Элизабет Питерс - Улица Пяти Лун
Проклятье! Ну надо же так попасться! За этой смазливой наружностью и показной грубостью таился острый ум. Англичанин элегантно и непринужденно загнал меня в угол. Мой маневр с лампой его не обманул: он прекрасно понял, что означало поведение собаки. Конечно, этот тип не мог быть уверен, что именно я наведалась ночью в магазин, но подозрения у него, несомненно, возникли. И если я откажусь назвать свое имя, подозрения сменятся уверенностью. Более того, с него станется устроить за мной слежку. Будь я на его месте, так бы и сделала. В любом случае он скоро узнает мое имя, так что врать нет никакого смысла. В конце концов, я не профессионал и вряд ли сумею улизнуть от безымянного соглядатая, который наверняка будет выглядеть так же, как и любой другой римлянин. Единственный разумный выход — правда. Может, моя искренность развеет подозрения этого типа?
Представляясь, я хлопала ресницами, хихикала и застенчиво вертела бедрами, словом, давала понять, что приняла его вопрос за предложение познакомиться поближе. Англичанин в ответ на мой спектакль выдал свой — утрированная пародия на мужское самомнение. Он разве что усы не подкрутил, да подкручивать было нечего. Я бы непременно расхохоталась, не растеряй к тому времени все свое чувство юмора. Ну не идиот ли?! Вообразил, будто дамочка, которая только что валялась на полу, дрыгая ногами и вопя как резаная, станет строить ему глазки!.. Впрочем, что взять с мужчин, все они одним миром мазаны. Да и я не виновата, что в любом виде способна разить наповал.
По дороге к пьяцца Навона я как следует подумала, и мое тщеславие слегка завяло. С какой стати я вообразила, будто англичанин клюнул на мои прелести? Да эта холодная камбала вполне могла разыграть ответный спектакль, лживый от начала до конца. Я вздохнула, но тут же снова преисполнилась надежды. Такой уж характер — отчаяние не для меня. В конечном счете этот эпизод вовсе не был катастрофой. Вполне возможно, даже наоборот... Ведь мое расследование зашло в тупик, а теперь преступникам придется самим сделать ход.
И я была права! Во всем, кроме одного. Я полагала, что проверять меня они станут день-два, и немедленных неприятностей не ждала. Уж точно не раньше наступления темноты. А эти негодяи схватили меня на Римском форуме, прямо под носом у тысяч туристов.
Глава третья
Мне снились спагетти. Когда я проснулась, то во рту еще чувствовался вкус чеснока. Вскоре я обнаружила, что чеснок тут ни при чем: вкус исходил от тряпки, которой был заткнут мой рот. Мне не только заткнули рот, но и глаза завязали, спеленали запястья и лодыжки. Я не могла двинуться, я не могла видеть, я не могла орать, да и дышать было не очень-то легко. Чеснок мне нравится, но только не в виде грязной тряпки.
Голова раскалывалась, в желудке неприятно посасывало, в основном, наверное, от страха, но, возможно, и от того снадобья, которое в меня впихнули.
Именно повязка на глазах повергла меня в панику. Однажды, лет в двенадцать, я убежала из дома и забралась в пещеру, которую отыскала среди холмов. Проснулась я в кромешной тьме и целую минуту не могла понять, где нахожусь. Это был настоящий ужас. До сих пор снятся кошмары. А сейчас все было еще хуже: на этот раз я точно знала, что во мраке таится опасность. Какое-то время я старательно корчилась и извивалась, пытаясь вырваться из пут, — не знаю уж, как долго, мне казалось, что целую вечность. Потом успокоилась и взяла себя в руки. Так я только ухудшу свое положение, а моя единственная надежда заключалась в том, чтобы не терять голову.
Я прекрасно сознавала, что со мной случилось, но никак не могла взять в толк, как мерзавцам удалось схватить меня. Последнее, что я помнила, — это солнечный свет на изъеденной ветром и временем единственной колонне Фоки[11] рядом с ростральной трибуной, солнечные зайчики на чудесной триаде храма Диоскуров. Темные сосны и кипарисы Палатинского холма чудесно оттеняли величавые руины.
Палатин... Да, именно так... Я забралась на холм по мощеному склону, к самым развалинам императорских дворцов... А после пустота...
Я заставила себя вернуться к началу событий.
Выйдя из антикварной лавки на улице Пяти Лун, я пообедала в одном из уличных ресторанчиков на пьяцца Навона. За соседними столиками сидели исключительно туристы: молодая французская пара, яростно спорившая из-за денег; семейство громогласных немцев; несколько американцев со Среднего Запада, которые с такой жадностью поглощали спагетти, словно страдали дистрофией, чего о них сказать никак нельзя. Я могла поклясться, что за мной никто не следил. Площадь, как всегда, была забита народом. Знаменитые Реки, создание великого Бернини, изливали свои воды, и несколько оборвышей с гоготом плескались в фонтане, пока не появился полицейский и не выгнал их оттуда. На другой стороне площади устремлялись в небо витые башни церкви Святой Агнессы. По кругу площади с ревом неслись машины и мотоциклы, напоминая о гонках римских колесниц по стадиону Домициана в старые недобрые времена. На месте античного стадиона теперь площадь, но дух скорости все еще витает здесь.
Покидая ресторан, я внимательно оглядела пешеходов, но, увы, как и ожидала, никого подозрительного не увидела. Это вовсе не означает, что меня никто не преследовал, — разумеется, преследовали. Меня всегда преследуют... Один коротышка, который едва доставал мне до плеча, семенил по пятам целых полмили. И всякий раз, когда я оглядывалась, физиономию его искажал кошмарный оскал, — должно быть, бедняжка считал свою гримасу неотразимой улыбкой. У этого обожателя имелся соперник — парень на мотороллере. Он катил за мной несколько кварталов и непрерывно вопил какую-то бессмыслицу. «Что скажешь, детка?» — по-моему, так. В конце концов он врезался в толстого полицейского, который и пресек его ухаживания.
Да уж, знаменитая итальянская пылкость дает отличный предлог для слежки за одинокой женщиной. Но все мои воздыхатели отстали после того, как я купила билет на Римский форум.
Я отправилась на Форум, потому что это практически единственное место в Риме, открытое в середине дня. Кроме того, среди руин можно найти уединенное местечко, чтобы посидеть в тиши и составить план дальнейших действий. Увы, такая же мысль посетила еще кучи людей. Форум был переполнен желающими пожариться на послеполуденном солнышке.
Поэтому я и полезла на Палатинский холм — в поисках тени и уединения в этом лабиринте из развалин. На Палатине находилось самое первое римское поселение, и с тех пор там все время что-то строили. Вот я и заблудилась. Да кто бы не заблудился? Так что я понятия не имела, где нахожусь, когда меня схватили. Низкие стены из крошащегося кирпича и какие-то чахлые кустарники — последнее связное воспоминание, если не считать мелькнувшее угрюмое смуглое лицо и укол в плечо. Набравшись наглости, они вполне могли оттащить меня вниз у всех на виду. Публика наверняка бы решила, что вот еще кого-то хватил солнечный удар...
Итак, с тем, как я сюда попала, все ясно; теперь неплохо бы выяснить, где нахожусь. Из всех чувств в моем распоряжении остались только слух и обоняние. Я энергично втянула в себя воздух. Без толку: кроме запаха чеснока, ничего не унюхала. От ушей поначалу было не больше пользы, но вскоре послышался скрежет. Замок! Кто-то открывает замок...
Я замерла, постаравшись принять ту же позу, в какой меня бросили. Судя по звукам, я лежала лицом к двери комнаты... или шкафа... или погреба... в общем, неважно. Вслед за скрипом двери мужской голос произнес по-итальянски:
— Она еще спит. — Странный выговор, похож на грубый римский диалект, только еще более неотесанный.
Затем раздался смех, омерзительный смех, от которого по спине у меня побежали мурашки. Другой голос сказал нечто такое, что я не решаюсь повторить. Ключевого, слова я, правда, не поняла, — наверное, какой-то местный жаргон, — но смысл был более чем прозрачен.
— Нет, — с сожалением возразил первый. — Это запрещено. Ее нужно лишь допросить.
— Такую красотулечку я допросить не откажусь, — снова захихикал злодей номер два.
До чего ж противный смех. Воображение услужливо нарисовало портрет весельчака: низенький, коренастый, с жирными черными волосами и ртом, как у жабы, — широким, безгубым и слюнявым.
— В конце концов, — добавила «жаба», — кто об этом узнает и кого это волнует? Говорить она от этого не разучится, ведь так, Антонио?
Некоторое время они обсуждали эту животрепещущую тему. Я с большим интересом внимала их спору. Наконец ушли. Ф-фу... Впрочем, рано радоваться: Антонио хоть и не соглашался с коротышкой, но голосу его недоставало убедительности. Странно, меня гораздо больше беспокоил именно он, а не безымянный похотливый напарник. Ладно, всему свое время... Если они решат-таки «допросить» меня, я забуду обо всех правилах приличия и завизжу так, что у них барабанные перепонки лопнут. К чему корчить из себя героиню, правда? Господи, до чего же мерзкий голос у этого похотливца...
