И Паркер - Адская ширма
— Поскольку вы не припомните, чтобы у вас имелись враги, то тогда должна быть какая-то другая причина. Кто занял бы ваше место в случае вашего увольнения?
Акитада с интересом наблюдал, как его зять медленно переваривает эту новую мысль. Наконец на лице его забрезжило обеспокоенное выражение, и он сказал:
— Косэ был бы повышен в должности и занял бы мое место. Только я не верю, что он способен на такое. Вор, должно быть, попросту продал эти предметы. Хотя и это звучит ужасно. И как мне теперь очиститься от этой грязи?
— Это будет нелегко. Ну да ладно, я поспрашиваю в лавках. Разумеется, со всей осторожностью — иначе каждому станет ясно, что мы разыскиваем имперские ценности. — Акитада нашел чистый лист бумаги и писчие принадлежности. — Вот, напишите-ка мне здесь перечень этих предметов.
Тосикагэ с готовностью бросился исполнять просьбу.
— Благодарю вас, мой дорогой Акитада, — затараторил он, протягивая ему готовый список. — Разумеется, я верну вам все до последнего, если вам придется выкупить эти предметы. — Он вдруг нахмурился и замолчал. — Надеюсь, они не обойдутся вам слишком уж дорого? Как-никак все это сущее старье.
«Ох уж этот Тосикагэ!» — снова подумал Акитада, а вслух сказал:
— Все зависит от продавца и скупщика. Я долго был в отъезде. Кто у нас сейчас покупает подобные вещи для перепродажи?
— Если вы имеете в виду торговлю стариной, то мне известен только Ничира. Его лавка расположена рядом с восточным рынком. Только из меня плохой знаток этих дел — ведь я не любитель сорить деньгами ради всякой чепухи. А что касается частных собирателей, то тут может быть кто угодно. Например, все Фудзивара обладают солидным достатком, и некоторые из них владеют знаменитыми вещицами. Канэсукэ, к примеру, и Мититака, и, конечно же, советник-кампаку[5]. А еще князь Акимото. Но вы же не можете наведаться в дом к таким людям.
Акитада покачал головой:
— Нет. К таким солидным людям, конечно, не могу. А вот пройтись по лавкам скупщиков и торговцев стариной вполне мог бы. Для начала этого будет достаточно. А вас я пока попрошу доложить начальству о пропаже и предложить провести полную перепись.
Тосикагэ неохотно, но все же пообещал. Акитада собирался сменить тему разговора на более приятную, когда вернулась Акико.
— Матушка желает видеть тебя, Акитада, — сказала сестра.
Еще больше впав в уныние, Акитада поднялся и направился в покои матушки. Рядом с ворохом одеял, укрывавших хрупкое тело, сидела Ёсико. Госпожа Сугавара вперила в сына сверлящий мерцающий взгляд. Ее бледное лицо полыхало неестественным румянцем.
— Надеюсь, ты не ходил отмечаться в государственную инспекцию в таком виде? — спросила она.
Акитада уныло оглядел свой наряд. И почему он не догадался переодеться перед посещением матушки? Извиняющимся тоном он сказал:
— Боюсь, так оно и было. Видишь ли, я не взял с собой никакой подобающей одежды, а ты настояла на том, чтобы я отправился туда незамедлительно.
Нарочито громко вздохнув, госпожа Сугавара отвернулась.
— Нет, ты просто невыносим! — простонала она. — Ты сделал это мне назло! Ты явно желаешь мне смерти и надеешься приблизить ее, позоря меня на людях. Ступай прочь! У меня нет никаких сил смотреть на тебя.
Выйдя в коридор, Акитада перевел дух, пытаясь унять внезапно подступившую дурноту, перевернувшую все нутро. Он напомнил себе, что матушка старая женщина да к тому же сломлена недугом. Возможно, она говорит такие слова не со зла, и не следует принимать их близко к сердцу.
Но все логические доводы оказывались бесполезными. Его терзали злость и горечь — ведь он так спешил домой в надежде найти примирение с единственной своей родительницей, прежде чем смерть разлучит их навсегда.
К Тосикагэ и своей замужней сестре он возвращаться не стал, а отправился к себе в комнату, где просидел до наступления ночи, глядя на темный сад, пока не пришла Ёсико.
— Тосикагэ с Акико уехали, — сообщила она и тут же прибавила: — Ты сидишь без света. — Бесшумно проскользнув по комнате, она зажгла лампу и принесла ее ему, потом присела рядышком в ожидании. Но, видя, что Акитада не склонен к разговору, она спросила: — Ты поешь чего-нибудь, если я составлю тебе компанию?
Он посмотрел на ее худое, осунувшееся лицо и вдруг остро ощутил свою вину.
— Ну конечно. — Он с трудом улыбнулся. — Пожалуйста, составь мне компанию. Я ненавижу есть один.
Они разделили скромную трапезу, а потом Ёсико, поборов нерешительность, сказала:
— Тебе, возможно, вскоре придется снова явиться ко двору. Так вот я вспомнила, что у нас есть добрый кусок темно-синего шелка. Позволь мне сшить тебе новое платье. Я хорошо управляюсь с иголкой.
Акитада был тронут до глубины души.
— Спасибо, сестричка. Это отличная мысль, но ведь это может сделать кто-нибудь из слуг.
— У меня лучше получится. Я сшила платье для Акико.
Акитаде припомнился элегантный наряд другой сестры.
— Неужели это ты? Какая красота! А я и понятия не имел о твоих талантах. — Его вдруг осенила хорошая мысль. — Если я завтра куплю шелка, ты сошьешь два кимоно — одно для себя, а другое для меня?
Ёсико оглядела свой скромный наряд.
— Мне ничего не нужно. К чему переводить хорошую ткань на того, кто занимается домашним хозяйством и ухаживает за больным?
— Но мне будет приятно видеть тебя в нем, когда мы вместе сядем поесть.
Личико ее вдруг просияло.
— В таком случае я согласна. Спасибо тебе, братец.
На следующее утро Акитада отправился за покупками. Покидая дом под звуки монашьих распевов, он чувствовал себя так, будто бежит из темницы. Погода стояла теплая и солнечная, и даже оголенные ивы на улице Судзаку являли собой прекрасное зрелище на фоне прозрачного синего неба. Все живое в этом мире, казалось, умылось недавним дождем, даже простой люд на улицах выглядел на удивление опрятным. Широкая оживленная улица кишела пешеходами, бычьими упряжками знати и всадниками, спешащими по неотложным делам.
За красными лаковыми воротами городского божества он свернул направо — отсюда начинался деловой квартал столицы. Здесь разряженные торговцы смешивались с вереницами полуголых носильщиков, чьи спины гнулись под тяжестью ящиков и тюков. В этой сутолоке нет-нет да и проглядывал красный наряд городского стражника с перевешенными через плечо луком и колчаном, его бдительный взгляд, не зная устали, высматривал в толпе неугомонных карманников.
Возраставшие толкотня и шум подсказывали Акигаде, что он приближается к рынкам, и он свернул на улицу, где располагалось множество лавок и магазинов и где торговали шелком и предметами старины.
Лавку Ничиры он нашел почти сразу же. Ее выбеленные стены и просторные витрины, украшенные резьбой по темному дереву, выходили на улицу. Вывеска при входе гордо гласила: «Сокровищница древностей Ничиры», однако дверь в лавку выглядела простенько. Переступив выложенный каменной плиткой порог, Акитада оказался перед возвышением из полированного дерева. Такой деревянный пол устилал все помещение торгового зала. Насколько он сумел разглядеть, стены здесь были сплошь увешаны полками, и все пространство занимали ряды приподнятых столов, а перекрещивающиеся проходы между ними все сходились к центру зала.
Неизвестно откуда вдруг возник тощенький паренек и, опустившись на колени, помог Акитаде разуться. Скинув и собственные гэта[6], он провел Акитаду на деревянный помост, низко поклонился и спросил, чем интересуется благородный господин.
Акитада хмыкнул, озадаченно озираясь. Все полки и столы были сплошь уставлены самыми разными предметами. Были здесь сотни крохотных коробочек и шкатулочек, тысячи миниатюрных глиняных и фарфоровых горшочков, на полках — статуэтки и маски, многочисленные пожелтевшие свитки, лампы, подсвечники, украшенные резьбой писчие принадлежности и жадеитовые печати, доски для настольных игр и музыкальные инструменты, предметы религиозного культа и бытового назначения.
— Можно мне взглянуть?
Приказчик поклонился и последовал за Акитадой. При более близком рассмотрении выяснилось, что все выставленные напоказ предметы оказались не такими уж древними, чтобы принадлежать имперской сокровишнице. В конце концов Акитада решил бросить это бесполезное занятие и, повернувшись к приказчику, напрямик спросил:
— А нет ли у вас какой-нибудь старинной лютни?
Приказчик снова отвесил ему поклон и повел его обратно к полкам. Здесь набралось порядка двадцати всевозможных инструментов, красивых и изящных, но ни одного по-настоящему старинного, такого, что мог бы оказаться лютней «Безымянной». Хмурясь, Акитада сказал:
— Нет, нет, все это слишком простенько. А нет ли у вас чего-нибудь действительно стоящего? Какой-нибудь старинной лютни?
