Тревожная весна 45-го - Валерий Георгиевич Шарапов
Матвей разлил по стаканам последний самогон.
— Как по мне, так этот расклад даже лучше! — стукнул он донышком пустой бутылки об пол. — Так опосля фартовой вылазки у нас долго буланый[23] на кармане будет звенеть.
— Согласен, — пробасил Боцман. — Война закончилась. Что дальше — неизвестно.
Казимир подцепил вилкой ломтик сала.
— Известно, — прохрипел он. — Снова гайки закрутят.
— Кому?
— Всем. Это в начале войны Усатый струхнул и назначил всех братьями и сестрами. А теперь, когда шухер закончился, он за свою жизнь спокоен. Значит, все станет по-прежнему. И с нами решит покончить, как в сорок четвертом.
— Облавы?
— И облавы, и войсковые операции, и еще чего-нибудь придумают, холеры. Так что мой расклад по-любому верный.
Подельники допили самогон, закусили. Прикуривая очередную папиросу, Матвей проворчал:
— Дело-то Урусов Старцеву подкинет. А можа, для усиления и чекистов подключит.
— Лучше бы этот… Старцев… кивалой[24] в суде чалился, — поперхнулся дымом Боцман. — Откуда он только… взялся на нашу голову?
— Слышал, будто в разведке воевал, пока на мине не подорвался, — поделился Казимир. И, словно подводя итог, шлепнул ладонью по столешнице: — Значит, так. Старцев со своими кумовьями[25] сейчас будет рыть землю, но у них на нас ничего нет. С тех пор как я запретил носить с собой бирки[26], найти нас стало не так-то просто. Короче, отбываем на лаван[27] и сидим тихо. А я тем временем перетру с барыгой покойного Кабана.
Тяжело поднявшись, Квилецкий привычным движением одернул пиджак, будто был одет в офицерский френч, и направился в дальнюю комнату, где обычно отдыхал после вылазок.
Матвей распахнул окно, в которое тотчас вытянуло тяжелую табачную пелену. Боцман долго кашлял и нащупывал босой ногой потерянную под столом тапку. Кое-как обувшись, прикрикнул на засыпавшего Сашка:
— Полундра, салага!
— А? Чего? — испуганно встрепенулся малой.
— Встал и помог Гордею с посудой!
Глава седьмая
Москва
12 июля 1945 года.
— Ты пока, Саша, многого не знаешь. Может, к сожалению, а может, оно и к лучшему — в новое время со свежими мозгами и другим подходом, — приговаривал Старцев, роясь в выдвинутом ящике рабочего стола. — В годы войны преступность в Москве распоясалась так, что не продохнуть. Самый пик ее пришелся на сорок четвертый — аккурат на начало моей следовательской карьеры. Это был кошмар. Дежурному поступали звонки буквально каждые десять-пятнадцать минут. Убийства, с оружием, сам знаешь, в то время проблем не было, квартирные кражи, грабежи магазинов, баз и складов железнодорожных орсов…
Часа полтора назад сотрудники собрали ужин: сладкий чай с белым хлебом, который постепенно стал появляться на прилавках магазинов. Иногда кто-то из офицеров оперативно-следственной группы разживался тушенкой или рыбными консервами, и тогда ужин превращался в настоящий пир. Из-за сохранявшегося дефицита продуктов столовая Управления работала всего два часа — от полудня до двух, обеспечивая сотрудников одним лишь обедом. И если кому-то доводилось задерживаться на рабочем месте, что случалось довольно часто, то ломоть хлеба с кусочком ароматного мяса или рыбы приходился как нельзя кстати.
…Все злачные места столицы в сорок четвертом кишели блатными, — продолжал рассказывать Старцев. — Самым криминогенным местом считался Тишинский рынок, второе место уверенно занимала Марьина Роща. Далее шли Вахрущенка и Даниловская застава. Мы регулярно туда наведывались, у меня до сих пор в памяти картина этого скопища человеческой нечисти…
Васильков не сидел без дела. Понимая сложность порученного группе расследования, он сам попросил товарища подкидывать ему посильные поручения, что тот и делал. Сразу после ужина Старцев положил перед ним материалы по многочисленным столичным скупщикам.
— Держи, — сказал он. — Это первый боевой приказ.
— Что я должен сделать?
— Прежде всего, внимательно изучи материалы — в будущем они тебе пригодятся. Затем составь список барыг, которые предпочитают скупать не простые золотые вещицы, а старинные, в том числе имеющие музейную ценность. Мысль ясна?
— Ясна, — улыбнулся Васильков и достал из нагрудного кармана карандаш.
— Появятся вопросы — спрашивай, не стесняйся.
* * *
Кабинет, где трудились опера и следователи Старцева, представлял собой большое помещение в форме прямоугольника с крохотным закутком в дальней от двери торцевой стене. Вдоль трех окон, рамы которых были обильно покрыты бежевой замазкой, стояли рабочие столы рядовых сотрудников; начальственный стол размещался особняком под портретами Сталина и Дзержинского. По всему периметру кабинета высились деревянные шкафы вперемешку со стальными сейфами, а в «столовой» (как офицеры в шутку называли маленький закуток) находился старый кухонный стол с алюминиевыми кружками, ложками, стеклянной баночкой с сахаром и завернутым в газету хлебом. Здесь же лежали старая глиняная солонка, деревянная разделочная доска для резки хлеба и одна-две луковицы.
Некоторое время в кабинете было тихо. Старцев рыскал по хранившейся в шкафах картотеке, стопка папок на его столе постепенно росла. Васильков вчитывался в пожелтевшие листы документов, скрепленных скоросшивателем в нескольких картонных папках с общим названием «Скупщики Москвы и ближайшего Подмосковья».
Внезапно тишину нарушил пронзительный звонок телефона. Прервав свое занятие, Иван поднял трубку.
— Майор Старцев у аппарата, — представился он. Через мгновение его густые темные брови сошлись над переносицей, тонкие губы плотно сжались. Выслушав вопросы, он доложил: — Делаем все возможное, товарищ комиссар, но результатов пока маловато. Свидетелей и пострадавших опросили, улики проверили, получили результаты из баллистической лаборатории и объехали пошивочные мастерские с образцами тканей снятых с бандитов мундиров. Да… к сожалению, ничего, Александр Михайлович. Стараемся… Так точно, товарищ комиссар, оперативники и следователи группы продолжают работу. В данный момент мой заместитель капитан Егоров производит повторный осмотр трупов, а капитан Бойко отправился по автомастерским. Да, по поводу автомобилей, на которых бандиты подъехали к грузовому перрону. Понял. Понял, товарищ комиссар.
Положив трубку на аппарат, Старцев вытер рукавом выступившую на лбу испарину.
— Начальство? — поинтересовался Васильков.
— Да, комиссар Урусов. Александр Михайлович. В общем, извиняй, Саша, но ночной отдых сегодня отменяется. И, наверное, завтра тоже. Я тебя предупреждал: подобное в нашей службе практикуется часто.
Васильков пожал плечами:
— Надо, так надо. Не впервой.
— А ты чего такой потерянный? — заметил Иван.
Помявшись, тот признался:
— Валю должен был встретить после дежурства в больнице. Ничего, попозже позвоню, объясню ситуацию. Она у меня понятливая…
* * *
Прежде чем вернуться к бумагам, Старцев вытряс из пачки папиросу и, как обычно, постучал гильзой по костяшке указательного пальца.
Александр тоже решил сделать перекур.
— Ты начал рассказывать про Тишинский рынок.
— Про рынок? Ах да… — Иван похлопал по карманам пиджака в поисках спичек. — Как вспомню кровавые «подвиги» блатных в районе Тишинки, оторопь берет.
Васильков подал
