Светозар Чернов - Барабаны любви, или Подлинная история о Потрошителе
– И он действительно решил, что его кто-то разыгрывает! – с иронией сказал казначей Комитета бдительности мистер Ааронс, сидевший тут же. – Хотя сперва голосил, словно шофар в дни покаяния перед Йом-Киппуром [17]. Можно подумать, что он совсем забыл, как недавно какой-то бородач разыскивал его по трактирам, а затем торчал напротив его дома, так что пришлось для охраны обратиться в полицию.
– Разве такую харю позабудешь! – воскликнул Ласк.
– Вы представляете: я едва убедил его передать почку для медицинского осмотра! – всплеснул руками Ааронс.
– И что же показал осмотр? – спросил Фаберовский, на месте которого и более глупый человек сумел бы сопоставить исчезновение почки из тела убитой на Майтр-сквер с получением почки мистером Ласком.
– Доктора Уайлз объявил ее человеческой и сохраненной в винном спирте, – сообщил казначей, – а потом отнес куратору Музея патологии. Когда ассистент вернул орган нам, то сказал, что это была часть левой почки женщины, привыкшей к пьянству.
– С его слов газеты написали, будто бы куратор Патологического музея сказал, что это была «проджиненная» почка сорокапятилетней женщины, – сообщил Ласк. – С хроническим нефритом. А изъята она из тела в предыдущие три недели.
– Сам же куратор утверждает, – Ааронс поднял вверх скрюченный палец, испачканный штемпельной краской, – что он говорил только о том, что эта почка человеческая и сохранена в винном спирте; все остальное добавлено другими.
– Нашей прессе совершенно нельзя верить, – скорбно посетовал Ласк. – Патологоанатом Сити вынужден был особо указать газетам, что возраст и пол владельца почки не может быть определен в отсутствии остального тела, и что джин не оставляет следов в тканях. Он говорит, что почка, которая осталась в теле Эддоуз, совершенно здорова, а то, что посланную мне почку хранили в винном спирте, указывает на ее происхождение из больницы либо анатомического театра. Он считает это шуткой студентов.
– Не хотел бы я оказаться на месте детективов из Сити, которым приходиться разбираться в этом деле, когда даже врачи не могут прийти к единодушному мнению, – сказал Фаберовский. – Кстати, вы показывали почку полиции?
– А то нет! – воскликнул Ааронс. – Майор Смит специально ездил в Лондонский госпиталь показывать эту злосчастную почку старшему хирургу, и тот высказал мнение, что почка не была насыщена жидкостью, как должно было бы быть, если она находилась в теле, переданном в больницу для вскрытия. В Лондонском госпитале считают, что почка имела симптомы хронического нефрита и что длина почечной артерии такова, как и должно было ожидать из длины почечной артерии, оставшейся в теле Эддоуз.
– Значит, все-таки тот, кто отправил вам почку, и есть настоящий убийца, коли она была изъята из тела жертвы с Майтр-сквер? – спросил Фаберовский и увидел, как посерело от страха лицо Ласка. – А что говорят в Скотланд-Ярде?
– Они отослали нас к детективам на Леман-стрит, – сказал Ааронс. – Сержант Тик записал заявление мистера Ласка оставил у себя и коробку, и ее содержание для дальнейших исследований. Вот и все.
Ласк облизнул пересохшие губы.
– Еще до получения этой посылки мне пришла открытка, в которой было написано: «Говорят Босс, ты редко кажешься испуганным». Он, видите ли, решил меня испугать! Послать коробку с «игрушками»! И еще угрожает! «Надеюсь увидеть тебя, когда я не так сильно буду спешить». Послушайте, мистер, ваши сыщики не смогли найти Потрошителя. Но, может быть, они возьмутся охранять меня и мою семью?
– Нет, мистер Ласк, я разочаровался в них, – ответил Фаберовский. – Если вы посмотрите в окно, то увидите одного из них, мистера Батчелора, на козлах моего экипажа. Там ему самое место. Полагаю, что каждый из нас сам должен защищать себя и свою семью.
Все, что было можно выяснить у Ласка, поляк уже выяснил, и хотя настроение у него было препоганейшее, следовало ехать Харли-стрит, чтобы везти Пенелопу и Эстер на обещанную прогулку. Сославшись на неотложные дела, он распрощался с Ласком и мистером Ааронсом, и велел Батчелору доставить его к клубу «Виктория». Ему не пришлось долго ждать Эстер с Пенелопой: они подошли к клубу ровно в полдень. Поляк открыл дверцу и спрыгнул на землю.
– Спасибо за цветы, мистер Фейберовский, – сказала Пенелопа. – И за ваше предложение покатать нас.
Эстер внимательно посмотрела на падчерицу, чтобы проверить, как та усвоила ее уроки, но легкий румянец на щеках девушки не позволял сделать каких-либо определенных выводов. Пенелопа невозмутимо забралась в экипаж, опираясь на услужливо поданную руку Фаберовского, и Эстер не оставалось ничего иного, как последовать за ней следом.
– Куда мы поедем? – спросил поляк у женщин, когда они разместились на сидениях.
– Нам все равно, – ответила Пенелопа.
– Помните, я рассказывал вам о спиритическом сеансе, на котором королевский спирит указал нам на дом, где живет якобы Уайтчеплский убийца? Я могу показать этот дом.
– Конечно, хотим! – захлопала в ладоши Эстер. – Это далеко?
– Совсем рядом, на Брук-стрит.
– Тогда едем.
Поляк велел Батчелору отвезти их сперва на Брук-стрит.
– Вы сегодня прекрасно выглядите, – сказал он, когда экипаж тронулся. Он не знал пока, о чем говорить с дамами.
– Как было бы прекрасно, если бы вы помирились с моим отцом, – мечтательно сказала Пенелопа. – Я готова сделать все, что в моих силах, ради этого.
– Это действительно было бы замечательно, – согласился Фаберовский, ничуть не кривя душой – разве, черт побери, ради этой цели не затеивалась им вся эта женитьба?
– А летом можно было поехать куда-нибудь на курорт, например в Бат на воды. Я так люблю купаться…
– Если в Бат, то я обязан взять с собой моего друга, инспектора Пинхорна, – помрачнев, сообщил Фаберовский. – Он язвенник, он не пьет, и к тому же женоненавистник. Милейшей души человек.
Пенелопа с Эстер поняли смену настроения поляка и в экипаже наступило молчание. Доехав до Гровенор-сквер, Батчелор свернул налево на Брук-стрит, и тут Фаберовский вдруг резко вскочил и застучал кулаком в стенку экипажа, приказывая ему остановиться. Обе дамы с недоумением взирали на своего спутника, на этот раз уже не находя объяснения его поведению. А поляк замер, вперив взгляд куда-то на улице. Эстер тоже взглянула туда и в волнении схватила руку своей падчерицы: в подъезд "Кларидж отеля" входил Артемий Иванович под руку с Ольгой Новиковой. Он что-то весело говорил ей на ухо. Но совсем не это взволновало Фаберовского: рядом с Новиковой шел Ландезен, агент Рачковского в Цюрихе и Париже.
В этом не могло быть никакого сомнения.
– Какой гад! Огурцы он соленые нашел, видите ли, в Лондоне! А я-то, как фраер, поверил! Вот кто ему огурцы возит! – пробормотал поляк, и Эстер, не услышав, но чутьем поняв, что он говорит, поддержала его:
– Вы правы, так гадко обмануть меня!
Теперь она окончательно уверовала в правдивость поляка и в вину Гурина.
– Вы обещали мне все разузнать.
– Я сделаю это к завтрашнему дню, – пообещал поляк.
– А как я обо всем узнаю?
– Если вы не сочтете меня слишком назойливым, я хотел бы пригласить вас завтра на прогулку в Зоосад. Там я все и расскажу.
Дамы переглянулись и согласились. Встреча была назначена на десять утра прямо в Зоосаду у входа в Львиный дом. Сам поляк терпеть не мог зоопарк, но у публики он пользовался большой популярностью и Фаберовский решил, что это будет подходящим местом для всяческих объяснений и его маленькой мести Владимирову.
К тому же рев зверей сможет заглушить крики Артемия Ивановича – на случай, если тот даст Эстер неподходящие показания.
* * *А Артемий Иванович и не подозревал, что его кто-то видел. Он спокойно проследовал наверх, в номер Новиковой, где она предложила обоим по чашечке кофе. Хотя ему хотелось пойти и спустить ее в унитаз, он напустил на себя роль галантного кавалера и пытался сглаживать впечатление от застывшего у него на лице выражения гадливости обаятельным обхождением.
Помня прошлый конфуз, Артемий Иванович не решился прибегнуть к высоким материям античной мифологии, известной ему только из тех скудных фраз, что доносились до него из гимназических кабинетов в широкий коридор петергофской прогимназии во время хождения там дозором. Его комплименты были теперь просты и понятны:
– Я, быть может, и косноязычен, Ольга Алекшеевна, но жато предан без лести. Говорю, как оно ешть, а уж гигиена вы или фурия – вам шамой лучше видать!
Приезд Ландезена Владимирова не обрадовал – он не любил этого хлыща и прощелыгу, но вбитое с детства понятие о субординации примирило его с таким неожиданным поворотом дел. Если Петр Иванович Рачковский посчитал необходимым прислать в Лондон Ландезена – значит так нужно. Переговорив с хозяйкой номера, Ландезен попросил у нее разрешения занять на несколько минут одну из комнат, чтобы наедине побеседовать с господином Гуриным, и, получив любезное разрешение, увлек Артемия Ивановича за собой.
