Светозар Чернов - Барабаны любви, или Подлинная история о Потрошителе
– Нам придется общаться с тем духом, который откликнется на наш зов, – сказал Лиз. – Принесите, пожалуйста, небольшой столик. Надо что-нибудь полегче, чтобы духи могли двигать его.
Поляк взял столик, который он перед началом сеанса принес из столовой.
– Поставьте его перед камином, – попросил Лиз. – И погасите все свечи, кроме той, что на каминной полке.
Втроем они сели вокруг столика и положили на столешницу руки. Стол тут же неудержимо задребезжал. Поляк сердито посмотрел на Артемия Ивановича и тот скрестил руки на пузе. Спустя некоторое время стол вздрогнул.
– Ну вот, пошло, – сказал Фаберовский.
– Считайте толчки, – велел Лиз. – Сколько качаний, таков и номер буквы в алфавите. Как ваше имя?
Стол закачался.
– Первая буква «Джей», – объявил Лиз. – Мы готовы слушать дальше.
Стол затрясся дальше. Имя духа оказалось ДЖУБЕЛО.
– Какое мерзкое, – шепнул поляк Владимирову. – Напоминает надпись Конроя на Гоулстон-стрит.
– Нас интересует один единственный вопрос, – сказал медиум. – Скажи нам, каково имя Уайтчеплского убийцы?
Стол качнулся семь раз.
– Седьмая – это буква «Джи».
Стол затрясло, как вагон конки на стрелках.
– Двадцать восемь! – радостно воскликнул Артемий Иванович.
– В английском алфавите только двадцать шесть букв, – сказал Фаберовский. – Моим мнением, он качнулся двадцать два раза. То есть буква «Вэ».
– Нет, – уверенно сказал Лиз. – Стол качнулся ровно двадцать один раз, и буква будет «Ю».
– Меня одолевают некоторые сомнения, – подозрительно сказал поляк.
– Давайте спросим у духа, – предложил Лиз. – Ты качнул стол двадцать один раз, да?
Стол качнулся один раз.
– Буква «Эй», – объявил поляк. – То есть да или нет?
– У духов одно качание означает «да», – уверенно сказал медиум.
– Очко, – сказал Артемий Иванович. – Двадцать один раз.
– Значит, «ГА». Продолжаем.
Медиум вытер вспотевший лоб платком и опять положил руки на столешницу.
Стол накачал еще два раза по двенадцать.
– Получается «ГАЛЛ», – возгласил медиум. – Доктор Галл!
– Вы в своем уме?! – вскричал Фаберовский. – Доктор Галл – личный врач королевы Виктории!
– Это какое-то сумасшествие! – поддержал его вскочивший и разом протрезвевший Владимиров. – Нет, мы не можем на это согласиться! Личный врач королевы – Потрошитель! Да это ж курям на смех!
– Простите, сэр, но вы со своими духами перешли всякие границы приличия! – сказал Фаберовский, вставая. – Идите лучше в полицию. Может, они вам поверят.
– Я уже был и в Эйч-дивизионе, и у майора Смита из полиции Сити, и у комиссара Уоррена. И все говорят мне, что я идиот и ненормальный.
– Честное слово, они правы. После того безобразия, что вы здесь учинили, я не могу больше принимать вас в своем доме!
– Что же мне делать?
– Одеться и уйти подобру-поздорову. Не вынуждайте меня применить силу. Ведь вы джентльмен, пусть и сумасшедший!
Доктор Лиз испуганно засобирался и быстро ретировался.
– Вот видите, что говорят духи, пан Артемий, – сказал Фаберовский, провожая медиума взглядом из окна, пока тот бежал от крыльца до калитки. – Они тоже уважают за Потрошителя врача. Дался же всем врачебный опыт убийцы! Ну и что с того, что Васильев – фельдшер?! Неужели он действительно потрошит их как-то по особому?
– Надо дать ему курицу для эксперимента.
– Между прочим, Лиз ушел, не получив ни фартинга. Сэкономленные деньги по праву принадлежат мне.
– Ну уж нет, делим их пополам! – возмутился Артемий Иванович.
– Между прочим, сеанс уже закончился, – закатывая рукава, сказал Фаберовский.
* * *Во вторник утром в доме у Фаберовского, решившего до полудня провести время в чтении газет и размышлениях о вечных вопросах жизни и смерти, появился инспектор Абберлайн. Газеты дали поляку достойную пищу для размышлений. Они сообщали о том, что в воскресенье Столичная полиция начала сплошные опросы, что Ласк написал в министерство внутренних дел письмо с требованием требуя пообещать прощение любому соучастнику, не задействованному непосредственно в убийстве, а «Таймс» возмущалась, что теперь, кажется, любой человек на улицах подозревает в убийствах каждого встречного, словно люди устроили между собой соревнование, кто первый донесет на своего соседа. Лондон предвкушал и втайне ждал новых убийств. Но приход Абберлайна навеял поляку такие мысли, от которых ему просто стало тошно и все, что писали газеты, сразу показалось пустым и ничего не значащим.
– Никак не ожидал увидеть знаменитого сыщика Абберлайна у себя в доме, – сказал Фаберовский, принимая у инспектора трость и котелок.
– Да, вот так, благодаря падкой на сенсации прессе скромный инспектор из Скотланд-Ярда становится известен всей стране почти так же, как премьер-министр или принц Уэльский, – покачал головой инспектор, снимая пальто и вешая его в прихожей.
– Это неизбежно, – Фаберовский провел Абберлайна в гостиную и усадил в плетеное кресло. – Согласитесь, инспектор, едва ли есть дело в британских уголовных анналах, похожее на это.
– На моей памяти, а я только в Ист-Энде прослужил целых четырнадцать лет, ничего подобного не было.
– Чем же я могу помочь торжеству правосудия? Опять уронить кому-нибудь на голову треногу с фотографическим аппаратом?
– В субботу с континента вернулся начальник Департамента уголовных расследований и лично взял на себя руководство делом. Вчера он получил сигнал от одного из добропорядочных граждан, подозревающих вас в причастности к Уайтчеплским убийствам.
– Доктор Смит? – спросил Фаберовский. – Совсем несчастный джентльмен извелся от ревности.
– Вы понимаете, что в любом случае я должен проверить его сообщение. Так что при ответе на мои вопросы прошу учесть, что все сказанное вами может быть обращено против вас.
– Я готов ответить на любой вопрос, инспектор.
Абберлайн встал, вернулся в прихожую и взял в кармане пальто записную книжку.
– Итак, где вы провели ночь с двадцать девятого на тридцатое сентября? – спросил он.
– Где и подобает приличному джентльмену. Тут, в постели у себя в спальной. – Фаберовский показал рукой на потолок. – И, замечу, сам, а не в компании миссис Смит, как то мыслит доктор.
– Это может кто-нибудь подтвердить? – инспектор взял карандаш наизготовку.
– Моя экономка, Розмари Диббл, живущая у меня дома, может подтвердить, что в то утро я был у себя.
Поляк дернул за звонок и вызвал служанку.
– Рози, этот джентльмен хочет услышать от тебя подтверждение того, что в ночь с двадцать девятого на тридцатое сентября я находился у себя дома.
Абберлайн отметил, что экономка у поляка весьма недурна собой и слишком молода для такого ответственного места. Но он не стал говорить об этом Фаберовскому.
– Мистер Фаберовский очень респектабельный джентльмен, сэр, он всегда ночует дома, – не моргнув глазом, соврала Розмари.
– Вопрос тот же, но в отношении ночи с восьмое на девятое сентября.
– Наверное, я покажусь вам неоригинальным, – хмыкнул Фаберовский, – но я провел ее там же, у себя в постели. Вы можете идти, Розмари.
Абберлайн заглянул в свои записи в книжке и сказал, внимательно глядя в лицо поляку:
– Доктор Смит утверждает, что десятое сентября вы провели в Уайтчепле.
– Я действительно ходил в полицейский участок на Леман-стрит справиться о ходе расследования, а потом пошел в «Корону», откуда вернулся до дому. Вы можете получить подтверждение у инспектора Пинхорна и мистера Ласка.
– Доктор Смит показывает, что вы были не один.
– Так, я был с моим другом, мистером Гуриным, торговым агентом, вы видели его на дознании по Николз.
– Это такой забавный толстый джентльмен? – припомнил Абберлайн. – Двенадцатого сентября вы опять ездили в Уайтчепл. – Он вновь заглянул в книжку.
– Я присутствовал на коронерском дознании в Рабочем Юношеском клубе. Вместе с вами. Как, впрочем, и тринадцатого, и четырнадцатого сентября.
– У вас хорошая память на числа, – заметил инспектор.
– Занятия коммерцией требуют доброй памяти.
– Тринадцатого сентября…
Фаберовский нахмурился и развел руками:
– То так, инспектор, грешен, тринадцатого сентября, в этот несчастливый день, мы с моим другом Гуриным ездили не только на дознание, но также в ресторан Симпсона на Стрэнде в компании двух очаровательных женщин: жены доктора Смита и его дочери.
– Девятнадцатого…
– На дознании в Юношеском клубе. И опять вместе с вами.
– Доктор Смит утверждает, что двадцать первого числа вы опять поехали в Уайтчепл, и что у вас имеются подозрительные связи с какими-то ирландцами.
– Что до ирландцев, то среди них у меня много знакомых, – сказал Фаберовский. – Но это еще ни о чем не говорит. Большая часть отдела в Скотланд-Ярде, занимающегося борьбой с фениями, тоже состоит из ирландцев, не так ли? А в Уайтчепле я в тот день не был. Мы с Гуриным ездили развлекаться в тот самый ресторанчик Симпсона на Стрэнде. А для чего вдруг, позвольте спросить, в Скотланд-Ярде заинтересовались моими знакомствами с ирландцами?
