Светозар Чернов - Барабаны любви, или Подлинная история о Потрошителе
– Я вам скажу, мосье Гурин, что вы великий человек. Мне удивительно смотреть на вас, с каким размахом вы тут действуете! Словно Самсон ослиной челюстью!
– Львиной! – поправил Артемий Иванович.
– Я гляжу на вас только по газетам, так как мосье Рачковский мне ничего не изволит говорить. Но то, что вы сумели произвести насчет газетной шумихи, так это гениально!
В другое время комплимент Ландезена бальзамом пролился бы на душу Артемия Ивановича, но не сейчас. Разумом Владимиров понимал, что где-то в Париже, всего в дне езды от Лондона, действительно существует Петр Иванович Рачковский, но в глубине душе уже вовсе не был в том уверен.
– Работаем не покладая рук, – настороженно ответил Артемий Иванович, для которого единственным доказательством существования Рачковского являлись деньги, которые он до последнего времени более-менее исправно получал в банке и поступление которых могло прекратиться по одному только доносу сидевшего перед ним человека.
– И мосье Продеус с вами тоже не покладает рук?
– Продеус?! – крик, исторгнутый Артемием Ивановичем, заставил Ландезена присесть от испуга.
– Ваш Продеус шмерти моей желает… Избавьте меня от него!
– Мосье знает, где он?
– На Бетти-штрит, 22. Неподалеку от клуба на Бернер-штрит в Уайтчепле.
– Петр Иванович мне забрать его предписал. Продеуса примерно накажут за такое самовольство. Но не будем, мосье, о грустном, будем, мосье, о веселом. Все газеты на континенте только и пишут, что о Жане Распарывателе желудков!
– Так уж и пишут! – с пробуждающимся страхом проговорил Артемий Иванович.
В лести Ландезена он почувствовал скрытый подвох. Он знал, что в последнем письме написал что-то лишнее, но совершенно ничего не мог вспомнить. А Ландезен между тем продолжал, манерно жестикулируя ручкой:
– Скажите, мосье, вот тут вы писали Рачковскому, что послали кому-то письмо. Кому именно и какое письмо мосье Гурин изволили послать?
– В газеты, для учинения всеобщей паники, – настороженно ответил Владимиров.
– О, мосье Гурин, вы не поверите мне на это, но я скажу вам как перед смертью: мне всегда виделось, что Петр Иванович так мало ценит ваши способности и такие усилия, с которыми вы тут предпринимаете. Хотя бы та история с разгромом типографии в Женеве и наградой государя!
Ландезен благоговейно воздел очи небу.
Артемий Иванович сразу же спрятал руку с изуродованным перстнем за спину. Но Ландезен подобострастно заметил:
– Я уже наблюл, что прославленный перстень мосье Гурина лишился камня, а губа его разбита, как мое сердце от восторга!
– Хорошо, что я вообще жижни не лишился! – мрачно заявил Артемий Иванович. – Вы там в Париже и представить себе не можете-с, в каких ушловиях я существую и работаю ждесь! Многократные покушения, обливание пивом, вываливание в селедках, топление в пруду, наконец враждебная рука доктора направила на меня шашку! Шначала шашни, потом шашки. Вместо помощи от соотечественников меня отшылают в клозет. Все это требует совершенно неимоверных расходов. Подчиненные на редкость тупы и враждебны, не знают языка, штирают кальсоны и разбрасывают тюки с кровавой одеждой. Одного из них мне штоило невероятных трудов вырвать из рук полиции, что обошлось в триста фунтов! А доктор уштроил на меня покушение и револьверные пули, пущенные предательской рукой наемного убийцы, раздробили виноградную лозу в моей трепетной руке, которую я подносил к алчущему рту.
– Постойте, постойте! – Ландезен вытащил знакомое Артемию Ивановичу письмо и заглянул в него. – Вот тут мосье Гурин излагает о каком-то докторе Смит и его жене в трактире, где своими плясками ему препятствовали размышлять непотребные женщины. И это и есть тот доктор, о котором мосье Гурин только что сказал?
– На дочке доктора Шмита хочет шрочно жениться поляк, – пояснил Артемий Иванович. – А жену доктора Шмита я ишпольжую для личных целей…
Владимиров с шумом выпустил воздух и ожесточенно зачесал в затылке, надеясь тем самым стимулировать деятельность того, что помещалось у него под черепной коробкой. И это ему удалось. Просветлев лицом, он добавил:
– Она прекрашный агент. Виртуожно владеет шашкой.
Ландезен недоуменно кашлянул.
– Да, иногда жижнь вынуждает нас прибегать к самозащите, – сказал Артемий Иванович. – И тогда приходиться применять вше, што окажется в тот момент в руке.
– Например, шашки. – Ландезен саркастически закивал головой. – А чем гениальнейший мосье Гурин предохранялся от поляка, когда его избивали на улицах Восточного Лондона и пускали в лицо струю мочи?
– Какой мочи?! – испугался Артемий Иванович, но быстро понял, в чем дело. – Я приверженец новой школы в агентурной работе и всегда ошень ясен в швоих донесениях! У меня не было о моче ни шлова в моем донесении!
– Верно, – Ландезен для пущей точности заглянул в письмо.
– Это была штруя из шифона!
– Представляю, что тут у вас творится! – покачал головой Ландезен.
– Откуда вы можете предштавить! – воскликнул Артемий Иванович. – Да мы тут в крови по уши! Чешно говоря, я и шам не могу ничего себе предштавить, что тут у нас творится.
– Да-да, великолепный мосье Гурин. Объясните мне о том, кто такой прилипший к вам Курашкин?
– Вы когда-нибудь были во Пшкове? Бывало, идешь по улице, и вдруг чувствуешь – пахнет. А это к твоему шапогу што-то нехорошее прилипло. И неудобно перед людьми, да што делать – ражве ты в том виноват? Вот так и Курашкин.
– Так вы знаете Курашкина еще со Пскова? – непонимающе спросил Ландезен.
– Я вовше не жнаю никакого Курашкина! – взревел Артемий Иванович, которого бесило, что он должен давать отчет этому пинскому жиду, чей папа Мойша наверняка был каким-нибудь бандером. – И што вы со всякими дурацкими вопросами ко мне, в шамом деле, лежете!
– Только не возбуждайтесь раньше времени, мосье Гурин, это плохо повлияет на ваши успехи у женщин! Я не буду говорить к вам с глупыми вопросами, я задам вам один маленький умненький вопросик: какие гадости говорил про жену нашего общего начальника ваш поляк?
– Вот я ужо напишу Пёрду Иванычу, – Артемий Иванович погрозил Ландезену пальцем, – о чем вы на шамом деле меня выспрашивали.
Еврей мгновенно перешел на серьезный тон и сказал, схватив палец Владимирова:
– Если говорить о деле, то Петр Иванович предписал мне представить мосье Гурину следующее: новое убийство необходимо совершать не на улице, а в доме.
Снимите через подставное лицо конспиративную квартиру где-нибудь поблизости от мест собраний русских нигилистов, повесьте там кого-нибудь, а затем пошлите письмо в Особый отдел: заберите, мол, своего осведомителя. Это требование Монро.
35.ТЕЛЕГРАММА ЛАНДЕЗЕНА – ЛЕГРАНУ
Le 19 octobre 1888
Il nous est nécessaire d'urgence de se rencontrer aujourd'hui à 7 heures p.m. dans la Oldgate à l'arrêt du tramway à Poplar.
Landezen [18]
Глава 72
Малое количество времени, отведенного Рачковским для поездки в Лондон, и совершенная невозможность понять что-либо из объяснений Владимирова, вынудили Ландезена послать эту телеграмму своему старому приятелю по Парижской земледельческой школе. Легран, как всегда, опоздал. Он прибежал на кольцо конки в Олдгейт минут через пятнадцать после назначенного времени и сказал Ландезену, прихорашиваясь перед маленьким карманным зеркалом:
– Ну и странное ты место для встречи выбрал, Артишок! Почему не за бутылкой вина, в каком-нибудь ресторане, в обществе красивых женщин?
Прозвище «Артишок» было дано Ландезену еще во времена его учебы в земледельческой школе и имело неприличное происхождение. Но сегодня Ландезен не был настроен на ностальгически-игривый лад.
– Я надеюсь, ты помнишь, как я посылал тебе запрос за русского мосье по имени Продеус? – спросил он.
– Еще бы! Мсье Гурин только о нем и твердит!
– И ты знаешь, где он живет?
– Ни черта я не знаю.
– Бог мой, Мандрагора, я не такой умный, как ты, но и то знаю, где он живет. Мосье Продеус изволит занимать комнату на Бетти-стрит, 22. Это где-то в Восточном Лондоне и ты должен меня к нему проводить.
– Хорошо, сейчас дождемся конки да поедем.
– Скажи мне пока, дорогой, что тут происходит. Когда читаешь письма мосье Гурина, то Рачковский думает, что тут у вас отделение Шарантонской больницы.
В ожидании, пока приехавший из Поплара на конечную остановку вагон приготовят в обратный путь, Легран попытался объяснить своему приятелю то, что он сам знал и понимал. А понимал он не так уж и много. Ему как раз хватило времени до того момента, когда кучер перепряг утомленных лошадей и кондуктор стал впускать пассажиров в пустой вагон.
– И я скажу на это только одно, – подвел итог Ландезен. – Тебе надо снять дом где-нибудь по соседству с Фаберовским. Этот дом, мосье Мандрагора, понадобится нам, когда мосье Рачковский будет кончать с поляком и Гуриным.
