Опера и смерть - Вера Русакова
Это словесный фонтан изливался со скоростью, сильно затруднявшей восприятие, а между тем был захватывающе интересен.
– Умеет ли синьор стрелять?! О, мадонна! Да синьор Роберто неподражаемый стрелок, волшебный, лучше Вильгельма Телля! Он воевал под знамёнами Гарибальди! Он всех потрясал своей храбростью! Да я Вам покажу…
Тут толстяк замолчал и дал мне опомниться. Но не надолго: вскоре перед моим лицом замаячила открытая коробочка с бронзовой медалью «За воинскую доблесть». Я постарался изобразить изумление и восторг.
– Кого ещё? Синьору Терезу. Выдумал какую-то гадость, но она отказалась платить. Какую гадость? Не знаю.
– Есть ли у моего хозяина оружие? Да я Вам сейчас покажу…
У хозяина нашлись два превосходных револьвера, ничего общего не имеющих с дамской игрушкой, сыгравшей столь странную роль в этой истории. Я вспомнил, что не спросил об оружии синьору Ангиссолу.
– А Вашу хозяйку Паркс шантажировал?
Молодой слуга был явно шокирован:
– Моя госпожа – невинная девушка, она никогда не делала ничего плохого.
– А оружие у неё есть?
– Нет.
Он разговаривал с каким-то странным акцентом. Но мне было не акцентов слуг.
В коридоре я попытался осмыслить услышанное. В известном романе Дюма «Граф Монте-Кристо» есть прекрасная сцена, когда гостиничный слуга кричит: «подать карету ко дворцу»! Это грубая ложь, потому что подают дрянную телегу к дрянной гостинице, но ложь эта основана на правде: ведь транспортное средство подают к месту проживания. Насколько сильно приврал слуга в своих рассказах? Отчасти об этом можно судить по медали: никаких сверхъестественных подвигов этот Роберто, понятное дело, не совершил, иначе бы ему дали золотую медаль или Савойский военный орден. Но штабным писарям медаль «За воинскую доблесть» не вручают – значит, всё же участвовал в боях. Все англичане знают, что актёры и учёные – трусы и слабаки, но этот Кассини, наверное, был неправильный актёр. Или медаль у него фальшивая?
Ещё примечательно, что Паркс отказался драться на дуэли с этим Роберто, но дрался с майором Рейс-Морганом. Но это как раз понятно: одно дело – какой-то итальяшка, другое – английский джентльмен.
Затем я постучался в дверь номера, где обитали, согласно записи в гостиничной книге, «сеньор Октавио Ларраньяга с женой, сыном и служанкой». Почему «сеньор»? Он малограмотен?
В комнате находились две женщины: одна молодая, смуглая и скуластая, с замедленными движеньями; вторая – пожилая и толстая, с усиками над губой. На коленях у молодой лежал младенец. Она говорила медленно, не совсем правильно выговаривая слова, представилась:
– Донья Лус Пердомо де Ларраньяга. Моя служанка, Чечилия.
Она, наверно, из какой-то дальней провинции. И явно из низших слоев общества.
– Майор? Нет, не помню. Сеньор Паркс был у нас музыкант, играть на контрабас. Приятный человек.
Он улыбнулась.
– Он говорить: кто держит pet, тот хороший человек. У нас есть собака, а у доньи Рубины – кошка.
Симпатичный спаниэль как раз обнюхивал мои ноги.
– Вы дружили?
Лус Пердомо де Ларраньяга обдумала ответ.
– Наверное, да.
Неожиданно она оживилась:
– Почему Вы спрашивать? Он приехать?
– Нет. Он умер.
На этот раз я увидел живейший отклик: донья Лус ахнула и всплеснула руками, служанка вскрикнула и замахала руками, как мельница крыльями, хозяйка перекрестилась, служанка перекрестилась, сложила молитвенно руки и помянула мадонну.
– Почему?
– Его убили, – сообщил я. И бестактно добавил. – Майор Рейс- Морган.
Не успел я мысленно осудить себя за неуместную болтливость, как она была вознаграждена.
– Майор Рейс… Это он убить свой сын?
– Что?!!
Глава 11.
Рассказывает Пол Эверсли.
– Мы гулять с собака. Мой муж и я. Встретить Паркс с его friends. Нет, сначала Рубина, потом Паркс и friends.
Она, похоже, знала отдельные английские слова.
– Дон Артур плохо говорить о синьоре Ангиссола. Она брать деньги свой отец, он нищий. Died in povery…. In poverty, yes? I’m speak English badly. Донья Рубина говорить: I don’t believe. Friend говорить: майор Рейс убить свой сын.
Она подумала и добавила:
– Моя мать умерла, меня брать добрая женщина, сеньора Марта Ортис. Её муж был полковник Рийес. Он глядеть строго, но быть добрый. Я думать: Рийес был добрый, а Рейс злой.
Чушь какую-то она говорит.
– О, мадонна, какие ужасы вокруг, – вмешалась служанка. – С каждым днём всё страшнее и страшнее!
– А Ваш муж где? Спросил я. С таким знанием английского она способна всё что угодно переврать, поэтому желательно сопоставить её рассказ с рассказом другого человека.
– На сцене, – сообщила дама с гордостью. – Исполняет партию Надира. He is amazing!
– У моего хозяина прекрасный тенор, – опять встряла служанка. – И синьора выступала на сцене, хористкой, пока не стала матерью.
Тут у меня возникла идея. Конечно, расспрашивать слуг недостойно джентльмена, но я уже ступил на этот путь.
– Вы позволите, мадам, задать несколько вопросов Вашей служанке?
Кивок.
Служанка оказалась гораздо словоохотливее своей госпожи, и, кстати, говорила гораздо грамотнее.
– Луджи? Предан своему хозяину, но болтлив без меры, хуже бабы. Безусловно, честный, не ворует. Можно ли верить его словам? Наверное, можно, хотя может и приврать, просто так, ради разговора, прости господи.
– А Вы в хороших отношениях со служанкой синьоры Ангиссола?
– Лаурой?! Нет, конечно! Что госпожа, что служанка мне не нравятся. Она прекрасная певица, но ведёт распущенную жизнь, замуж не выходит, меняет любовников. Конечно, не молода, но у неё есть приданное, могла бы постараться, но не старается. У неё есть любовник, какой-то русский: он часто приезжает по своим делам в Италию и всегда встречается с синьорой Терезой, а когда они ездили в Россию, то она у него жила – меня тогда здесь не было, и хозяева мои в труппе не состояли, но мне рассказали. Но в отсутствие русского донна Тереза и другими мужчинами не брезгует. Мы сначала поехали во Францию, в Марселе и Париже были, в Кале, а потом сюда, так в Марселе хозяин гостиницы всё увивался вокруг донны Терезы, и она его у себя принимала.
– Чечилия, нехорошо так говорить, – мягко упрекнула её госпожа. Но прислуга уже разошлась:
– И безбожница она, прости господи! А Лаура берёт с неё пример, кокетничает с мужчинами, в церковь ходит два раза в год, дерзит старшим. Синьора Тереза живёт одна, про её родителей или родственников никто ничего не знает. Она как с неба свалилась, прости господи. Охотно верю всему, что говорит синьора Лус: такая особа вполне способна на непочтительность по отношению к старшим.
– Я не говорить, – уточнила бывшая хористка. – Дон Артур говорить.
– Родителям Лауры следовало бы иметь в виду, что ничему хорошему их
