интересовался, была ли кровь на муле убитого?

— Да, капитан. И что же?

— Да, — кивнул тот. — На боку и на седле. Конюхи стерли ее безо всякой задней мысли, никому из них и в голову не пришло, что кому-то понадобится ее разглядывать.

— В таком случае на Паскуаля напали, когда он ехал верхом на муле, — пробормотал епископ.

— Я тоже так думаю, Ваше преосвященство, — сказал капитан. — И он должен был еще какое-то время продержаться в седле. Когда нож торчит в ране, кровь вытекает не так обильно.

— Совершенно верно, — печально кивнул Исаак. — И мы сами его добили, вытащив нож из раны.