Золото Джавад-хана - Никита Александрович Филатов
И только после этого, по команде господ офицеров, раскатистым залпом ударили по наступающим персам солдаты, укрывшиеся за повозками. Тотчас же все вокруг исчезло в пороховом дыму и в облаках пыли, поднятой вражеской конницей — и совершенно отчетливо стали слышны крики раненых персов, тягучее ржание, конский топот…
Склон кургана перед укрепленным лагерем с каждой минутой все более загромождался телами убитых людей и лошадей — настолько, что всадники, наступавшие позади, вынуждены были перепрыгивать через эти препятствия. К этому времени артиллеристы подпоручика Гудим-Левковича уже успели откатить оба орудия обратно на позицию и развернуть их в нужном направлении. Стволы быстро прочистили банником, смоченным в уксусе и воде, затем вновь навели их на цель, вложили и плотно забили заряд в канал ствола, воткнули в заряд быстрогорящую трубку…
— Пали!
В этот раз шквал картечи, опять угодившей в передовые ряды наступающей конницы, все-таки остановил и отбросил назад неприятеля, который предпочел укрыться за холмами.
Заговорили персидские пушки.
Стрелять им приходилось вслепую, издалека, поэтому поначалу огонь вражеской артиллерии не причинял русским особого вреда. Тяжелые пушечные гранаты и ядра, по большей части, вообще не долетали до линии обороны — в основном, они падали и разрывались чуть ниже по склону, подбрасывая над землею фонтаны пыли, осколки и оторванные конечности мертвых тел.
Потом персы все-таки перетащили свои батареи на более выгодные позиции, отчего их снаряды все чаще начали попадать на территорию лагеря. Появились убитые, раненые и контуженные взрывной волной. Одно ядро упало даже в табун офицерских и обозных лошадей, которых коноводы перед боем отвели на противоположный склон кургана, учинив продолжительный беспорядок среди покалеченных и перепуганных животных…
После двух или трех безуспешных атак своей конницы Пир-Кули-хан решил пустить в дело пехоту. Его солдаты двинулись в атаку, не соблюдая ни регулярного строя, ни воинского порядка — скорее, это была какая-то беспорядочная вооруженная толпа, в которой задние ряды просто-напросто напирали на тех, кто бежал впереди, не позволяя им остановиться.
Персидские пехотинцы не имели общей формы. Пожалуй, единственное, что их объединяло — это головной убор. Так называемая «каджарская» шапка представляла собой усеченный высокий конус из шкуры черного ягненка или барана, с маленьким суконным донцем, немного примятая спереди. Солдаты отпускали бороды, а волосы, брови и даже ресницы красили хной не реже одного раза в неделю. Просторные шаровары длиною до пят надевались ими под рубаху и были завязаны спереди: точно так же, как шелковые рубахи, они могли оказаться самого разнообразного цвета. Поверх сорочки и шаровар персы круглый год носили темный, стеганый архалук — нечто вроде камзола, перетянутого кушаком. Вместе с солдатами в атаку шли также и музыканты — пронзительные звуки флейт и удары больших барабанов, которые волокли на себе неторопливые ослики, предназначались для поддержания боевого духа и доблести персидской пехоты…
Впрочем, в этом бою пехотинцы не смогли одолеть и половины расстояния до вершины холма. И напрасно ее командиры своим собственным личным примером, свирепыми воплями и ударами сабель не раз и не два предпринимали попытки заставить солдат возвратиться, чтобы возобновить атаку. Пройдя медленным шагом какое-то расстояние, постреляв для порядка по сторонам и потеряв от картечи и пуль еще несколько десятков человек, персы снова и снова откатывались назад, на безопасное расстояние.
Тела убитых воинов персидской армии плотным, пестрым ковром усеяли подступы к русскому лагерю. Увидев это, Пир-Кули-хан отдал команду прекратить наступление в пешем строю и приказал опять отправить в бой немного отдохнувшую, зализавшую раны персидскую конницу.
…Ожесточенные атаки следовали одна за другой до наступления темноты. Время от времени самым храбрым, умелым и самым удачливым неприятельским всадникам, группами в несколько человек или даже поодиночке, удавалось прорваться за ограждение, составленное из телег. И тогда против них приходилось сражаться штыками, теряя солдат и младших офицеров…
Ночью персам пришлось сделать вынужденный перерыв, чтобы собрать тела погибших, и Пир-Кули-Хан отвел войска на близлежащие высоты. Счет потерь у него давно уже перевалил за тысячу, однако и полковнику Карягину удержание позиции на кладбище обошлось едва ли не в половину отряда — сто девяносто семь человек убитыми и ранеными. В числе прочих геройски погибли командир второй роты, поручик из гренадер, два молоденьких прапорщика, полковой казначей и недавно назначенный адъютант с иностранной фамилией, которую мало кто в полку успел выучить и запомнить.
— «Пренебрегая многочисленностью персиян… — за несколько часов отчаянного боя Карягин до хрипоты сорвал голос, однако слова его были понятны и правильны: — … я проложил бы себе дорогу штыками в Шушу, но великое число раненых людей, коих поднять не имею средств, делает невозможным всякую попытку двинуться с занятого мной места…»
Зачитав до конца донесение, полковник Карягин обвел взглядом своих офицеров, собравшихся на развалинах древнего здания, которое в здешних местах называли дарбази или каради и которое было выбрано для помещения штаба. Сооружение это некогда представляло собой жилой дом, почти полностью вырытый в склоне холма, а его стены были выложены из бутового камня — с нишами для посуды и прочих вещей. От деревянного потолочного перекрытия почти ничего не осталось, и лишь опорные столбы еще продолжали поддерживать наполовину обрушенный свод. На земляном полу, прямо посередине Котляревский распорядился составить из досок и ящиков нечто вроде стола, чтобы установить на нем два горящих светильника.
— Господа офицеры, имеется еще несколько обстоятельств, которые нужно принять во внимание. Только что я получил известие от командира семнадцатого Егерского полка. Дмитрий Тихонович докладывает об окончательной невозможности для его отряда оставить Шушу и выдвигаться к нам на соединение. Со вчерашнего дня крепость полностью окружена и блокирована персиянами… — Прежде чем заговорить дальше, полковник Карягин выдержал некоторую паузу: — Более того, оказалось, что на обещанное подкрепление от карабахского хана также рассчитывать не приходится. По сообщению майора Лисаневича, этот сучий сын вместе со всей своей конницей переметнулся обратно, под руку персидского главнокомандующего. И теперь вместе с ним осаждает Шушинскую крепость…
В общем, этого следовало ожидать. Так что сообщение об очередном вероломстве союзников не произвело на усталых, измотанных офицеров особого впечатления.
— Сведения достоверные? — уточнил со своего места капитан Парфенов.
— К сожалению, да.
— Что же делать? — как-то очень по-детски спросил поручик Бобровский, заменивший убитого ротного командира.
— Именно для разрешения этого вопроса мы и собрались. — Павел Михайлович Карягин еще раз оглядел помещение: — Его сиятельство главнокомандующий князь Цицианов предписывает нам во что бы то ни стало отвлечь на себя
