Лора Роулэнд - Черный Лотос

Наконец он натянуто произнес:

— Наш отец не отличался бережливостью. Он не задумываясь тратил деньги на выпивку, женщин, игры и шумные сборища. Еще он делал щедрые пожертвования секте Черного Лотоса, так что мы… едва сводили концы с концами.

Традиция предписывала самураям жить на широкую ногу, относиться к деньгам с презрением и избегать разговоров о них. Сано стало жаль Дзинсая, который покраснел от стыда, признаваясь в мотовстве родителя.

— Я упрашивал его быть экономнее, но все без толку. Теперь, когда он погиб, ростовщики потребовали полной уплаты долгов. Нам в наследство достался лишь этот дом, да и его мы не в состоянии содержать. Придется искать себе жилье поменьше и распустить большую часть вассалов и прислуги — попросту вышвырнуть на улицу. — Он вздохнул и угрюмо добавил: — Убийства часто совершаются из-за денег, но не в нашем случае. Состояние семьи Ояма, накопленное поколениями, было некогда велико, и его хватило бы на ведение хозяйства после погашения долгов, если бы наш отец не завещал двадцать тысяч кобанов секте Черного Лотоса[7]. В течение многих лет отца мучили сильные боли в желудке, — продолжал Дзинсай. — Ничто не приносило ему облегчения. Однажды он посетил храм Черного Лотоса, и первосвященник его исцелил. Свершилось чудо. Отец был так благодарен ему, что тоже решил вступить в секту. Мне остается лишь принять его волю и передать завещанную им сумму Черному Лотосу.

Итак, Сано предстояло выяснить, знало ли руководство секты о завещании, поскольку двадцать тысяч кобанов были неплохим мотивом для убийства. В этом случае Хару могла оказаться ни в чем не повинным свидетелем. Сано гадал, удалось ли Рэйко вызвать ее на откровенность. С семейством Оямы, впрочем, прощаться рано — убийство могло быть совершено и на другой почве.

— Как старший в семье, вы унаследуете пост отца в отделе полиции, ведь так? — сказал Сано Дзинсаю. — И статус главы клана.

Губы юноши скривились в горькой усмешке.

— Вы спрашиваете, не убил ли я его из-за положения, жалованья и власти[8]? Отвечу: я не убивал отца, а если бы и убил, дожидаясь назначения на пост начальника полиции, то оказался бы настоящим безумцем. Вчера вечером сюда прибыли посланцы бакуфу и объявили, что я слишком молод для столь ответственной должности. Ее займет кто-то другой, а я так и останусь подручным с тем же скромным жалованьем, пока мне не удастся выслужиться и заработать повышение. Вот если бы, — произнес он с сожалением, — мой отец прожил еще лет десять и передал мне свое дело, я бы выгадал больше. Да, теперь я глава рода, но… — Дзинсай горестно развел руками, — что за радость править опозоренным, обедневшим семейством?

Помолчав, он добавил:

— На случай если вы заподозрите в происшедшем моих брата с сестрой, могу заверить, что для них смерть отца оказалась еще более несвоевременной.

По его знаку младший брат заговорил.

— Я должен был прислуживать Дзинсай-сану в работе после того, как он займет место отца, — сказал он робким ребяческим голосом. — Теперь мне остается лишь ждать, когда подыщется какая-нибудь должность. — И он совсем сник.

— Вы же знаете, сколько в бакуфу служивых людей. Казны еле хватает, чтобы всех прокормить, — сказал Дзинсай. — Раз денег нет, чтобы пристроить брата, значит, я буду вынужден его содержать.

Его сестра прикрыла лицо веером и пролепетала:

— Один видный чиновник сделал мне предложение…

— Да, эта партия вернула бы нашему дому почет и процветание, — подхватил Дзинсай, — но нынче утром чиновник прервал предсвадебные переговоры, узнав о постигшем нас бедствии. Теперь едва ли кто-то из нашего круга захочет жениться на бесприданнице. Сестре придется коротать век в одиночестве или постричься в монахини.

— Я вам очень сочувствую, — сказал Сано, видя, что дети Оямы и впрямь пострадали сильнее, чем предполагалось. — Тем не менее я должен задать вам вопрос: где вы были в ночь перед убийством и на следующее утро?

— Дома, — ответил Дзинсай.

Его брат и сестра кивнули. Сано собирался послать своих сыщиков, чтобы те расспросили слуг и приближенных Оямы на случай, если они видели кого-то из усадьбы рядом с местом преступления, но теперь понял, что дальнейшие расспросы лишь снимут подозрения с домочадцев Оямы, и решил вновь сосредоточиться на храме Черного Лотоса.

Дзинсай промолвил:

— Позвольте задать вам вопрос, сёсакан-сама? Мы слышали, что в доме были найдены еще два тела. Кому они принадлежат?

— Пока неизвестно, — ответил Сано. — Я надеялся, кто-то из местных поможет опознать мертвых женщину и ребенка.

— Из нашего поместья никто не пропадал, — сказал Дзинсай, — да и в семьях отцовских друзей и сослуживцев все целы, насколько я знаю.

— Не вспомнишь ли ты кого-то, кто мог желать зла вашему отцу? — спросил Сано.

— За годы службы отец нажил немало врагов, — ответил Дзинсай. — Пойманные им преступники, бандиты, недовольные вмешательством в их грязные дела, соперники-сослуживцы, обманутые мужья… — Юноша назвал несколько имен, которые Сано не преминул записать. — Если бы расследование вел я, то в первую очередь подозревал бы приютскую девчонку, найденную возле пожарища.

— Почему? — полюбопытствовал Сано, готовый принять любые доказательства, связывающие Хару с убийствами и поджогом.

— Если вы не против, я хотел бы обсудить это наедине. — Дзинсай покосился на брата с сестрой.

Сано согласился; те тотчас поклонились и вышли.

— Мне не верится, что бандитам, преступникам и рогоносцам было известно, что отец той ночью находился в храме Черного Лотоса. Зато обитатели храма знали наверняка, особенно его женская половина. — Посуровев, Дзинсай объяснил: — Отец часто пользовался статусом покровителя секты, чтобы совращать сирот и послушниц. Когда бы он ни посещал храм, всегда выбирал девушку и предавался с ней плотским утехам. Однажды он взял меня с собой, уговаривая вступить в секту, сулил те же привилегии… Хару он представил мне как одну из своих фавориток.

— А руководство секты знало о его отношениях с Хару и прочими? — спросил Сано и подумал: «Если да, то вчера они умолчали об этом».

— Может, знали, а может, и нет. Вам ведь известно, как это бывает.

Сано кивнул. Некоторые нечистоплотные секты использовали своих женщин для завлечения новичков, а монахини в таких общинах немногим отличались от проституток, чьи заработки уходили на содержание храмов. Тем не менее бакуфу не поощряло подобные гнусности, истребляя преступные секты. Быть может, Ояма творил распутство втайне от руководства Черного Лотоса, грозя девушкам расправой, если те проговорятся? Хотя возможно и противоположное: послушницы терпели надругательства в расчете на щедрость Оямы.

— Я готов поклясться, что Хару ненавидела отца, — продолжал Дзинсай. — При встрече она плюнула ему под ноги, а затем убежала. Отец тогда засмеялся и сказал, что ее норов придает остроты их свиданиям. Возможно, она убила его в отместку за изнасилование и подожгла дом, чтобы замести следы.

— Звучит убедительно, — ответил Сано, хотя в перепуганной девчонке, виденной им вчера, было трудно заподозрить жаждущую мести женщину, какой ее живописал Дзинсай.

Кроме того, ненависть к Ояме не давала повода для убийства еще двух человек. Но даже если предположить, что Хару проломила чиновнику голову и свернула шею ребенку, она не смогла бы задушить взрослую женщину — для этого требовалось иное телосложение и недюжинная сила. Еще Сано недоумевал, почему Хару, будь она убийцей, не скрылась с места преступления до прибытия пожарных.

— Отца убила Хару, — произнес Дзинсай надтреснутым от едва сдерживаемой ярости голосом. — Что бы он ни сотворил с ней, это не оправдывает всех зол, которые она навлекла на наш род. Я хочу, чтобы ее казнили.

— Если я сумею доказать ее вину, так и будет, — заверил его Сано.

Раскланявшись с Дзинсаем, он решил отложить дознание в храме Черного Лотоса и вернуться в замок Эдо, куда должна была прибыть Рэйко. Дома они сопоставят услышанное и разберутся, кем была Хару в этой истории — простой очевидицей или искомой преступницей.

7

Внемлите же предупреждению,что посылаю вам,Ибо мир сей есть пристанище злых духов и ядовитых тварей,Всепожирающего пламени и множества бедствий,Без конца сменяющих друг друга.

Рэйко и ее спутники прождали целый час в узкой улочке снаружи храма Черного Лотоса, но монах так и не появился. Один из сопровождающих принес госпоже миску лапши и чашку чаю с уличного прилавка, и Рэйко съела все в паланкине, не выпуская из виду храмовые ворота. У входа толпились служители, монахини, паломники, но юноши, умолявшего ее о встрече, среди них не было. Колокола пробили час овцы[9]. Лучи полуденного солнца окутали земляной вал бронзоватой дымкой. Рэйко теряла терпение. Если монах вскоре не появится, она отправится домой к Масахиро.