Утятинский летописец - Евгения Черноусова
– Не морочь девке голову, Марья Игнатьевна, а то не посмотрю, что ты взрослая барышня и прутом выпорю!
Маша засмеялась, обняла старуху и понесла стакан с молоком наверх. В детской она с удивлением увидела отца.
– Почему дети без присмотра?
– Я за молоком на кухню ходила, Вася кашляет.
– Опять на прогулке не слушался?
– Я не знаю… самой неможется что-то… я и не выходила.
– Так с кем дети гуляли?
– Должно быть, с Софьей Анисимовной.
– Ладно. Дети, занимайтесь! И чтоб тишина! Марья, ступай за мной!
Недоумевая, Маша спустилась вслед за отцом по лестнице и прошла в его комнату.
– Федор Ионович оказал нам честь. Он просит твоей руки. Ступай и выслушай его.
– Но зачем?!
– Не говори глупостей!
– Но, папенька, с чего бы мне идти за него?
– Что тебя не устраивает?
– Да всё, папенька! Мы очень разные по возрасту, мы и незнакомы вовсе.
– Достаточно того, что я с ним знаком. И полно об этом.
– Я отказываю ему, папенька. Он… он старый, он небогат, он даже не дворянин!
– А вам, сударыня, граф нужен, как ваш прадедушка? Так покуда к вам на двадцать седьмом годочке вовсе никто не сватался. Что до дворянства, то Федор Ионович нынче ордена Святого Владимира удостоен, потому личное дворянство получил. Ступайте к вашему жениху и поблагодарите его за лестное предложение.
– Папенька, разрешите мне уйти в монастырь!
– Всё, Марья, я больше твои глупости слушать не намерен!
Маша поглядела на отца и поняла, что переубедить его невозможно. Сутулясь, она вышла. Прошла в гостиную и сказала поднявшемуся ей навстречу Микулину:
– Федор Ионович, папенька велел принять ваше предложение. Прежде чем вы его выскажете, я прошу вас меня выслушать. Давайте сядем.
Федор Ионович опустился в кресло, любезно Маше улыбаясь. Колыхнулась портьера на двери, ведущей в прихожую. Кажется, Софья Анисимовна даже не очень и скрывалась, а давала знать падчерице, что все будет доложено папеньке.
– Федор Ионович, мы с вами очень мало знакомы. Но, бывая у нас в гостях, вы могли убедиться, что здесь меня никто не любит, – жених протестующее поднял руки, но Маша остановила его. – Я же просила меня выслушать! О чем бишь я? О любви. Если девушку не любят, значит, чем-то она плоха. Не пожалеете ли вы, приведя в свой дом такую особу? Добавлю к тому, что и я здесь никого не люблю. Хотелось мне вам солгать, что имею любовника на стороне, да раздумала. Полагаю, что и это для вас неважно. Так объясните откровенно, в чем ваш интерес. Я немолода, некрасива, не очень умна, в главное, за мной приданого нет. И наследства никакого не предвидится. Папенька мой небогат, и знакомств полезных не имеет. Федор Ионович, я прошу вас отказаться от этой партии!
– Я понимаю, Марья Игнатьевна, что девушкам свойственна стеснительность, и правила приличия не позволяют дать согласие сразу…
– О господи! Вы меня слышите, Федор Ионович? Если бы я желала этого брака, то сначала выслушала бы ваше предложение, а затем начала бы кокетничать и кривляться. А я даю вам возможность не получить отказа. Скажите, в чем ваш интерес, и может быть, мы найдем его в другом месте?
– Марья Игнатьевна, оставим это, – перестав любезно улыбаться, сказал жених. – Я формально прошу вашего согласия выйти за меня.
– Я вас поняла, Федор Ионович.
– Так каким будет ваш ответ?
– Никаким. Ответ дал мой папенька. А моего согласия, видно, не требуется.
– И все же…
– Если я откажусь выйти за вас, полагаю, моя семья сумеет сделать жизнь мою невыносимой, – Маша выразительно взглянула на штору. – Софья Анисимовна, передайте папеньке, что мы с Федором Ионовичем сговорились. – И вышла, не дав возможности жениху встать, а мачехе отойти от двери далеко.
Через несколько дней она писала Ките:
«Представь себе, друг мой, я – невеста! А жених – тот самый нуда Фёдор Ионович, что щиплет за щёчку нашу смазливую горничную Наташу. Не перестал щипать и будучи женихом. Так что можешь представить себе ожидающее меня семейное счастие!
Впрочем, тебе наверняка уже всё известно. Ведь не далее как вчера я плучила письмо от тётушки Марьи Афанасьевны с поздравлением по случаю помолвки. Стало быть, всё давно уже решено было за моей спиной! Какой насмешкой звучат её слова: «Избранный тобой в супруги человек достоин тебя во всех отношениях. Бог да благословит вас вечною взаимной любовью».
Пыталась я заручиться поддержкой о.Василия, но он только разгневался. Про монашество сказал, что этим не шутят. Так что участь моя решена».
Свадьба была назначена через месяц. Фёдор Ионович предполагал выйти в отставку и переехать на жительство в Утятин. Он уже снял домик на Кузнецкой, «к сожалению, далеко от ваших родителей». «И слава богу», – мысленно ответила ему она.
После завтрака она оделась и ушла гулять. Была ранняя весна. Листва ещё не распустилась. День был ветреный и холодный. Маша долго ходила по Набережной, потом зашла в лавку Кузнецова и купила какие-то мелочи. Обслуживал её сам хозяин. Сочувственно поглядев на его мрачное лицо, она подумала: «Я тоскую, что просватали, а этот красавец – что отказали». Отогревшись в лавке, вышла на Дворянскую и ещё раз прошлась до Петропавловской церкви. Захотелось помолиться, но в этом храме она чувствовала себя чужой, предпочитая небольшую деревянную церковь Михаила Архангела, в которой служил отец Василий. «И маменькину могилку навещу», – решила она и пошла к мосту.
От кладбищенских ворот Маша, запрокинув голову, поглядела на церковный холм, на крест, чернеющий на фоне голубого неба, и поняла, что не сможет сегодня переступить порога храма. Не хотелось видеть отца Василия. На отца она не сердилась, понимая, что ему, не любящему дочери, незачем было её щадить. А вот священник относился к ней хорошо, и она обижалась, что он не хочет её понять. Маша повернула на тропинку, бегущую вдоль кирпичной ограды, и побрела к могиле матери.
Пока дошла, промочила ноги. «Вот бы заболеть и умереть». Но сидеть с мокрыми ногами было неприятно, поэтому, зайдя в могильную ограду, она присела на скамейку и разулась. Повесив мокрые чулки на почерневшие от дождей дощечки оградки, Маша вытянула на скамье ноги, накрыв их юбкой. Через разрывы в облаках иногда выглядывало солнце, и Маше даже показалось, что стало теплее.
– Здравствуйте, мадмуазель Тумбасова.
Маша вздрогнула и подняла глаза. За деревянной оградкой стояла какая-то смутно знакомая ей барышня. Господи, это же пепиньерка из пансиона! Как её Кита звала? Софочка!
– Здравствуйте, мадмуазель Котова.
– Зачем вы встали? Вы же босиком! Немедленно сядьте, как сидели. И ноги прикройте, а то заболеете.
– Мне бы хотелось заболеть… и умереть.
– Откуда такое
